Стас Волязловский: символический обмен как перф

506        0       

В галерею «Риджина» приехал херсонский художник Стас Волязловский. Он выставил в центре галереи два уличных редимейда: «две башни» – пластиковые синенькие туалетные кабинки с открытыми в противоположные стороны дверцами. Внутри кабинок показывали видео одно порнографического, другое документального характера (автор демонстрировал зрителям самолеты, смешно кривляясь и остроумничая под прозрачным зонтиком). Далее по курсу – зрителю предлагалось двигаться аккурат в про-межность башен-близнецов – сидел сам художник в киоске с надписью «EXCHANGE». На открытии был обещан перформанс – Волязловский-меняла давал за свеже-снятые трусики посетительниц свои порно-открытки (в пресс-релизе галерист Овчаренко обещал бешеную капитализацию авторской филокартии в недалеком будущем). Слева от киоска (пространство «Риджины» в плане напоминает двурогую матку – в этом смысле две полые выпуклости башен с киоском-наконечником выглядели как нельзя более уместно) располагалась пляжная раздевалка, приглашающая зрителей женского пола к ко-перформансу; справа от киоска, симметрично кабинке, стояли чахлые березовые стволы с натянутым между ними бордовым стягом (и это безо всякой отсылки к концептулистскому лэнд-арту!), на котором аппликацией раскидывала разносторонне ноги и выпускала змея прекрасная женщина. На открытии очереди в пляжную кабинку-раздевалку не было: в ноябре москвичкам и гостьям столицы добыть труднодоступные предметы неглиже и уйти без оных – довольно рискованно; да и на открытки, честно сказать, женский пол дрочит не часто.

Но рисунки Волязловского нравятся всегда. Потому что, видимо, сочетают качества, необходимые для онанирования, и медитирования, и иронизирования. Не избалованная фигуративностью, орнаментализмом и эротикой столичная публика с утробным удовольствием разглядывает аллегорические лубки Стаса, нарисованные шариковой ручкой по видавшим виды простыням и другим разнообразным почти-реди-мейдным тряпочкам и материям. Рисунки эти похожи на все сразу: на татуировки, лубки, надписи на школьных-студенческих партах, сортирную эпиграфику и многое другое – массовое и знакомое. Сам Волязловский называет свое искусство «шансон-артом», позиционируя его как арт-терапию в борьбе с масскультом – такая очень постструктуралистская позиция преодоления противника изнутри, – короче, прошлый век. Но прошлый век возвращается. Сегодня на старте – новая ностальгия по 90-м: времени символического обмена страны на деньги. В акции Дмитрия Гутова «Мелочи нашей жизни» 91-го дефолтного года нанятый художником меняла продавал стаканы с мелочью в Трехпрудном переулке. В 2008-м Юрий Альберт на Винзаводе повторил акцию Андрея Монастырского «Куча» (1975), приглашая зрителей складывать предметы меньше спичечного коробка в кучку-инсталляцию. Совсем недавно Андрей Кузькин расставлял по залу Фабрики обувь, выпрошенную у зрителей («Эффект присутствия»). Выставочные площадки, кажется, заражены фантазмом интерактивности, не подозревая, что в известном смысле зритель способен убить художника, ведь «субъект упраздняет себя в акте обмена – он спекулирует» (Бодрийяр).

Но Волязловского не убить. Он рисует, скармливая Москве южные урожаи. Украина (которая вагина и не-вагина) остается нашим артистическим, прекрасным бессознательным – как у французов есть Африка, а у англичан – Индия и Америка. Украина – это бомжи Михайлова, «детки» Браткова, раскомплексованные женщины Бегальской. Это всегда лето, борщ, Балаклава, секс, свобода, ларек и детство. Сало на газ, «гривны на рублики», трусики на рисунки.

Фотографии: Сергей Гуськов
Материал подготовила Анна Быкова