Оно слепо и не видит зрителя

218

Усесться в мягкий диван, взять в руки пульт и щелкать каналы (любимое английское «zipping» и «zapping») это то, чего ожидаешь от выставки с названием «Remote Control», то есть «дистанционное управление» или проще «пульт». Сидеть же в ICA приходится на неудобных скамейках, а переключать программы нет возможности. Но дело, конечно же, не в комфорте, а в отсутствии хотя бы видимости выбора, в невозможности изменить выставку при помощи одного нажатия пальца. До прихода посетителей здесь уже все «щелкнуто», на каждом мониторе показываются вполне конкретные, заранее выбранные работы и нет даже намека на какую-либо интерактивность.

На первом этаже ICA вдоль балюстрады тянется вереница телевизоров, все как один красно-коричневые, c надписью «Ultra slim». В них можно увидеть работы, созданные для телевидения или рефлексирующие на эту тему, начиная с 60-х и заканчивая 90-ми годами. Во всем этом есть некая атавистическая спекуляция аутентичностью: то, что сделано для телевидения, нельзя смотреть в интернете, хотя многие представленные работы есть на YouTube, а надо видеть именно на предназначенной для этого технике, причем исключительно внутри галерейного пространства. Все они были сняты на разные камеры, записаны на разных видеомагнитофонах и предназначены для разного поколения воспроизводящих устройств. Но при этом на выставке не чувствуется никакого возвращения ауры, о котором писал Борис Гройс, пытаясь удивить западную публику, которая со студенческой скамьи знакома с текстами Беньямина. Согласно его теории, цифровой файл напоминает партитуру, и якобы при его воспроизведении на разных аппаратах, каждый раз рождается новое, уникальное произведение. Еще одно любопытное утверждение, не имеющее отношения к действительности и в первую очередь к человеческому восприятию, что в какой-то мере и доказывает эта выставка. Здесь все четко унифицировано, каждая работа одета в форменный сюртук, не оставляя никакого ощущения подлинности или же уникальности, что подчеркивается также и тем, что все видео одинаково низкого качества.

Mark Leckey
Felix Gets Broadcasted, 2007
9 min 50 sec
Courtesy the artist and Cabinet, London

Если на экранах представлен «софт» телевидения, то по середине зала тянется «хардвер», инсталляция художника Саймона Денни, представляющая собой пустые раковины или окаменевшие останки гигантов как будто тех незапамятных времен, когда компьютеры были размером с комнату или маленькую галерею. Если подняться выше, то на втором этаже уже начинается настоящее зрелищное «шоу», телевидение во всем величии хай дефинишн, завораживающего количества дюймов и невообразимого обилия точек. Во всяком случае, таким оно кажется в сравнении с «бедными изображениями» первого этажа. Здесь нет никакой униформы, каждый художник интерпретирует телевидение так, как хочет и кто во что горазд. Адриан Пайпер, к примеру, опрокинула стол в угол зала почти что на стоящий там телевизор, внутри которого она пытается выйти с вами на контакт. Будучи мулаткой, она убеждает зрителя, что идентифицирует себя как темнокожую, но никак белую. Хиллари Ллойд поместила на своих легко узнаваемых металлических сваях дисплеи, один внизу и один под самым потолком. Выглядит это так, будто верхний должен упасть на нижний, как нож гильотины, и при неинтересном развороте событий они столкнулись бы и разбились, а при интересном — прищемили бы голову излишне любопытному посетителю. Но сюжет разворачивается еще более скучно: не происходит ни того, ни другого. Марк Лики, победитель премии Тернера в каком-то там году (2008 — прим. ред.), показывает, как кот Феликс становится медиа-звездой: его фигурка крутится, а софиты то включаются, то гаснут. Все это зрелище помещено в лаковый черный шкаф, похожий немного на гроб. Другие работы хоть и не используют движущееся образы, но, тем не менее, пытаются говорить о телевидении в различных контекстах и на совсем другом языке. Показательны в этом случае телевизионные помехи, перерисованные на холст Таубой Ауэрбах, где, наверное, можно было бы бесконечно рассуждать о том, что новые медиа дискретны, а старые непрерывны, подобно акрилу на холсте. Где-то там же легко узнаваемая работа Микеланджело Пистолетто — изображение телевизора, напечатанное на зеркале: зритель как бы сам становится героем телепередачи, откуда он в обычной ситуации исключен. Однако эта работа совершенно неубедительна по сравнению с системами видеонаблюдения Дэна Грэхема примерно того же времени, которых на выставке нет. Все это кажется неживым и далеким от настоящего телевещания: оно парализовано и не меняется, оно слепо и не видит зрителя, оно немо и не сообщает зрителю ничего, и зритель вынужден сам придумывать себе послание.

