Венецианская матрица

232        0       

В галерее «Глаз» в рамках Фотобиеннале открылась выставка Тимофея Парщикова «Матрица цвета. Нереальная Венеция». Серия, выросшая из коллективного проекта «Real Venice» (Венецианская биеннале, 2011), рассказывает о Венеции неузнаваемой, не типично туристической – снимки вовсе сложно географически идентифицировать точнее, чем средиземноморский юг. Как и в предыдущем персональном проекте «Suspense», показанном в Москве в ММСИ и в галерее «Триумф», зрителя погружают в своего рода инсталляцию: пространство галереи поделено на три части, будто три произвольные ассоциации с теплым южным городом. Вдоль кирпичной стены между двумя лопатами натянута веревка, на ней – прищепками закреплены фотографии, прямо за ними – две стиральные машинки, в окошках которых расположены снимки. Следующее по курсу пространство – небольшой затемненный коридор с ночными снимками в лайтбоксах. Наконец, в небольшом «дворике» вниз по лестнице – сгруппированные цветные пятна дневного, освещенного ярким солнцем города. Фотографиями без сюжета разыгран средиземноморский город, место действия, само действие в котором остается на волю воображения зрителя. Aroundart поговорил с Тимофеем Парщиковым о его подходах к съемке и судьбе фотографии как медиума.Ольга Данилкина: Венецию много кто снимал – как вы пришли к выводу, что там есть, что еще открывать? Должен ли фотограф-художник вообще думать о том, может ли его взгляд быть интересен другому?

Тимофей Парщиков: Я снимал в Венеции другой проект – «Suspense» (из него – лайтбоксы на выставке), и несколько раз заплывал на остров Бурано. Поскольку «Suspense» я по большей части снимал в темное время суток, днем я ходил по церквям и музеям, рассматривая венецианскую живопись. Я давно хотел отдать дань колориту венецианской живописи, и Бурано показалось мне отличным для этого местом. Так я и придумал проект «Матрица цвета». Думать о том, будет ли работа интересна другому, нельзя. А вот думать о зрителе, собирая, расставляя и развешивая выставку, конечно, необходимо.

ОД: Как организовано пространство этой выставки?

ТП: Я решил, что в помещении внизу будут своего рода матрицы, которые смотрятся издалека как абстрактные картины, построенные на сочетании цвета. Только при приближении, когда мы уже спускаемся вниз, в них становится видна какая-то история, сюжет. Дальше вверх эти матрицы разлетаются на куски, будто в полете. Напротив входа – стиральные машины и развешанные на прищепках фотографии. С одной стороны, это маленькие «порталы» отсюда в Венецию: мне нравится, что за счет пластмассового окошка, которое преломляет фотографию, изображение становится трехмерным. С другой, это вечная история белья, которое везде висит на улице, особенно на юге. Получается «выстиранная» Венеция, которая вынимается из автоматов и вывешивается сушиться на бельевые веревки. Третья часть проекта располагается в темном коридоре в глубине – эти фотографии относятся к серии «Suspense». Это ночные снимки, которые должны быть похожи на маленькие киноэкраны с застывшими кинокадрами: я и освещение искал, похожее на киношное, и цвета здесь менее естественные.

ОД: В проекте «Suspense» у выставки был дизайнер – Юрий Аввакумов. Отдельный человек, которые работает с пространством, – это обязательная составляющая в подготовке?

ТП: В данном случае я работал сам, у меня давно сложилась понимание, как все должно быть презентовано. А вот по поводу «Suspense» у меня не было окончательного четкого представления, и Юрий Аввакумов мне сильно помог. Все зависит от проекта и пространства – галерею «Глаз» я знал давно, точно представлял возможности и как смогу показать серию.

ОД: У вас уже который раз довольно нестандартное представление фотографий – это своего рода инсталляция, погружающая зрителя в определенную историю, ситуацию или состояние. Не утрачивает ли таким образом фотография своего значения и действия в сухом остатке? Возможно, фотографии стоит оставаться пятном на белой стене?

ТП: Инсталляция не должна быть аттракционом, но не думаю, что фотография обязательно должна висеть пятном на белом.

фотографии Тимофея Парщикова (предоставлены автором)

ОД: Смотря на работы, которые делаете, лично мне кажется, что сначала идет примат формы, потом света, теперь цвета. А что для вас меняется от серии к серии, какие вещи закрываются, отрабатываются?

ТП: Каждый проект я рассматриваю как совершенно отдельный, с отдельной настройкой. Иногда там главенствует цвет, иногда сюжет или что-то другое. В общем и целом у меня достаточно разные подходы к разным проектам, каждый раз все меняется довольно радикально, я ищу разные вещи. У «Suspense» это сюжеты и сцены, похожие на сцены из кино 1970-х годов. В них должно было казаться, что главное не то, что мы видим в этом кадре, а либо то, что уже произошло, либо то, что еще произойдет. Я пытался найти какую-то атмосферу, кадрирование, при котором зритель пытался додумать, что тут только что было или может случиться, почему этот персонаж кажется каким-то странным или зловещим, – чтобы создавалось напряжение. В ситуации с Бурано для меня была важна игра с плоскостью и цветом. Я относился к сюжету как к холсту, на котором лежали тот свет и цвет, которые мне нужны, чтобы создавать из этого близкие к абстракции, фактически не фигуративные пространства, ожидая, что потом из их множества можно будет компоновать единые блоки. Соответственно, это разное время суток, ожидание, настройка глаза.

ОД: На фотографиях здесь у вас почти нет людей – почему?

