Если в Москве невмоготу

346        0       

В интервью Aroundart Аня Шестакова рассказала, как попала в Венскую Академию художеств, и в духе путеводителя для тинейджеров объяснила, как правильно действовать, если в Москве невыносимо скучно.

Аня Шестакова закончила Школу Родченко, два года проучилась в Высшей школе графического дизайна и поехала в Европу пробовать свои силы.

Расскажи, как началось твое путешествие?

Я побывала на первом в мире арт-реалити шоу в Литве, где стала селебрити с фанатами и хейтерами. Потом меня и всех моих друзей выгнали из шоу. Я уехала в Берлин, где каталась на велике с айподом, как все, и уже всерьез задумалась об отъезде.
Изначально я планировала поехать в Роттердам на эту программу, но на любую МА программу не поехать без бакалавра, что предельно логично.
Тогда бытовал миф, что русские справочки из Родченко или ВАШГД, да и откуда угодно, всегда можно «обналичить», превратить их в диплом, равносильный бакалавру. Так появилась задача получить бакалавра и действовать по ситуации.
Считается, что только в России не дают BA. На самом деле многие академии и университеты на западе не поддерживают эту систему, так что Россия ничем не провинилась в этом смысле. Как известно есть три варианта — Лондон, Нью Йорк и Берлин. Америка это дорого и далеко, Лондон это просто дорого, а Берлин — это дешево, и как я узнала это самое то для велика с айподом.
За бакалавром я поехала поступать в Берлин.
Выбрала курс «Искусство и медиа». По приезду у меня была встреча с представителем отдела по работе с иностранными студентами, которая сказала мне, что с моими справками все в порядке и дело за портфолио. А потом я встретила подружку и мы добросовестно «провисели» 5 дней. В итоге, документы я отправляла из Москвы службой DHL за 200 евро плюс 120 рублей за проверку DVD на таможне. Мои справки и документы институт не устроили. Мне пришло два разных ответа по почте с разными формулировками. Это тоже было немного странно.
Касательно того года и Берлина, мне очень нравился художник Оливер Ларик. Мы делали работу вместе. И вся его тусовка, и первый кураторский блог, это все казалось так круто. Я решила поехать учить язык на курсы немецкого в Берлин. В посольстве мне не дали визу, сказав, что мои данные не вызывают доверия. Так завершилась моя тинейжджерская лавстори с Берлином.

А как ты попала в Венскую Академию?

С Веной все получилось предельно случайно. Моя мама прочитала статью на OpenSpace «где учиться современному искусству в Европе» и активно давила на меня по поводу отправки портфолио. Портфолио я отправила за пять минут до дедлайна, меня пригласили на экзамены. Летом я совсем одна по туристической визе поехала в город Вену, сняла хостел. Приехала в Вену без брони в девять утра, все закрыто, хостелы переполнены, дождь. Я останавливаюсь в каком-то отеле, как из фильма «Сияние».
Система экзаменов там следующая:
Твое портфолио, как и портфолио всех подавших в этом году, смотрят все профессора и их ассистенты, выбирают те, которые им нравятся, чтобы назначить личную встречу. Чем больше у тебя личных встреч, тем ты круче, то есть у тебя больше шансов поступить.
Меня пригласили трое Амели фон Вульфен — фигуративная живопись, Павел Альтхамер — скульптура, Моника Бонвичини — скульптура. В общем, я отнеслась достаточно скептически ко всем троим, потому что не видела и минимальных точек соприкосновения.
Моника разговаривала в режиме: «Ну как делишки дорогая? Оу. У тебя тут какой-то интернет коммуникэйшон. Это не ко мне, но я поспрашиваю».
Я не очень понимала, что там она поспрашивает и у кого.
Через пол часа беседы с Альтхамером выяснилось, что портфолио мое он не видел, не очень понимает, о чем я говорю, не пользуется интернетом и
не имеет электронной почты. Все это берет на себя его ассистент.
А на фигуративную живопись, я думала, меня точно не возьмут. Поэтому я рассказывала, как ела ЛСД первый раз, как мне понравилось, что вот я
тут стикеры отсканировала — прикольно, рассказала про Москву, чем живет тусовка и все в таком духе.
Три дня даны на подготовку гениальной работы и индивидуальные встречи. Через три дня каждый индивидуально, по номеру, вызывается на ковер, где работу защищает. Через сутки, в 10 утра, твое имя в списке, ну или нет. Весь прикол в том, что в тот же день до 12 надо взять справку из деканата, что бы отнести ее в посольство в Москве. Еще сделать аккаунт в австрийском банке. Стоит уточнить, что не все западные учреждения также функционируют в биэй программе. Потом начинается процесс подготовки документов. Одна справка о несудимости делается три месяца, апостиль на школьный аттестат столько же, если не больше (из-за школьных каникул в летнее время).
Я подала документы 6 сентября, через 6 месяцев получила положительный ответ о получении вида на жительство в Австрии. Шесть месяцев, два из них я провела в Москве в перерывах между туристическими итальянскими визами. Со штампом о оформлении вида на жительство в паспорте, Испания и другие страны Шенгена вполне могут выдать национальную визу, поэтому мы искали нужное агентство и я, и все мои друзья, летали через Италию. Потом когда Венский магистрат дал добро, мне нужен был еще контракт о жилье, которого у меня не было. Разве что на несколько месяцев, а нужен на год. Необходимо три месяца в статусе без выезда из Австрии. Это смешно.

