Новые формы представительства, новые формы искусства

390

«Похоже, мы совсем ушли в андеграунд. Моя первая выставка без каких-либо анонсов! То ли еще будет… Ждем завтра вечером!!!» – написал в своей ленте в Facebook Арсений Жиляев по поводу выставки «Центр протестных инициатив» накануне ее открытия. О событии и вправду можно было узнать только через Facebook – анонсы в изданиях появились совсем поздно и не блистали содержанием. Из небольшого описания на странице мероприятия в социальной сети становилось ясно, что «Центр протестных инициатив» – проект художника Ивана Бражкина, а Арсений Жиляев здесь организатор и хозяин площадки под названием «Красная новь». Попасть туда можно, поднявшись по разграффитченной лестнице второго корпуса «ПRОЕКТ_FАБRИКА», завернув налево сразу при входе в Зал грунтовальной машины, – здесь располагается мастерская Жиляева.

Откуда у площадки такое название?

Арсений Жиляев: Название рождалось долго и мучительно. «Красная новь», мне кажется, отражает суть проекта и концептуально связано с одноименнымсоветским журналом, посвященном всяким левацким проблемам, который уже никто не помнит. Вначале была идея сделать альтернативную институцию, но потом стало понятно, что это невозможно. Это скорее заявка на то, что может развиться. Возможно, площадка превратится в реальное пространство, которое будет поддерживать инициативы, связанные с политикой и активизмом. Очень мало художников, которые этим занимаются, но есть социальный запрос – хочется, чтобы их стало больше. Все начали говорить о том, что появилась необходимость искусству идти в народ и преодолевать границы. В такой нестабильной политической ситуации есть реальный шанс, что искусство может стать чем-то большим, чем есть сейчас. Ванина выставка здесь звучит скорее как манифест, нежели описание реального положения дел.

Первое, что видит зритель при входе, – четыре фотографии с текстом. Это портреты профсоюзных активистов, в поддержку которых по тем или иным причинам собираются подписи: «Иран: остановить казнь Абдолрезы Гханбари!», «Египет: снять обвинение с Камала Аббаса». На всех портретах стоит логотип LabourStart – международной организации, которая ведет работу, прежде всего, в интернете: это постоянно обновляемая новостная лента о профсоюзном движении и рассылка с целью сбора подписей в защиту активистов по всему миру.

Как оценивается эффективности работы организации и от чего она зависит?

Мария Курзина, редактор русской версии LabourStart: Главный критерий оценки эффективности кампании – выполнено наше требование или нет. Конечно, часто выполнение требований зависит от того, сколько человек приняли участие в кампании. Мы рассылаем призывы к солидарности по электронной почте. В нашей базе около 1800 адресов русскоязычных подписчиков. Всего рассылки LabourStart на разных языках получают более 80 000 человек. Разумеется, не каждый получивший письмо обязательно ставит подпись. Больше всего людей, около 17 000 человек, поддержали кампанию против казни Абдолрезы Гханбари, профессора, активиста профсоюза преподавателей из Ирана. В 2010 году за профсоюзную деятельность уже был казнен молодой учитель из Ирана, Фарзад Камангар. Его письмо, написанное за несколько дней до казни, облетело весь интернет. И сейчас люди чувствуют личную ответственность, необходимость спасти человека… Серьезную проблему для нас представляет то, что сегодня для большинства право на объединение и возможность коллективно отстаивать свои права на рабочем месте не ассоциируется с неотъемлемыми правами человека. Мало кто знает, что трудовые и профсоюзные права закреплены на международном уровне также как, например, свобода слова.

Под фотографиями находится стол, где и лежат сами петиции, рядом с ними ручки – несмотря на присутствие внутри некоего художественного пространства, зритель может совершить реальное социальное действие, пусть и ограниченное только подписью. Ядро проекта дополняют развешанные по стенам плакаты различных активистских организаций – Российского социалистического движения, Союза творческих работников, феминистских групп. На отдельном столе – книги Свободного марксистского издательства, чуть поодаль – «Протестное караоке», одна из прошлых работ Бражкина.

Расскажи о сути проекта.

Иван Бражкин: Многие художники, озадаченные социально-активисткой тематикой, совершают всегда одну и ту же ошибку. Обращаясь к темам, которые используют в своих работах, они пытаются слишком образно подать предмет, к которому обращена их оптика, что иногда делает практически невозможным попытку ухватить суть события, которое художника инспирировало сделать этот предмет. Важно подать предмет так, чтобы он не заслонял собой свое политическое содержание как жест. «Центр протестных инициатив» посвящен такому понятию как «ответственность». Отринув лишнюю метафизику, я хотел бы заострить внимание на искусстве прямого политического содержания. В этом проекте я решил отказаться от создания материальных объектов и сосредоточить свои усилия на воплощении в жизнь некоего события, способного превращать пассивного зрителя-наблюдателя в активного зрителя-активиста. Это экспериментальная площадка, абсолютно ангажированная, не толерантная. На входе зрителя встречают плакаты с огромными лицами профсоюзных активистов из разных стран, которые находятся в застенках или ждут казни из-за своей политической деятельности или борьбы за трудовые права. На столах лежат петиции в их поддержку. Зритель должен осуществить моральный выбор – быть ему просто зрителем или активистом, выступающим за право на жизнь и право на достойный труд.

