О роли зависания и пинка под зад в искусстве

283        2       

Aroundart открывает серию публикаций, посвященную молодым художникам. Иван Новиков побеседовал с выпускницей Школы фотографии и мультимедиа им. А.Родченко, видеохудожником Викторией Чупахиной. 

Иван Новиков: Расскажи, как ты стала заниматься современным искусством?

Виктория Чупахина: Сначала я поступила на архфак. Хотелось романтизма — ватманы, кульманы, — но все оказалось не так здорово. В архитектуре мне не хватало эстетической свободы. То есть всегда залипала в своих проектах на никому не нужных линиях, смысловая нагрузка подрамника забивалась композицией. Я подумала, что вообще хочу не того. Ведь архитектор — это такой серьезный человек, а я не о том. Поначалу я попала в Школу Родченко, занимаясь фотографией.

ИН: Скажи, чем для тебя тогда была фотография?

ВЧ: До Школы — листом, на котором можно импровизировать, сколько влезет. Возможно, мне всегда хотелось неких стоп-кадров, якобы из фильмов, но я так никогда не думала, только сейчас в голову пришло. Теперь в моем случае, если для себя, для проектов, то это фотография на мобильный телефон или мыльницу, как эскиз.

ИН: Расскажи, почему ты стала заниматься видео?

ВЧ: Потому что меня всегда манила картинка в движении. Только это было не вполне осознано. Вообще, если так подумать, я мало что осознавала и осознаю до сих пор. Но, не беда! Первые опыты с видео были печальны. Излишне романтичны и чувственны. Соответствующая критика заставила разум таки включиться. Такой хороший пинок под зад. А мне только такие действия обычно и помогают. И думаю, по крайней мере, в образах что-то сдвинулось. Я стала понимать, что можно нащупать что-то другое, новое для меня. Это значило поприжать свойственную мне чувственность и сопливость, дабы открыться для работы над языком, формой, характером повествования. Для выработки в себе и осознания неких базовых вещей. Не говоря уже о том, что знания мои в области хотя бы истории видеоарта были нулевыми.

Иван Новиков: Расскажи, как ты стала заниматься современным искусством?

Виктория Чупахина: Сначала я поступила на архфак. Хотелось романтизма — ватманы, кульманы, — но все оказалось не так здорово. В архитектуре мне не хватало эстетической свободы. То есть всегда залипала в своих проектах на никому не нужных линиях, смысловая нагрузка подрамника забивалась композицией. Я подумала, что вообще хочу не того. Ведь архитектор — это такой серьезный человек, а я не о том. Поначалу я попала в Школу Родченко, занимаясь фотографией.

ИН: Скажи, чем для тебя тогда была фотография?

ВЧ: До Школы — листом, на котором можно импровизировать, сколько влезет. Возможно, мне всегда хотелось неких стоп-кадров, якобы из фильмов, но я так никогда не думала, только сейчас в голову пришло. Теперь в моем случае, если для себя, для проектов, то это фотография на мобильный телефон или мыльницу, как эскиз.

ИН: Расскажи, почему ты стала заниматься видео?

ВЧ: Потому что меня всегда манила картинка в движении. Только это было не вполне осознано. Вообще, если так подумать, я мало что осознавала и осознаю до сих пор. Но, не беда! Первые опыты с видео были печальны. Излишне романтичны и чувственны. Соответствующая критика заставила разум таки включиться. Такой хороший пинок под зад. А мне только такие действия обычно и помогают. И думаю, по крайней мере, в образах что-то сдвинулось. Я стала понимать, что можно нащупать что-то другое, новое для меня. Это значило поприжать свойственную мне чувственность и сопливость, дабы открыться для работы над языком, формой, характером повествования. Для выработки в себе и осознания неких базовых вещей. Не говоря уже о том, что знания мои в области хотя бы истории видеоарта были нулевыми.

Виктория Чупахина, Здесь светлее, 2010

ИН: Можно ли сказать, что тебя стала более интересовать форма, нежели содержание?

ВЧ: Наоборот. Это стало, возможно, первым проявлением интереса к содержанию. То есть сначала уход в фотографию произошел ради формы, а потом — через фото к видео за концепцией. Нет, «за концепцией» — как-то не точно. Скорее единство содержания и формы.

ИН: А как, в таком случае, ты соотносишь себя с традицией концептуального искусства?

ВЧ: Традиция концептуального искусства вносит ясность в мысли. Эдакие толчки, движочки. Но все-таки мне ближе эксперименты на уровне «кино-некино-видеоарт».

ИН: Вообще интересно — в каких ты отношениях с искусством ХХ века?

ВЧ: Для меня в принципе сложен вопрос: «в каких я отношениях с искусством?», — в том смысле, что я, к примеру, не умею обращаться к нему в работах, если ты об этом. А что касается интересов, или тех или иных влияний… все очень расплывчато. Ибо они опять же, по большей части, не осознаются. Нужно какое-то время, чтобы отсортировать, что влияет, что цепляет, а что вызывает любопытство и только. Могу точно сказать, что понимаю, что на сегодняшний день оказывает на меня влияние — несколько иная сфера: Муратова, давно и по сей день, Юхананов, Джармуш. С него, может быть, вообще все началось. Но это «посылы». Я понимаю, что нахожусь на другой территории относительно Джармуша и Муратовой. Кто еще? Мэтью Барни. И, как ни странно, Пол Маккарти. Сподвигает все, что останавливает и заставляет вглядеться.

