На КПП

195

«Это повод задуматься для тех, кто собирается заниматься живописью, о том нужно ли им это. Сегодня заниматься живописью — дело неблагодарное: с одной стороны, нескончаемые заявления, что живопись как бы умерла, а, с другой, специфика нашего художественного контекста», — так определяет одну из целей своего проекта художник и куратор Владимир Потапов, организовавший с единомышленниками выставку «Checkpoint», которая открылась в ЦТИ «PROEKT_FABRIKA» при поддержке Агенства Арт.Ру 12 апреля и закроется 13 мая. Уточняя свою позицию, куратор сообщает, что после развала СССР по живописи был нанесен удар за то, что она была недостаточно диссидентской по своей сути (даже настоящие диссиденты-живописцы пострадали от этого): по мнению Потапова, медиум слишком сильно сросся с господствовавшей несколько десятилетий идеологией и после крушения последней оказался в числе «второсортных» практик. Эти утверждения похожи на правду. Какое отношение мы часто видим? Инсталляции и видео — это прогрессивно, арт-активизм — это вообще cutting edge, а живопись — это либо история искусств, либо «салон» для второстепенных площадок. Несмотря на архаизм техники, такое отношение явно чересчур сурово. Причем одновременно с этим мы видим, как крупные и респектабельные институции, вроде Московского музея современного искусства или галереи «Риджина», привозят западную живопись — современную или вошедшую в историю, на продажу или с просветительской целью. И в таких случаях претензий к живописи как к живописи зачастую никто не озвучивает. Поэтому речь идет о дискриминации не только по медиуму, но и по стране-изготовителю. Причем мы сами себя дискриминируем, что свидетельствует о комплексе провинциальности.

Валентин Ткач, «Демонстрация»

Впрочем, хотя данная проблема и подразумевается, выставка «Checkpoint» не предлагает никаких кардинальных решений, разве что у Владимира Потапова имеется мнение, что он собрал по России лучшее в данном медиуме. Действительно, этому окончательному выбору на «контрольно-пропускном пункте» на пути в будущее предшествовала многоступенчатая фильтрация. Многие участники были открыты на первой выставке, которую курировал Потапов, — «От противного». Проанализировав результаты первого опыта и сверившись с практиками и теоретиками (фильм «Ни возьмись» — 1, 2, 3, 4, 5, 6), художник собрал крепкую команду и сделал выставку «Checkpoint». По воле случая открытие этого проекта совпало сразу с несколькими вернисажами: в «Laboratoria Art & Science Space», в галерее «Глаз» и на двух площадках молодого искусства — «Старт» и «Дебют». На одних стоял гул от множества посетителей, другие выглядели поскромнее, но все вместе они значительно сократили аудиторию выставки на «Фабрике». Многие из тех, кто формирует мнение большого общества и узкопрофессионального сообщества по тому или иному вопросу, бывает, просто не доходят до выставок, когда те работают в повседневном режиме, а уж на «Фабрику», расположенную вдалеке от торговых путей, и подавно. В общем, выставка оказалась под угрозой забвения, хотя ее и поддерживали в прессе — Сергей Хачатуров, например.

Диана Мачулина, «Бассейн», «Sictransit…», «Пикник»

Я пришел на выставку, когда она шла уже несколько дней. Огромный, просторный зал «Оливье» был заполнен работами, но без тесноты. Переизбыток искусства, который был заметен на выставке «От противного», здесь не наблюдался, но и чрезмерных пустот в экспозиции также не было. Роль идейных полюсов выставки выполняли работы Дианы Мачулиной и Егора Кошелева. Мачулина, не так давно предложившая критическое осмысление актуального московского социума через архитектуру, на сей раз рассуждала о временном характере всего в этом мире при помощи легко считываемых образов: засыпанный землей и заросший травой бассейн, распахнутый зев унитаза и пустой стол на фоне угрюмой кирпичной стены. В этих картинах-жестах, нарочитых квинтэссенциях «житейской мудрости», читалось сомнение в самом медиуме, ведь для этих простых по композиции, фотореалистических изображений не нужно столько усилий — достаточно снимка или даже схематичного наброска. Но Мачулиной понадобилась лишняя работа. Зачем же столько усердия, если всё и так спустят в унитаз нашей безрадостной действительности, о чем недвусмысленно сообщается на одной из ее картин? После упомянутого выше, боевого проекта в Галерее Гельмана, где отчаяние, вызванное нынешней градостроительной политикой, служило мотивационным целям, схожие настроения в данном проекте выглядят не так убедительно.