Ты делаешь выставку в конвенциональном пространстве, предназначенном для искусства. Не уменьшается ли степень эффективности того, что ты делаешь, из-за выбранной территории?

ИБ: Может, и наоборот: большинство инициатив по сбору петиций происходят в интернете, где полным-полно всякого мусора и большинство людей, которые посещают выставки современного искусства, понятия не имеют об активистских ресурсах, которые там представлены, никто ничего не подписывает кроме отдельных активистов. Я очень надеюсь, что эта политическая интервенция увенчается успехом, а эти ресурсы смогут найти себе новую аудиторию.

Ты хотел бы сделать такой проект шире?

ИБ: Конечно, я мог бы сделать его музейным, но никто в музей таких ангажированных проектов не пустит. Но я не отчаиваюсь насчет этого, мне кажется, что время сейчас меняется: от времени символических левацких жестов, как у Гутова и Осмоловского, мы пришли к моменту, когда массы выходят на улицы и начинают искать новые формы своего представительства, нужно держать руку на пульсе. Я думаю, что искусство изменит свои формы от элитаристски-метафизических к демократическим, открытым.

Здесь все происходит в узкой тусовке людей, которые в большинстве своем достаточно граждански активны. Как эта позиция может выйти чуть дальше?

ИБ: Например, Свободное марксистское издательство, которое тоже тут представляет свои книжки, выполняет очень важную роль в современной культурной жизни. Это издательство также абсолютно ангажировано, их нельзя назвать коммерческим издательством. То, что делает СМИ, – очень полезная вещь, которая никуда не денется, это будет важная веха в истории нашей современной культурной жизни, насколько бы сейчас она не выглядела маргинальной. Кому-то может показаться, что искусство никоим образом не может повлиять на политику – я верю, что это не так. Но для начала оно должно выйти из зоны своих собственных эгоцентрично коммерческих интересов!

«ПRОЕКТ_FАБRИКА» – площадка, прямо сказать, далекая от массовости. К тому же, мероприятие совпало по времени с вручением какой-никакой, но все-таки государственной премии в области искусства «Инновация». Вкупе с «андерграундным» анонсированием все это сделало свое дело – присутствовавшая на открытии публика не была слишком многочисленна и оказалась довольно привычным кругом лиц для художественных инициатив «ПRОЕКТ_FАБRИКА» и, условно, артистических активистов левой направленности. Все действо напоминало скорее лабораторный эксперимент или репетицию. Называемый «докладом» (видимо, под стать «Красной нови»), рассказ Ильи Матвеева об успешных забастовках на калужском Бентелере, судя по курсированию публики из угла в угол, не открыл ей чего-то принципиально нового. Представленные активистские движения, можно предположить, тоже вряд ли были друг другу и публике не знакомы. Вся площадка будто была приготовлена для некоего стороннего зрителя, который, почему-то, так и не появился, но, возможно, забредет на «Фабрику» в последующие дни работы выставки (до 23 апреля).

Эта площадка очень артовая, узкая.

Арсений Жиляев: Я написал большой текст, посвященный искусству, которое может родиться сегодня, в период пластичных и непластичных одновременно политических раскладов. Там я продвигаю идею, что один из выходов сегодня – педалировать и формировать просветительское и утилитарное искусство. Это может происходить как в форме открытых образовательных просветительских инициатив, так и в форме создания комьюнити и порталов, посвященных гражданскому контролю. Множество инициатив, которые возникли сегодня, политических и гражданских, не говорят о том, что они искусство, но при этом используют методы искусства. Есть эта площадка, но это – мастерская, где идет диалог между людьми на территории искусства, которые пытаются интерпретировать ситуацию, что-то в ней менять, что-то делать. Идея в том, что это просто такое заземление, а облако проектов может висеть в пространстве интернета, реальной жизни, улицы и т.п. Главное его место борьбы – именно там.

В дальнейшем события на площадке будут освящаться шире или так и останутся «совсем в андерграунде»?

АЖ: Конечно, будут. Эта история не совсем внутренняя, но так как центр тяжести смещен, искусство децентрировано, то ему не важно медийное присутствие на территории искусства, оно уйдет жить своей какой-то жизнью. Здесь пространство эксперимента, мастерская – тут товарищеское мнение, возможно, важней мнения широкой публики.

Насколько реально, чтобы подобные проекты попали на большие публичные площадки, и нужно ли это?

АЖ: Думаю, что нужно. Всем уже надоело, что было с искусством последние пятнадцать-двадцать лет. С другой стороны, надоело совсем уже морализирующее, ангажированное западное социальное искусство. Хочется какого-то нового рождения. Тут все возможно, но я не берусь делать прогнозы. Не думаю, что это плохое искусство, несмотря на то, что оно может в какой-то момент вообще говорить, что оно против искусства, – оно от этого не становится плохим искусством, даже наоборот. В этом есть какой-то нерв времени, это может происходить на любом уровне. Хотя большие формы типа «Documenta» абсолютно дезориентированы и оторваны о жизни, что чревато фатальными последствиями для искусства. Когда миллионы людей выходят на улицу, бьются за свободу, кричат о том, что классовая война вернулась, с оружием в руках свергают тиранов в арабском мире, куратор «Documenta» призывают подумать о бактериях и жизни растений. Это актуальный, вычурный ход мысли, круто, неожиданно, но как быть с людьми? В этом заключается показательный момент, что, возможно, заканчивается одна эпоха и начинается другая, с другими ориентирами.