Интервью с Маргаритой Глузберг.

212

Как вы оказались в Лондоне?

Мы иммигрировали. Мой отец – писатель Зиновий Зиник,он иммигрировал в 70-ые годы, и потом я с матерью приехала в 79-ом году. Он уже работал на BBC, на русской службе, поэтому нас пустили сразу в Лондон, то есть нам не надо было ехать в Израиль или в Америку, а мы ехали как бы в Израиль или Америку, но мой отец встретил нас в Вене. И вот мы пошли в английское посольство, и нам дали визы,наверное, потому что он работал на BBC. Помню,мы вышли из самолета в Вене, и в аэропорту была два эскалатора: направо и налево, а в середине были ступени. Справа – в Израиль, слева – в Америку, а посередине стоял мой отец. И так я попала в 1979году в Лондон, мне было 10 лет. Образование в плане искусства было английское. Но всегда была жизнь семейная. Русские писатели, художники всегда меня окружали.

То, что вы провели свое детство в Москве, как-то отразилось на вашем творчестве?

Я выросла в Москве, ходила в школу и так далее. Во время Брежнева, во время полного отсутствия вещей, моего двоюродного брата арестовали за то, что он торговал западными джинсами у ГУМа. Я помню желание: мне хотелось каких-то предметов, жвачки, джинсов. Звуки иностранной музыки. Все время было ощущение, что чего-то хочется, что чего-то не хватает. С одной стороны,отсутствие потребительства, а с другой стороны желание. Эта тема осталась со мной, и очень важна в моем искусстве. Сюжет моего искусства – отсутствие чего-то, чего тебе очень хочется.
Мне кажется, еще и определённая техника у меня осталась. Это может быть какое-то начало модернизма, не знаю, идея того, что художник может работать делать ткани, дизайн, живопись, моду, идея «баухауса» и в каком-то смысле конструктивизма. И есть элементы буквально технические: идеи производства, выполнения искусства – они в каком-то смысле очень связаны с Россией. Может быть, такой социалистический подход к искусству (смеется).

А то, что ваш отец работал в журналистике, как-то проявилось? Например, отсылка к газете «Правда»?

Да, Правда-Прада. Но это скорее не к журналистике, а к масс-медиа в целом. Все мои идеи в каком-то смысле связаны с модой, с магазинами, с рекламой. Когда я приехала в Англию, первое что меня поразило – это реклама по телевизору. Я могла сидеть бесконечно и смотреть рекламу. Ивсех раздражало, что вот идет фильм и прерывается рекламой, а для меня это было наслаждение. Мне кажется, масс-медиа очень важный элемент в моем творчестве.

Вы знаете художника Доменико Ньоли?

Да-да, я знаю. Я узнала об этом художнике год назад. У меня была выставка в Милане в галерее Zonca&Zonca. Жиан Франко Зонкаспросил меня:«А вы знаете работы Ньоли?» И показал мне их. У него было очень много каталогов, потому что он работал с художниками его поколения. И я была очень поражена. Детали волос, детали рубашки, или, может быть, брюк, костюма. И он стал для меня важным художником. И это очень интересно, что вы заметили, потому что никто о нем особо не знает в Лондоне. Я очень люблю, когда находишь искусство, о котором ты не знаешь, а в котором 40 лет назад кто-то работал по-другому, но с идеями, которые тебе очень близки. У меня есть рисунок полосатого костюма, как символ сити, моды, банкиров.Знаю, что у него тоже есть картины, которые просто изображают детали костюма.

Как вам удается совмещать традиционную живопись с фильмами, инсталляциями, перфомансом?

Для меня это очень натурально, у меня нет проблем совмещать. Я работаю с идеями. Я как бы нахожу материальную манифестацию сюжета. У меня есть сюжет, идеи. Я не начинаю с чего-то физического, я не начинаю с холста. Идеяможет вылиться в картину, а может – в черно-белые диапозитивы или перфоманс. Идея находит свою форму.

Говоря об изобилии и избытке, вы имеете в виду идеи Батая?

Для меня это очень важный философ. Он возник в моей жизни уже очень давно. Когда я была студенткой в Королевском колледже, мой близкий друг писал диссертацию по Батаю. Я считаю, он очень интересный философ. Есть его экономические книги, например, «Visionsofexcess», где изложены его теории об избытке и потреблении. Потребление и употребление в пищу – очень важные темы. А также его идеи о ритуале и жертве.Чрезмерное употребление сродни религиозному жертвоприношению. Я играю с этими идеями.

Одна из ваших последних серий посвящена блюдам Алена Дюкаса. Получается сложная цепочка: люди желают еду на своих тарелках, вы желаете фотографии еды как объект для ваших картин, а коллекционеры желают сами картины.

Да-да-да. Живопись, масло на холсте, картина – это самое то, что продается, картина – это главный предмет торговли. Я хотела, чтобы эти блюда были черными, лаковыми, как будто там черное и блестящее, это буквально цвет упаковок косметики«Шанель». Очень важна эта черная краска. Я не фотографирую сама, я нахожу эти фотографии в блогах. Люди бесконечно фотографируют эту еду, и она разбросана по всему интернету. И когда ты смотришь, ты не очень понимаешь, что это на самом деле. И я из этого делаю символическое блюдо, которое я на самом деле не понимаю. Что это, как это и как это работает? И потом это становится товаром опять.

Вы учились в Королевском колледже, а теперь там преподаёте?

Я вообще давно преподаю. Я преподавала и в Голдсмит, ив Челси, и в Королевском колледже последние несколько лет. У меня там очень интересная работа, называется«ResearchTutorinDrawing». Я не в определенном отделе, а в разных. Я буквально странница в этих отделах. Я подаю идеи. Это диалог со студентами в рамках семинаров или встреч с научным руководителем. Когда интересный студент, это не обсуждение того как сделать работу лучше, а более глубокая дискуссия о фундаментальных идеях искусства. Это последний колледж, где нет факультета «изобразительное искусство», а есть скульптура, литография, фотография, живопись. Ты выбираешь свою профессию, это очень традиционно.

Во время круглого стола в ICAо том, почему люди рисуют, вы сказали, что вы не живописец, и завидуете живописцам. Как вы себя называете в таком случае?

Я просто художник. Я иногда завидую некоторым студентам. И эта зависть выросла из-за того, что я преподаю в Королевском колледже, потому что там есть отдел живописи. Он привлекает художников, которые только работают с маслом и холстом. У них нет идеи, как идею воплотить: фильм, инсталляцию или что-то еще. Они знают, что у них есть холст и краски. А дальше можно идею разрабатывать. И нет какой-то шизофрении. Я не могу работать без шизофрении. Я не могу быть просто живописцем, но это иногда очень привлекает.

Расскажите о своем фильме для вашей предстоящей выставки«ParadiseRow».

Это не фильм, это слайд-шоу. Мне нравится, что это не цифроваясъёмка, а буквально фотография. Я придумала для этого проекта название «Consumystic», то есть потребитель и мистик в одно и то же время. Мне кажется, в витринах есть что-то ритуальное, магическое. У Батая есть идея ацефала, человека без головы, даже журнал такой был. Его идеи всплывают, когда видишь в витринах манекенов без голов. Сейчас я все время хожу по шикарным магазинам Лондона и фотографирую витрины. Я делаю как бы коллаж из диапозитивов. Это очень примитивно: просто свет на пленке. И это будет моя следующая выставка.

Автор интервью: Андрей Шенталь