На тот момент мне было предельно сложно находиться в Москве. Среди всех, кого я знала, вообще не видела ни соратников, ни потенциальных соратников, вопрос коммуникации был очень остро поставлен. На протяжении последнего учебного года были Шульгин, Аристарх, Роман Минаев. С ними я общалась. Шульгин все время был в Лондоне. По интернету я общалась с Оливером Лариком и Дениелом Келлером из Эидс три дэ и занималась самообразованием. Ну, то есть я сижу в Берлине с Оливером и жалуюсь, что мне не с кем тусоваться, а он мне говорит: Аня ты преувеличиваешь, вот есть Лошадка, Вадик Мармеладов и Мерданчик.
Я знакомлюсь с Лошадкой, которой оказывается Илья Овечкин из Перми, который 11 лет в России не был и видимо не будет, встречаюсь с Мерданчиком, который работал в Афише дизайнером. Мармеладов вообще какой то мифический персонаж.
В общем, я устала биться головой о стену и подружилась с геями, наркоманами, стала снимать fashion на 35 миллиметров, прославилась на весь фликр дауншифтингoм по полной.
Снимать такую любительскую фотографию fashion было для меня протестом. Такой пафосный ход. Еще мне очень нравится феноменальная эмансипация русских женщин.
Мне кажется, это как-то не очень выбирать между двумя частными заведениями — Школой Родченко и ИПСИ. И это не очень, когда есть ЦДХ, Союз художников и весь вот этот треш. В общем, отсутствие системы образования! Самое страшное, что у меня масса знакомых, которые говорят: «образование это совсем не важно». Я считаю, что образование очень важно. На это надо тратить время и ни на что другое, потому что твой мозг это единственная защита. Чем быстрее ты усвоишь, что жизнь это боль, тем лучше.
Когда я училась в первом классе учительница сказала, что если не считать в уме мозг заплесневеет, сейчас мне кажется примерно так и есть.

15-минутная акция о критике организации выставок совместно с Josip Novosel 

Расскажи про учебу там.

Первый год я училась в классе фигуративной живописи, а это значит — огромная светлая студия в центре города, открытая круглые сутки 7 дней в неделю с интернетом и горячей водой. Там нельзя жить, но пару недель не страшно. Всяческие технические лаборатории, компьютерный класс, музыкальная студия, фотостудия, дерево-металл обрабатывающие мастерские, примочки для графиков. Можно ходить на лекции всех факультетов, в химическую лабораторию или подслушивать архитекторов. Все твои знакомые участвуют в художественном процессе вокруг тебя, пишут книги, публикуются.
Я недавно купила книгу «Новый феминизм» Марины Грижинич и запостила на facebook. Оказалось, что моя подруга над ней также работала.
Общение с профессорами проходит на равных без нездорового фанатизма и восторга. На лекциях можно курить, крутить самокрутки, приходить с маленькими детьми, домашними животными, иногда можно и выпивать.
99,9 процентов зависит от класса. В прошлом классе все все время говорили на немецком и писали живопись. При всем уважении это странно, ведь 50 процентов класса на немецком не говорит.

Важно знать немецкий?

Очень часто кто-то может сказать: «какого черта ты не говоришь по немецки, ты в Австрии, ты в Германии». Это страшное дело. Я считаю, это раздутая проблема. Я немецкий понимаю на уровне: когда ты один англоговорящий в немецкоговорящей группе, вы все пьяные и они все шутят по немецки. Ты все понимашь, ржешь и отвечаешь по английски, а на следующее утро сидишь на классной встрече и думаешь: «говори по-русски». Так что я люблю учебу на английском. Отдельная тема — австрийские акценты и сами сокращения, сленг.
В моем классе, как и во всех классах живописи в Академии, учатся ребята которые пишут холсты по 6–7 метров. Это видимо хороший тон. Я, как постсоветский ребенок, не могу не посчитать, сколько это денег стоит. Пишут, и если спросить никто не сможет ответить на вопрос — зачем и что ты хочешь сказать этим? Такие не от мира сего. И это при том, что Академия считается самой сильной теоретической школой в Европе! Все они меня расстроили, и я перешла в Post conceptual art practice класс. Теперь никто не рисует, зато все только разговаривают и пишут. Я пока ничего не понимаю, что мне очень нравится. Точнее я понимаю, но не могу увидеть в этом какую-то пролонгированную историю. Такое подвешенное состояние поиска!

