Антошка кучерявый — я тебя знаю

160        1       

22 ноября художники Виктория Ломаско и Антон Николаев презентовали свою книгу «Запретное искусство», созданную в жанре графического судебного репортажа по мотивам уголовного процесса над кураторами одноименной выставки Ерофеева и Самодурова. Глава «Свидетели защиты наносят ответный удар» была номинирована на премию Кандинского в 2010 году. Aroundart поговорил с одним из авторов книги, художником и основателем арт-группы «Бомбилы» Антоном Николаевым.

Алина Гуткина: Кто из вас рисовал?

Антон Николаев: Рисовала Вика.

АГ: Что вас объединило с Викой Ломаско?

АН: Нас объединило маргинальное положение в арт-среде. И меня и Вику раздражала необходимость изучать скучные постмарксистские тексты на эстетические темы в корявых переводах и делать унылые формалисткие работы: поярче — для продажи в коммерческих галереях, потускнее — чтобы получать под подобное творчество гранты. Так как все современные актуальные жанры выросли из нонконформизма, у нас возникли естественные претензии к нему. Мы решили поставить эксперимент — делать такое искусство, как будто бы никакого авангарда не было. Ни Лианозовской школы, ни соц-арта, ни концептуализма, ни девяностых. Самым интересным из того, что осталось после такой зачистки истории, нам показалась советская книжная иллюстрация. Забавно, что Кабаков, Пивоваров, Булатов, Васильев выросли именно оттуда. Сейчас их рисунки для детских книжек выглядят не менее интересно, чем их основное творчество, которое часто воспринимается лишь как остроумная антисоветчина. Изучение старых советских книг с иллюстрациями Валька и Бидструпа, бесконечное ворчание в адрес современных эпигонов концептуализма объединило нас.

АГ: Расскажи о сути идеи делать зарисовки?

АН: Я придумал его как проект «Новый Бидструп». Мы хотели ездить по стране и искать что-то архаичное, писать об этом репорты, которые напоминали бы описание каких-то странных реинактментов. Мы даже успели сделать серию «Провинция» которая была опубликована во Франции.
Когда начался процесс над Ерофеевым и Самодуровым, я предложил забить на время на провинциальные поездки и заняться судебный проектом, так как лучшего материала, на котором можно показать, как мобильная городская цивилизация сталкивается с традиционной сельско-общинного типа, не придумаешь. Кроме того, это был уникальный случай (если, конечно, не считать аналогичную историю с судом по поводу выставки «Осторожно, религия!», когда современное искусство безусловно и жестко соприкоснулось с социальной реальностью, а описание этого процесса обещало стать интересней, чем сами произведения, которое этот искусство способно произвести.
Надо сказать, что Вике поначалу не очень понравилась эта идея. Ей казалось, что суд — это ужасно скучно. Но после нескольких заседаний заинтересовалась, втянулась и даже соглашалась ходить туда без меня, записывая реплики в блокнот, по которым я потом делал репортажи.
Первые две главы книги нарисованы, как у Бидструпа. Так как Вике не хватало живости линии датчанина, она предложила добавлять к рисункам фактуры, кроме этого, к «Бидструпу» добавили Валька. Были наброски, эксперименты, обсуждения. Сквозь стилизации интересно пробивалась и собственная Викина манера. Результат заметно улучшился.
Интересно наблюдать, как от главы к главе меняется ее стиль, становясь все более самобытнее, профессиональнее и интереснее. Она подключила к работе отца, который помог ей написать от руки все буквы — долгая и кропотливая, но необходимая работа.
Я писал и редактировал тексты. Кроме заключения последней главы, все тексты от ее лица либо сильно перелопачены мной, либо заново переписаны. Моя мать искусствовед Людмила Бредихина неоценимо помогла с редактурой.

АГ: Каково сегодня должно быть восприятие книги?

АН: Мой хороший приятель доктор социологии Алек Эпштейн сказал, что Солженицина в наше время не стали бы читать, а нашу книгу обязательно прочтут. Может, такое сравнение с Солженициным и излишне комплиментарно, но экономика внимания сейчас такая, что люди не хотят читать о важном долго. Если что-то на самом деле важно, пожалуйста, скажи коротко. Мне кажется, что мы нашли форму, адекватную современному вниманию, чтобы говорить о важных для социума проблемах. Но это, конечно, только наш опыт.

АГ: Зачем дана рекомендация не смотреть книгу детям и лицам с неустойчивой психикой?

АН: Это саркастическая шутка Виктории, которая так оформила обложку. Со стороны обложки поп смотрит в дырочку, с другой стороны — предупреждение о том, что не надо смотреть. Такая же табличка была на выставке «Запретное искусство», где работы были помещены за фальшстенами, что, впрочем, не помешало «мракобесам» подать на кураторов в суд и выиграть.

