Светит, но не греет

115

Павильонов в Венеции так много, что написать обо всех невозможно. Невозможным представляется даже составить «хит-парад» самых лучших, так как, чтобы посетить все события и претендовать на хоть какую-нибудь объективность, потребуется недели две. Поэтому в нескольких статьях я расскажу о том, что среди того, что я успел увидеть за четыре дня, мне показалось особенно важным или интересным.

Главный павильон

Темой биеннале в этом году стали так называемые «иллюминации». Куратор Биче Куригер имеет ввиду свет и все возможные коннотации этого слова: от творческого озарения до эпохи Просвещения. Арсенал и итальянский павильон, где расположилась основная экспозиция, – из разряда тех громадных выставок, где работ уже так много, что концепция полностью улетучивается или рассеивается, подобно широко-направленному лучу. «Иллюминацией» оказывается любая работа, использующая искусственный свет. Меня это лично заставило пофантазировать: если бы вдруг в Венеции по какой-то причине отключилось электричество и погасли бы все эти лампы (флуоресцентные, неоновые, накаливания, дневного света) и потухли бы видеопроекторы, то от концепции иллюминаций не осталось бы ровным счетом ничего, хоть и светились бы претенциозные работы Урса Фишера, где использованы настоящие свечи.
В целом выставка в главных павильонах во многом напоминает «возвращение к порядку» 80-х годов, когда реакционные кураторы вроде К. Йохимидиса и Н. Розенталя, призывали вернуться к прежним ценностям, то есть традиционным формам искусства. Видео-арт здесь возвращается к нарративности и даже занимается вполне осознанным цитированием 80-х (фильм Эмили Уордвил в духе Джармена), в скульптуре возвращается человеческое тело (Ребекка Уаррен), а одним из главных форм становится вполне традиционная абстракция. Но не стоит забывать, что название «ИЛЛЮМИнации» – это еще и игра слов, правда весьма нелепая. Куратор выделила слово «нации», подчеркнув само собой разумеющееся – интернациональность шоу. На этом месте я и перейду к национальным павильонам, которые намного интереснее экспозиции в Арсенале.

Великобритания

Находясь, в британском павильоне, никогда и не подумаешь, что находишь на выставке. Павильон внутри был полностью перестроен художником Майклом Нельсоном, и напоминает заброшенное здание, где иногда можно встретить следы жизни то ли бездомных людей, то ли призраков. Эта тотальная инсталляция Кабаковского размаха, где все продумано до малейшей детали и все кажется абсолютно аутентичным, как будто все вещи так и лежали тут уже несколько десятков лет. Не смотря на то, что эта работа о Стамбуле и его отношениях с Венецией, в контексте британского павильона, инсталляция предлагает совершенно иное прочтение. Эти заброшенные темные комнаты могут напомнить английскую готическую прозу, которая невероятно атмосферна, но абсолютна бессильна по-настоящему напугать зрителя. То же самое происходит и здесь. Когда зритель пугается хотя бы того, что не знает, как выбраться из этого здания, рядом оказывается смотритель, который начинает рассказывать о том, где находится выход, как осторожно надо спускаться по лестнице и, наконец, о том, как все это было сконструировано Майклом Нельсоном… И ощущение чуда пропадает.

Австрия

Увлекшись идеей яркого света, куратор биеннале совсем позабыла о резких тенях, которые по законам физики он должен отбрасывать. Австрийский павильон восполнил этот недостаток и сыграл роль тени, отброшенной лучом Биче Куригер. Маркус Шинвальд, художник мрачный и депрессивный, представил там не только свои живописные работы, но перестроил весь павильон, превратив его в аппарат, производящий игру света и тени: пространство режет взгляд четкими линями и острыми углами; все превращается в чередование белого и серого. Внутри этого помещения, изрезанного архитектурными конструкциями в стиле выставок 1960-х, представлена классическая живопись, видео-арт и скульптура. Гуляя по лабиринту, зритель постоянно наталкивается на портреты конца XIX, начала XX века, к которым Шинвальд аккуратно пририсовывал протезы и прочие загадочные аппараты с совершенно неясными функциями. По словам художника, эти устройства не имеют ничего общего с орудиями пыток, но скорее являются орудиями желаний. Мне лично это показалось прекрасной иллюстрацией к агамбеновской концепции «аппаратов», устройств, которые не дают современному человеку взаимодействовать с реальностью напрямую.
Художник переосмысляет апроприацию старого искусства современным также и в своих скульптурах. Когда, рассматривая пространство выставки, поднимаешь голову наверх, то под потолком обнаруживаются конструкции, сделанные из антропоморфных ножек Чиппендейловской мебели. Ноги, кстати говоря, – любимый образ художника (привет Пушкину) и главная тема павильона, пронизывающее все от видео-работ до архитектуры. Поскольку все архитектурные «интервенции» закреплены под потолком и не касаются пола, а проходы очень узкие и не позволяют посетителям разойтись, то зритель видит вместо посетителей только их ноги. Получается некий эффект множественности ног, как на знаменитой картине футуриста Джакомо Балла («Динамизм собаки на поводке»).