Как именно проходят занятия?

Класс встречается, смотрит работы друг друга, обсуждает. Если профессор плохой, классные встречи превращаются в пытку, на них никто не ходит, на них никто особо не разговаривает, а лучшие студенты уходят из класса. Мы сегодня с Аней Ходорковской были на встрече класса Лизы Ройтер. Раньше это был блистательный класс Даниеля Рихтера, а теперь они 20 минут обсуждали, как бы им через неделю найти белую стену в классе и посмотреть кино, при том, что в классе все стены и по 8 метров! В моем классе всречи длятся часов по 8, если не больше, и после все еще идут выпивать. Технические и теоретические занятия проходят как обычные лекции или мастер классы, воркшопы, где важно систематическое посещение и ушки на макушке.

Выставки устраиваются?

Есть ежегодная выставка Rundgang, на которой каждый студент показывает свою работу, на которую все приходят. В прошлом году я там познакомилась с куратором. Выставки постоянно устраиваются, но все зависит от твоей личной активности, от того, что ты делаешь. Есть знаменитый Бар-галерея. Там всегда скучно, но каждый четверг забит до отказа.

Так выглядит студия:

Как ты проводишь свободное время в Вене?

В каникулы из Вены надо бежать, потому что все разъезжаются, а все остальные сидят по домам. Домашние вечеринки. Для разрядки я катаюсь целый день на лонгборде, если получается.

Есть ли смысл уезжать чтобы узнать себя и вернуться? Планируешь остаться там?

Я планирую изучать то, что мне интересно, общаться с разными людьми, сфокусированными на том, что мне интересно. И если для этого надо жить в другой стране — это нормально. Раньше это казалось трагедией, как и все подобные вопросы, связанные с отъездом.

Что самое сложное для тебя ?

Когда я порвала мышцу на ноге, не оказалось никого, кто бы отвез меня в госпиталь. И все подобные ситуации я решаю сама. Это сложно.
Сложно жить с друзьями в разных городах. И самое страшное, что никто не тусуется, как в Москве. К трем часам ночи все разъезжаются по домам — никаких разговоров, никаких трех суток нонстоп, ничего.

Кому такое образование ты посоветовала бы?

Мне кажется для каждого человека важно знать, что кроме его реальности существует еще масса других реальностей и возможностей. То, что существует в одном пространстве, не существует в другом. Не просто знать, а осознать. Выйти из резервации, тем более теперь, когда у русских тоже есть такая возможность, я так понимаю ей только лет 20.

Много ли русских студентов?

Я бы перефразировала вопрос: много ли русскоговорящих? Русскоговорящих человек 6 училось до нашего приезда, а теперь больше раза в два. Плюс все друг друга знают. Я знакома со всеми. Еще я шучу, что у нас есть русская диаспора: я, Саша Ауэрбах, Даша Кириллова, Рубен Григорян и Женя Шевченко.

Что думаешь насчет мнения, что уехав, ты покидаешь контекст и вписаться обратно будет сложно.

В рынок вписаться с образованием такого уровня, как я сейчас получаю или собираюсь получать, на Западе не должно являться проблемой. В
России всегда можно найти чем заняться, тем более на всякий случай я получила профобразование фотографа, перестраховалась, ах ах, мало ли как оно в жизни бывает.
Про контекст у нас есть шуточка про деревенскую подушечку: постсоветское пространство, смешанное с православием, настолько глубоко в тебе, В ДУШЕ, В СЕРДЕЧКЕ, ГЛУБОКО, ГЛУБОКО, как твоя деревенская подушечка, от нее никуда не деться, беги не беги, Икея не Икея, а подушечка она здесь. Так что отрываюсь, как могу, пока есть возможность. Сейчас, каждый раз, когда с кем-то встречаюсь, каждый человек как новое открытие, что все чем-то занимаются. Все не так страшно, как мне казалось.
Все живут как-то в аду, каждый по-разному, но все движется. Очень хорошие дневники академика Сахарова под редакцией Боннер вышли в
2004 году. Три тома. Столько ответов на все жалобы друзей, столько способов протеста и воздействия на власть того времени, а сейчас как
это должно работать. Просто удивительно, столько всегда жалоб и разговоров, а все в книжках написано. Ох уж эти реформы образования.

Реально ли вписаться в европейский контекст?

Реальнее некуда, другой вопрос нужно ли это. Вокруг рыщут кураторы, есть много программ поддержки молодых художников. Другой вопрос, зачем воспроизводить паттерны и работать на очередную корпорацию? Тут каждый сам решает. Я еще посижу.

Материал подготовила Алина Гуткина