АГ: Какое конкретно давление ты испытываешь со стороны власти?

АН: Со мной иногда происходят неприятные истории. Например, когда я в один из последних разов ездил в один республиканский центр читать лекции о социальном искусстве в местном университете, организаторам звонили из центра «Э» (отдел МВД по борьбе с экстремизмом — прим. АГ).люди были сильно напуганы, но проявили твердость характера и не отменили лекции.

АГ: Попытки «запугать» до какой степени уже не работают?

АН: Мне кажется, что часть интеллигенции уже привыкла к давлению со стороны государства, их это только бодрит. На самом деле, «гебешники» побаиваются образованных, социально-активных людей. Каждый такой человек может устроить сильный и неприятный для них скандал в случае прямого давления. Главное — не бояться их, а вежливо, но твердо отказываться от любых контактов и сотрудничества. Хотя эта игра с государством конечно же небезопасна.

АГ: Какие твои действия могли подпадать под 282 статью?

АН: Я курировал выставку «Инфраструктура» в рамках фестиваля «Пошел! Куда пошел?», который организовал Денис Мустафин. Там участвало около 40 художников, в частности, была выставлена работа Риты Саяпиной, которую я взял в Интернете, не спросив разрешения автора. На ней была изображена голая девочка со свинкой в руках, нимбом и надписями скопированными с богородичной иконы. «Народный собор» заявил, что написал заявление в прокуратуру о том, что они считают, что, выставив эту картину, я оскорбил их религиозные чувства, поэтому меня нужно привлечь за разжигание религиозной розни. Мне удалось случайно узнать, что они осуществили свою угрозу — в психиатрический диспансер пришел запрос из милиции о моем психическом состоянии, в котором были вкратце изложены обстоятельства этой истории.

АГ: Что значит «отнестись по-философски» к обвинениям в экстремизме?

АН: Я понял, о чем ты спрашиваешь. О месте в книге, где сотрудник центра «Э» угрожал отправить меня в СИЗО, после того как меня поймали на подступах к суду после нашей с «Фемидой» акции. Про него еще Олег «Свинтусоид» Васильев рассказывал, что он обещал выбить зубы. Так вот — он прогнал телегу, что я прохожу по базам как нацбол и меня посадят. А я сделал вид, что он ничего особенного не сказал. «Эшник» понял, что на понт меня не взял и отстал. У них там целая драматургия. Завели меня в КПЗ, типа посмотреть. Выпустили в коридор. Какого-то чувака ко мне привели явно сидевшего — тот сказал: «Антошка кучерявый — я тебя знаю». Я на весь этот карнавал не повелся. И через час уже вышагивал по улице в направлении дома. Мне даже штрафа за акцию с Фемидой не выписали, хотя даже на опубликованном в сети видео видно, как я ору матом на приставов.

АГ: Очерти основные моменты художественной цензуры сегодня: опасные перспективы и твой прогноз развития ситуации запугивания?

АН: По мне так самая страшная цензура — это самоцензура. Когда люди ссут, кабы чего не вышло. Это куда хуже прямой цензуры, так как она запрещена законом и за нее можно судить. Со случаем прямой цензуры я сталкивался в жизни только один раз, когда в Международном университете нам сказали: если вы не снимете работы, критикующие мэра Лужкова за незаконное строительство (он у них преподает) и ректорат Полиграфа за незаконное увольнение любимого студентами учителя (у них сотрудничество), то выставки не будет. Мы сказали, выставки не будет. Потом нам очень странно было слушать упреки известного борца с цензурой Андрея Ерофеева, типа зачем вы так, ведь другие острые работы разрешили показать.

АГ: Где возможно сегодня найти поддержку художнику? Фонды, может, организации?

АН: Мне кажется, что современный художник, в первую очередь, должен расчитывать на себя и стараться делать работы в рамках DIY. Хотя, конечно же, наличие мастерской и денег на производство открывает новые горизонты. Саша Галкина и Давид Тер-Оганьян пустили меня сейчас в большой ангар, где они работают, — делать работы стало гораздо удобнее, чем на полу в обычной квартире. Мне кажется, что в связи с тем, что институции стали очевидным тормозом в развитии искусства (в 90-е почему-то наивно надеялись на обратное), нужно возвращаться на старые рельсы, когда художники поддерживали друг друга, а всяких чиновников и функционеров воспринимали как врагов.

АГ: Где и за какую сумму книгу можно будет приобрести?

АН: Ее можно скачать в формате pdf у меня в блоге. Бумажную версию можно купить в книжных магазинах «Гилея», «Фаланстер», «Проект ОГИ», «Набоков», «Москва» а также заказать в интернет магазинах. Цена — от 210 до 320 рублей. Мне кажется, что дороже 250 рублей покупать ее не стоит.

скачать книгу

Материал подготовила Алина Гуткина