Искусствоведческая поэма

256        0       

Искусство есть искусство – Дмитрий Озерков, куратор Эрмитажный, СПб, приехал на Петровку. Делать музей по-новому как будто, по-венециански, вперемешку, как у Ж-Юбер-Мартена на «АрТемпо». Вышло хорошо и главное надолго (аж до сентября). Немного формалистски, постмодерно и псевдофилософски, ну да ладно. И магия числа, и залов 25 и 25-й кадр, ну и что. «Прекрасная акустика! Строитель…» и «Акустика прекрасна! На трибунах»… Звук / впервые стал частью экспозиции отдельной и красивой – а видео стоят там через зал – так, чтобы и не сливались, не мешались, а слышались по-своему сам каждый. Это пять.

Но есть и три, четыре. Проблема модернизма вновь стоит: вчерашнее тут как гибрид с позавчерашним реализмом и новым формализмом-пластицизмом – и нестыковка жуткая, когда Ткачевы братья лямку тянут, а рядом Острецов висит кислотный, то сам не понимаешь, для чего все это и как возможна живопись вообще.

Деление по главам тут по залам: есть «сон и смерть», есть «зоны эрогенны», «мы рождены, чтоб Кафку сделать былью?» – (про совок – ужасно мерзкий зал), «знанье – сила», есть «страх и трепет» (очень черный зал), «искусство об искусстве», «внезапно легкий ветерок»… и дальше в последний зал, который тут совсем уж МЕТА-, АВТО- – про себя, куратора любимого (Шахара Маркуса кино), – нарциссизм ужасный, учтя обилие зеркал на выставке. Но нету там любви и дружбы, секса, феминизма, еды и супермаркета – а жаль.

Картины все смешались в кучи, жуткий там Клавихо-Телепнев соседит с Родченко, Пикассо зато с Колдером, а Пиросмани с Церетели – кто бы мог подумать, что в ММСИ все это есть. По залам разошлись они неловко – взаимозаменяемы порой до абсолюта. Ну это ничего, прощаю. Не обошлось и без любимчиков. У Озеркова – Зефиров это Константин, есть живопись его чуть ли не в каждом зале и три автопортрета неплохих. Этот ход оригинален.

Текст к выставке написан был в стихах – под Бродского (внутри там Пушкин). Про то, что вот опять «искусство есть искусство … искусство – это вечный комментарий … музей не просто место разговора, музей лишь место, где его так много; Москве плевать на сложные проблемы». Куратор самых честных правил, пройдя огонь и воду в Эрмитаже, работая с винтажными палаццо, петровский особняк преобразил. Здесь больше нет неловкости за старость, за лепнину, паркет, бумажные обои, есть просто дом с картинами. Пространство здесь не восстановлено (как прежде – в аввакумовском проекте), но обжито. Диван, кровати и качели принесли, тиви повесили и положили пульт. Нарисовали много мух по стенам, шпалерами повесили портреты – как в семье. То вдруг салон, то кухня, то кружок умелых рук, короче, все искусство. При этом здесь как контрфорс «дверей открытых» дню (Юрий Аввакумов их снял и сделал досками для текстов, реализовав метафору буквально) все двери на первом этаже закрыты, а на втором опять закрыты в одном зале только – внутри которого приматы неживые Кулика глядят застывшими глазами прям сквозь стекла – как в кунсткамере, ну точно. Всё, пока.

Олег Кулик, из серии «Memento mori», 1998

Мария Шарафутдинова, «Inside», 2005

Александр Родченко, «Пожарная лестница», 1925

Игорь Макаревич, «Энди Уорхол», 2001

Сергей Бурасовский, «Монумент Мухиной», 1998

Фотографии предоставлены Московским музеем современного искусства и Анной Быковой
Материал подготовила Анна Быкова