Егор Кошелев, «Встреча на митинге»

Егор Кошелев, «Давид»

На противоположном конце зала висели две картины Кошелева. В работе «Давид» художник изображает древнеизраильского царя, прославившегося исключительной добродетелью (в религиозном понимании) и исключительной же воинственностью, как человека, который в буквальном смысле отпилил голову Голиафу — собирательному образу враждебных сил. Название второй картины говорит само за себя. «Встреча на митинге» — это встреча двух влюбленных на фоне безликих силуэтов омоновцев и военнослужащих из внутренних войск. За месяц до этой выставки художник проводил мастер-класс в рамках проекта «Педагогическая поэма», в ходе которого он, в частности, высказался против замыкания художника в стенах институций современного искусства и за его выход «на улицу». Волна митинговой активности и движение за честные выборы во многом предопределили подобные настроения. Егор Кошелев, всегда говорящий ярко и экспрессивно, заражающий собеседников и слушателей своей убежденностью, в тот раз в буквальном смысле превзошел сам себя. Примеры собственного творчества, которые он упоминал (за единственным исключением плаката для митинга на проспекте Сахарова), вполне попадали в разряд искусства, замкнутого в стенах институций. К примеру, как на один из аргументов в пользу работы «Капелла», которая была включена в биеннальную выставку «Энергия ожидания», проходившую здесь же на «Фабрике», художник указывал на то, что она построена по модели церковного пространства, которое в Средние века и в эпоху Возрождения выполняло не только культовые функции, но и служило публичным пространством, а потому оформление капеллы играло важную социально-политическую роль. Однако непонятно, зачем копировать внешние признаки давно не работающего механизма. Оформление церквей уже никого ни на что не вдохновляют. Современные «капеллы» располагаются где угодно, только не в храмах, и даже клерикальная реакция последних месяцев является тому подтверждением, ведь «православная» мобилизация идет не через храмы, а совсем по другим каналам. Поэтому теряешься перед работами Кошелева, ищешь соответствие его словам, а находишь лишь образы, напоминающие героические иллюстрации из советских книг: выглядит красиво, благородно, но совпадает ли это с какой бы то ни было реальностью — сложно сказать. Такую героику в ассортименте можно обнаружить в интернете: фотографии, видеролики, рисунки, — местами они аляповаты и слишком самонадеяны, но это их родовое свойство. В интернете они находят себе огромную аудиторию и широкое применение. Но будут ли они выполнять ту же роль, если поместить их в выставочный зал? Вызывает ли «Встреча на митинге», «Давид» или та же «Капелла» мобилизационный эффект, как того хочет художник? И не менее важный вопрос: как будут работать эти картины, если поместить их в интернет-пространство или на ту самую улицу? Думаю, есть серьезные препятствия для их перехода из одной среды в другую: они созданы очень четко для музейно-галерейного мира, и, вероятно, сам Кошелев видит проблему в двойственности своего творчества и своих убеждений. Впрочем, данная проблема во многом определяется медиумом, потому что живопись действительно трудно адаптировать к современности, выходящей за границы специально отведенных для искусства мест.

Егор Кошелев, «Капелла» (выставка «Энергия ожидания»)

Ключевой участник выставки — Алексей Васильев, чьи работы названы без лишних затруднений «№1», «№2» и «№3». Они не противоречат общей экспозиционной атмосфере, в которой витают духи и наивного звериного апокалипсиса от Тимофея Караффы-Корбута, и несерьезно мистических полунамеков Юлии Заставы, и сниженно-возвышенных образов Александра Погоржельского. Васильев напоминает школьника, истратившего весь запас гелевых ручек, фломастеров и прочих письменных принадлежностей при создании красочного шедевра на тетрадном листе, вместо того чтобы слушать учителя. Именно так и выглядят его картины. Во многом современные российские живописцы — если исключить, конечно, тех из них, кто штампует бесконечные подражания Виноградову и Дубосарскому — действуют также: академия им ненавистна, но навязывание цеховых установок встречает вовсе не отпор, а, наоборот, последовательное подчинение бредовым правилам, которое приводит к разочарованному абсурдизму (характерный пример — работы Александра Бирюлина). Картины Васильева, которые наверняка определили бы как «возмутительно плохие», будь они показаны, например, в Строгановке, где уже был прецедент закрытия выставки под таким предлогом, демонстрируют, куда уходит творческая энергия после того, как ее зарегулировали, с одной стороны, закостеневшая традиция и деловитое современное искусство, с другой. Художник замыкается, как подросток под напором родителей и сверстников, в собственных переживаниях, в мире грез, выдавая банальное «из пустого в порожнее» за важные вопросы. Естественно, «переживания» художника отличаются от тех проблем, которые не позволяют подросткам достичь душевного покоя, но отчего-то последствия в обоих случаях одни и те же. И одной из важных задач для тех, кто, как Владимир Потапов, заинтересован в реактуализации живописи, является поиск выхода из создавшейся ситуации, так что ждем нового проекта.