ИН: Можешь пояснить?

ВЧ: Не важна область, из которой поступил сигнал. Важен сам сигнал. Например, у меня перед глазами сейчас стоит конкретная работа конкретного автора, однако я его не вспомню. Только смутный образ работы, но цепляющий. А вот другие его работы мне вообще могут быть не близки. В моем багаже, видимо, находятся вырванные из контекста образы. Или вот — проснулась сегодня, вспомнила про Юфита и Тимура Новикова. Но последнего вспомнила скорее не в связи с Академией, а с работами на тканях. Давно видела и была просто в восторге! Сейчас, кстати, Файбисович висит в «Красном Октябре». Здорово! Эти синие пиксели на огромных холстах.

Виктория Чупахина, Сверхценная фиксация, 2011

ИН: А еще какие-нибудь важные области, помимо кино и современного искусства?

ВЧ: Представляешь, я залезла у себя в папку чего-то избранного. А там все подряд: и Муха с Климтом, и Лисицкий, и Нимейер, и Гауди с Хундертвассером.

ИН: Как же такая папочка собралась?

ВЧ: Да, видимо, за время учебы. До сих пор жива. Затаилась никому не нужная. Видимо готовилась стать «зарядами», должна была стать той самой «сподвигающей». Там замечательный Мазерель. Графика, в основном. Собиралось все, видимо, с желанием пересматривать время от времени. Причем, это же все равно наборы образов в картинках. Вот сейчас залезаю, забиваю в поисковике Мазерель, читаю — «издавал романы в гравюрах в виде книжек». Не знала этого, а картинок тьма. Кстати, вспомнила про Босха. Его надо было называть в числе первых.

ИН: Твои работы находятся в рамках определенной традиции, медиа, жанра?

ВЧ: Непонятно. Потому что мои видео вроде как и не видеоарт, и уж точно никакое не кино. То есть с первого шага не ясно, как показывать. На плазме в выставочном зале или на проекторе в кино? Только дальнейшее движение сможет наметить ориентиры.

ИН: Расскажи, над чем ты в последнее время работаешь?

ВЧ: Просто пытаюсь сейчас, ну, в последнее время, как раз собраться и написать более внятно о том, чем же я все-таки занимаюсь. Может быть, видео на грани экспериментального или авторского кино. Не знаю. Только я работаю с очень плохой картинкой. Местами там вылезает, наверное, какая-нибудь видеоживопись.

ИН: Можно ли сказать, что ты переосмысляешь экспериментальное кино?

ВЧ: Не знаю. Мне интересна реальность. Как основа, как почва. С игровыми моментами я стараюсь быть очень осторожна. Провоцировать реальность на закручивание сюжета — интересно как процесс. Хотя в моем случае, чаще получается, что уже потом сюжет складывается, как мозаика, при монтаже.

Виктория Чупахина, С молодостью расстаться, 2011

ИН: Для тебя важна документальность?

ВЧ: Да. Как основа. Задокументированная реальность — это стержень.

ИН: А что для тебя значит понятие «реализм»?

ВЧ: Хотела как раз сказать, что реализм и голая документалистика… Я не об этом. Мне важен момент собственной субъективности в отношениях с реальностью, когда я ее «захватываю» и работаю далее с полученным материалом.

ИН: Тебе близко понятие «виртуальности»?

ВЧ: Конечно. Особенно, если говорить о «захватчике». Это та реальность, которая может возникнуть только при столкновении с «цифрой».

ИН: Можно ли сказать, исходя из твоих работ, что ты документируешь действия, которые обычно остаются незамеченными?

ВЧ: Да. Иногда это вообще не действия, а состояния или же обстановка, пространство, предметы. Я каждый раз хочу на такого рода вещах застрять, зависнуть. Вечный соблазн. Видимо, тоже неспроста — в противовес сюжетности, привычной драматургии.

ИН: Расскажи немного про свою дипломную работу в Родченко.

ВЧ: Диплом, как водится, наметил вектор движения. У меня была тема «зависимость». Соответственно встал вопрос, как ее раскрыть. И задвигалось все, как со скульптурой, путем отсекания ненужного. Я поняла, что сюжета быть не должно, его быть не может. Есть состояния. Есть замкнутость, которая в этой теме всем заправляет. Не должно быть явного героя, героя-актера. Все-таки это поиски, повторюсь, состояния в реальности. Около полугода просто «просидела» на теме, якобы документируя ее. В общем-то, при таком подходе могло вообще ничего не получиться. А когда видео все-таки сложилось, я подумала, что вот он — метод взаимодействия с источником и работы с материалом.

Материал подготовил Иван Новиков