Завтра не умрет никогда

135

В Агентстве Арт.Ру открылась выставка молодых московских художников «— Извините, давайте я попробую в следующий раз?». Ее кураторами стали двое молодых московских художников — Иван Новиков и Мария Калинина. Они ищут возможность, если не лазейку, превращения «плохого» в «хорошее» (перед этим упомянув, что «хорошее» рано или поздно становится «плохим»), утверждая, что «“некачественность” произведения искусства дает ему возможность занять критическую дистанцию». Озаботившись этой идеей, Новиков и Калинина попросили других художников предоставить для выставки свои самые плохие работы.

Все эти молодые живописцы являются представителями того или иного образовательного учреждения. Здесь собрались выпускники или студенты едва ли не всех художественных институтов Москвы — от МГХПА им. С.Г.Строганова до Московской школы фотографии и мультимедиа им. А.Родченко. Тот факт, что все они знакомы с искусством последнего пятидесятилетия и, кажется, многие из них преимущественно работают в других медиа, а к своим занятиям живописью относятся с некоторой долей скептицизма, призван валоризировать амбициозность замысла. То есть сопоставлять данные работы с искусством, которое из года в год демонстрируется, например, в Манеже, не представляется возможным. Однако и не сказать, что критерий отбора как-то влиял бы на общую картину. Год назад в ЦСИ «Винзавод» проходила мессианская выставка «От противного», которая, преследуя иные, просветительские цели, включала в себя не менее слабосильные, сомнительные работы. Кураторы выставки в Арт.Ру, напротив, удачно исполняют свою миссию показать то, что ни у кого в прогрессивном мире московского современного искусства не вызывает сочувствия. Это удачно решается мазохистскими свойствами экспозиции, выстроенной намеренно так, что уже на пороге становится ясно, что всё это не ради картин, а во имя политики жеста. Картина налезает на картину, свет бьет куда угодно, лишь бы мимо холста, между нарочитыми перегородками висит ободранный холст, в последнем зале три ряда холстов приставлены к стене. На диво большая часть работ отдает вакуумом 60-х, по большей части это живопись маслом. Как будто никто не подозревает о существовании быстр сохнущего акрила и чистого цвета. Словно Барнетта Ньюмена и Энди Уорхола никогда не существовало, разве что какой-нибудь Анатолий Зверев, Владимир Немухин и Лидия Мастеркова. Есть и несколько реминисценций работ Пабло Пикассо, он, видимо, не отпускает.

Сам интерес к живописи сегодня — патологическая навязчивая идея. Спорадически через определенные ритмические временные паузы кураторы, искусствоведы или художники, руководимые жаждой реанимировать временно впавший в летаргический сон медиум, организуют крестовые походы в надежде найти хотя бы что-то живое в этой области и, как правило, всегда выуживают ту или иную тенденцию, имя или свойство, которое может указать на то, что живопись, представляете, все-таки не умерла.

Живопись «новой волны» 1980-х базировалась на героике жеста, дезавуированной механизмами, которые затрагиваются в процессе создания работ, и даже нарочито и цинично помноженной на интенсивность продаж. Энергия но-вэйв- и панк-поколения, яркого макияжа и сексуальной революции выплескивалась на растерянного зрителя обнаженными телами и сценами однополой любви, едкими цветами и, конечно, куда без него, широким мазком. Однако эстетика такого «плохого» искусства была хорошо продумана, этические позиции, не совпадая с ханжеской собирательной моралью конкретного общества, были четко установлены, а вот молодым московским художникам как будто бы вовсе и не нравится заниматься искусством. Обращение к живописи как бы уже представляет собой романтический протест против чего-то, а если не протест, то просто outsider art.

В заявлении кураторов перемешаны представления о бедственном положении художника, использованием бедных материалов (со ссылкой на опыт arte povera) и «плохим» искусством (которое здесь, по всей видимости, защищается упоминанием имен Дэша Сноу и Дэна Колена). Финиширует текст явной аллитерацией — перечислением через запятую имен Курта Швиттерса, Асгера Йорна и Трейси Эмин, что, вероятно, было задумано как указание на преемственность традиции «дурного» искусства на протяжении XX века, хотя даже умозрительно довольно сложно представить их в одном ряду где-нибудь еще, кроме как в каком-нибудь словаре по современному искусству издательства «Taschen». Удивляет, что здесь нет ни одного имени из когорты каких-нибудь «новых диких», которые как раз и подняли, как флаг, термин «плохая живопись». И хотя проблемы качественных критериев, которыми оперируют кураторы, не раз после 1980-х решались иными путями (будь то интенсивная эстетизация китча или политический акционизм), молодые художники поднимают эту проблему снова, используя те самые старые методы, о которых не упоминают ни слова. Единственное, что хоть как-то объединяет всех выше упомянутых художников, по-видимому, эфемерное сходство в том, как они наследуют экспрессионизму, а точнее экспрессивному мазку, грязным смесям красок и неровной фактуре. Широта мазка, пожалуй, единственное, что могло бы дать повод поразмышлять о возможной или невозможной преемственности между художниками, чьи работы здесь представлены, но и это только фантомная экспрессивность, которая сегодня не свидетельствует ни о чем, кроме себя самой. К этому тяготеет большая часть работ на выставке: от самых размашистых вещей Ильи Романова и дуэта Дмитрия Жильцова и Александра Бирюлина до Николая Онищенко и, судя по числу красных наклеек, звезды выставки — Дмитрия Володина.

Как писал Дьордь Лукач в 1937 году: «чтобы воздействовать на общественно-культурное явление, находившееся, по меньшей мере, полстолетия в “ненормальном” состоянии, одной доброй воли недостаточно. Надо еще ясно знать, против чего борешься, как и откуда возникло зло». Иосиф Бродский потом вторил ему: «Их либе ясность. Я. Их либе точность». Создается впечатление, что какие-то этические и эстетические позиции есть только у самих организаторов выставки, а работы являются в лучшем случае их простой иллюстрацией.

Это попытка, нацеленная на то, чтобы избежать как сторонней критики, так и ответственности за сделанное. Однако сегодня она не делает чести ни кураторам, ни художникам. И хотя Гройс писал о том, что авангард — это всегда слабый жест, художники сегодня слишком, может быть, рьяно следуют его установке. Русское поле экспериментов широкое, но де-факто все время получается какой-то странный русский сериал про слепого боксера.