Афган-Кузьминки

220        0       

интервью с куратором проекта Кэти Чухров «Афган-кузьминки»
Андреем Паршиковым

Выбор такого пограничного формата связан с критикой «больших» проектов.
Тем не менее он в проходил в рамках «большого» проекта, пусть и в Спецпрограмме. Тебе как куратору важно это очевидное противопоставление?

Да, конечно. Просто мне как раз кажется такая критика более очевидной. Все хотят как-то вписаться в биеннале и всем проговорить свое метавысказывание. Это стало уже обычным делом, как почистить зубы: если ты куратор, ты что-то делаешь во время биеннале. Это уже происходит скорее по привычке, а не для того чтобы тебя увидела мифическая заезжая «западная» публика. В этот раз я хотел сделать что-то небольшое, и одновременно с этим уйти от выставочного формата, в том числе, по способу дистрибуции. Этот проект задумывался изначально для того, чтобы пройти в рамках биеннале.

Необходимость камерности или принципиальная элитарность двигали тобой при подготовки проекта в театре Док. 

По большому счету, ни то, ни другое. Скорее, «лояльность к бренду» Театра. Док, который является одним из немногих по-настоящему интересным в Москве. Я привык к этой площадке, другие театры по-прежнему пугают меня неизбывным нафталиновым запахом. Да, ты права, конечно, здесь нужна камерность, мы бы не смогли поставить этот эксперимент в Большом, разумеется. Ну а элитарность – это не слишком справедливое обвинение. Если бы у нас был дополнительный бюджет, мы бы могли это сыграть еще не один раз. Просто каждый раз стоит денег, к сожалению. И к тому же пока я не уверен в необходимости тиражирования этого проекта. Он сейчас есть на видео на опенспейсе, от начала до конца и даже больше, есть моменты, которые зрители в зале не видели, и это каждый может посмотреть.

Концепцией для художников явился сам смысл поэмы, получается ее автор в большей степени задала направление для участников нежели сам куратор. Что думаешь ? Символическое поле системы актуального искусства здесь заменено скорее театральными кодами. Здесь нет куратора, а есть режиссер, постановщик, сценарист. Какова тогда твоя роль ?

Концепцией для художников не явился смысл поэмы. Некоторые художники, возможно, ее даже не читали, и ее автор не задавала направления для участников. Все не совсем так. Когда я думал об этом проекте, у меня в голове, естественно, было выстроено метавысказывание, которое могло быть проговорено только с этими работами. Я просил конкретных художников предоставить конкретные работы, в этом проекте нет работ, сделанных специально, все это проект на основе готового и осмысленного материала. Символическое поле системы искусства здесь ничем не заменено, я не согласен с этим утверждением. Здесь сталкиваются две системы кодов, и сталкиваются искусственно, посредством насильственного монтажа, который выстраивает всю драматургию. Поэтому здесь есть и куратор, и режиссер, и соавторы этого, если можно так сказать, мета-перформанса. Сценаристами здесь были мы все: я, Ксения, Кети, Яков Каждан, Маша Черткова. Но на конкретном визуальном материале я настаивал, и, надо сказать, что по этому пункту мы быстро пришли к консенсусу.

Ты согласен с тем, что формат довольно тоталитарен. Зрителю как бы на блюдечке приносят яства. Он не волен выбирать, что смотреть, в отличие от больших проектов, где можно пробежать всю выставку и зацепиться только за интересное.

Да, я согласен. Абсолютно тоталитарен с одной стороны. С другой, это довольно комфортно, согласись, когда ты сидишь на стуле, а работы сами к тебе приходят, видео само меняется. Ты лишен необходимости выбирать, менять направление, ты просто сидишь и смотришь. Мне здесь как раз очень важно, что это выставочный проект во времени. Я очень много думал о репатриации времени субъекту, зрителю, и отчасти на основе этих размышлений пришел к такому довольно банальному выводу – задействовать время как ресурс проекта в большей степени, нежели пространство, это как раз принципиально.

Зрителями стали избранные и подготовленные или были люди, для которых эксперимент был на самом деле неожиданным ?

Ну конечно были. Были друзья, знакомые, вообще никакого отношения к искусству не имеющие. И здесь тоже есть свои плюсы и минусы. Когда мы заперли людей в зале, понятно было, что все, кто принадлежат к корпорации «Современное искусство», знакомы друг с другом, им комфортно, они могут предугадать реакции, подстроить свои эмоции, в общем, создать некий корпоратив, крайне благожелательный к проекту. А вот реакции зрителей из других корпораций менее предсказуемые, и отнюдь не всем «избранным» понравились. Мне кажется, так и должно быть.

А репетиция была? Художники сами выбрали момент своего выхода ?

Репетиции были, правда настоящий прогон в полной «амуниции» был всего один за полчаса до начала. Художники не выбирали время выхода, и, более того, кроме Глюкли, никто и не выходил. Работы носили наши друзья, которые имеют уже опыт участия в перформансах. Моменты выноса работ выбирали, опять же, я, Ксения, Кети, Яков, то есть, творческая группа проекта. Художники видели это на сцене впервые и ничего заранее не знали.

Поделись самыми яркими комментариями зрителей и участников ? 

Зрители разделились на два лагеря: некоторые хотели убрать искусство, некоторые мелодекламацию. Кто-то похвалил, сказав, что такой монтаж это очень интересно. Смешной комментарий Арсеньева, который сравнил это с авангардным театром (почему-то без конкретики, так как авангардный театр, разумеется, совсем разный), это, конечно, в нашем случае звучало довольно обидно, мы совсем этого не хотели. В целом, я был доволен, так как все зрители еще довольно долго стояли у входа на холоде и обсуждали. Мне кажется, это самая благодарная реакция, когда есть, о чем поговорить.

Будущее проекта ? Он был в Самаре, кажется. Как там все прошло ?

Проект был в Самаре, там мы ограничились выставкой и фильмом, так как проект не предназначен для галерейного пространства, но, возможно, мы его покажем еще где-либо, надеюсь, что, все-таки в театре. Мне было очень интересно работать с театром, я бы с удовольствием продолжал. Наверное, так и сделаем.