ТП: Здесь есть блок с ними, но он совсем небольшой. Мне нравится, что эти люди очень похожи на свою среду обитания, сливаются с ней, причем не только одеждой – у них совершенно дикая, ненормальных цветов одежда, – но и пластикой, своими лицами как бы мимикрируют среде. Их должно было быть мало, маленький блок, чтобы показать, насколько они близки своей среде. В «Suspense» их намного больше.

ОД: Но все равно, они там не главные.

ТП: Не они главные, но если они есть, то среда должна на них довлеть, они должны быть незащищенными в ней. Могу предположить при этом какой-то следующий проект, в котором будут главными лица, люди. Это не принципиальная позиция, хотя можно сказать, что взгляд мой достаточно дистанцирован и отстранен, не предполагает близкого контакта с людьми во время съемки.

ОД: В этом проекте нет элемента узнавания места – это намеренно? Может ли вообще фотография сейчас на что-то указывать в реальной жизни или это самостоятельное замкнутое высказывание?

ТП: Я об этом не думаю, так что нет, не намеренно. Но действительно, в большинстве проектов узнавания места не происходит. Фотография, как и вообще искусство, конечно, может на что-то указывать в реальной жизни, хотя и не обязана этого делать. Но это вопрос субъективный: для кого-то Кандинский – это прямое указание к действию, а кому-то, может, Шишкин раскрыл глаза на состояние экологии.

ОД: Эти матрицы напоминают о бесконечном потоке фотографий в сети, всяческие тумблеры и фликры, – чем стала профессиональная (и художественная, и коммерческая) фотография в такой ситуации? Чем она отличается помимо институциональных границ? Или переформулировав – что необходимо фотографии, чтобы не быть исчерпанной как медиум в искусстве?

ТП: Хорошее сравнение! Но это прямо очень обширная тема для обсуждения. В первую очередь потому, что никто не знает ответа. Но не думаю, что фотография, или кино, исчерпают себя как медиум в связи с распространением интернета и доступностью новых технологий.

виды экспозиции на выставке «Матрица цвета. Нереальная Венеция», фото: Ольга Данилкина

ОД: Вы занимаетесь и фотографией, и кино – в чем отличие функции и метода работы с кино и фотографией?

ТП: Принципиальное отличие одно: кино – это коллективный труд, а фотография – частный. В коллективном труде ты ведешь себя иначе, взаимодействуешь с людьми, они зависят от тебя, ты от них. Фотография, чаще всего, дело индивидуальное, поэтому рамки ставишь ты сам. Со всеми плюсами и минусами и то и другое прекрасно, но совершенно иначе сам себя чувствуешь.

ОД: Чем фотография сейчас должна быть для зрителя? Что ей необходимо вызывать, чтобы она была причислена к хорошим фотографиям, к тому, что нельзя выкинуть?

ТП: Как и раньше, любая форма искусства призвана вызывать эмоции, я не думаю, что что-то с античности поменялось в этом вопросе. Меняться могут только наши запросы на эмоции, да и то не сильно.

ОД: Возвращаясь к функции фотографии – в чем вы ее видите? В чем отличие функции фотографии как инструмента от художественной фотографии?

ТП: Она мне кажется таким замечательным медиумом, потому что она мультифункциональна. Никто никогда не отнимет у нее функции исторического документа, и в то же время – произведения искусства. Мне кажется, что ее не надо ограничивать функциями, они со временем пересматриваются: сейчас одни, через десятилетие – другие, какая-то информация для нас уйдет, какая-то появится. В этом весь кайф фотографии.

ОД: Занимаетесь коммерческой съемкой? Что больше нравится? В «информационном поле» вы известны как художник, а о другой стороне деятельности практически ничего не известно.

ТП: Да, занимаюсь периодически. Бывают совсем скучные заказы, но что-то для себя найти и у себя оставить можно, мне кажется, из любой задачи. Бывают заказы совершенно чудесные, творческие, которые ставят какие-то жесткие временные рамки, подгоняют, структурируют – это очень хорошо. Коммерческая съемка в целом менее творческая, но иногда приводит к довольно творческим результатам. Последнее время, например, я снимал заводы – частично благодаря этим заказам нашел для себя сюжеты, к которым возвращался. Сейчас работаю над собственной серией о Магнитогорском металлургическом заводе, где нашел крайне интересные для себя вещи, куда могу вернуться.

ОД: По сравнению с коммерческой съемкой, которая использует готовый метод для эффективности, наверное, художественная должна искать все время некие новые методы, отвечать на свои внутренние вопросы. Актуален ли такой подход сейчас?

ТП: Провести грань между коммерческой и художественной съемкой довольно сложно. Рекламная фотография тоже все время в поисках новых методов.

ОД: Для кого вы снимаете свои собственные проекты – это некая личная практика или все же диалог со зрителем/сообществом?

ТП: Проект может быть диалогом с кем угодно, но создается он как личная практика, иначе получается какое-то нравоучение, ведь сложно представить художника, который в диалоге со зрителем будет ставить себя ниже зрителя.

ОД: Есть ли для Вас люди, которые обладают в фотографии абсолютным авторитетом? То есть, если, например, скажут, что вот эти ваши снимки хороши, а другие совсем никуда не годятся, – вы сможете безоговорочно с этим согласиться?

ТП: Нет, таких, если честно, нет. Да и как они могут быть, если мне самому – то нравятся какие-то мои снимки, то не нравятся. Я с собой не могу безоговорочно согласиться.

Материал подготовила Ольга Данилкина