Richard Serra, Television Delivers People, 1973

Если учесть, что главная отличительная особенность медиума телевидения заключена в слове «теле» (греч. далеко), то есть в транслировании и передаче информации в прямом эфире из одной точки в другую, то эта выставка обрубает его на корню, лишая основных технологических и онтологических характеристик. Работы выглядят как найденные в запасниках музея или киноархива видеокассеты, являющиеся историческим документом своей эпохи, а не живыми произведениями искусства. Особенно это заметно на примере интервенций Дэвида Холла, которые были предназначены для того, чтобы вторгаться в прямой эфир и обыгрывать телевизор как устройство с определенным набором физических качеств: квадратность, наличие «хардвера», выпуклого стеклянного экрана и т.д. В контексте выставки «Пульт» они смотрятся как концептуалистские произведения, предназначенные сугубо для галерейного показа. А вот его знаменитый телевизор, горящий посреди поля, похож на работу лэнд-артиста, который максимально дистанцировался от зрителя и начал работать в самых удаленных от города местах.

Однако перед тем, как упрекать эту выставку, мне стоило все-таки сказать о ее контексте: она приурочена к полному переходу британского телевидения на цифровое вещание и таким образом подводит итог тому, как оно за время своего существования в аналоговом варианте повлияло на общество и искусство. В таком случае выставка, несомненно, добилась своей цели, она представила работы художников отжившими, списанными в утиль, сданными на хранение музейными артефактами. А то даже представила телевизор в качестве статичного, автономного объекта, лишенного функций приема и передачи, то есть полностью отрезанного от окружающего мира. Это и подтверждает пресс-релиз: выставка также «рассматривает телевидение как физический объект». Таким образом, шоу меняет свойственные телевидению эпитеты на противоположные: «вооруженный» на «безоружный», «без умолку говорящий» на «молчащий», а понятие «семейный очаг» на «пустой десакрализованный ящик». При таком срезе она символически кастрирует телевидение, лишая всей его мощи, и как бы сообщает случайно зашедшим на выставку домохозяйкам: ваш телевизор не более чем вещь, бытовой прибор.

Installation view of Remote Control at the ICA

Однако телевидение никуда не ушло, и лишь переходит в другой формат, чтобы стать еще более имматериальным и оттого еще легче проникающим сквозь любые стены. Важен не сам факт перехода и распространения, а к чему он в конечном итоге приведет; важен не медиум телевидения как таковой, а как он изменит отношения в обществе. Медиологи предполагают, что оцифровка сети вещания «расширит предложение образов, увеличит конкуренцию, демассифицирует передачу, десинхронизирует центральные часы: произойдет переход от всеобщего и однонаправленного телевидения потока к тематическому телевидению с запасом, интерактивному и способному оказывать различные услуги», то есть результатом станет «вавилонизация социального пространства» и «утверждение нового индивидуализма». Но выставка не задается подобными вопросами. Поэтому и отсутствие интерактивности хотя бы и в достаточно условном виде, мне показалось, промахом.

Телевидение находит новые аппараты и каналы для достижения зрителя или, перефразируя название видео Ричарда Серры, предоставления зрителя телевидению. Раньше художники попадали на экран различными методами: представители московского акционизма создавали медиа-сенсации для вечерних новостей, Дэвид Холл договаривался с телеканалами и вторгался в их плотный график художественными интервенциями, а объединение художников «Raindance Corporation» создало что-то вроде независимого вещания. Сейчас, когда телевидение все больше сращивается с интернетом, нужны новые способы взаимодействия, учитывающие особенности этого сдвига. Эта выставка отреагировала лишь тем, что периодически загружает видео на YouTube, но она не предлагает новых форматов эмансипации и пробуждения сознательности зрителя, она лишь мумифицирует то, что когда-то еще могло работать. Выставка в ICA как бы буквуализирует слово «дистанционный», и максимально дистанцируется от зрителя как вертикально, демонстрируя аппараты прошлого и обходя вниманием настоящие, а также горизонтально, не предлагая никаких методов трансляции и взаимодействия.

Adrian Piper
Cornered, 1988
Video