В XL-галерее открылась выставка российско-австрийской художницы Анны Ермолаевой: три видеоработы, объединненые пространством и общими мотивами повторения и деформации.Анна Ермолаева принадлежит к тому кругу художников, которых многие по инерции называют русскими, слыша знакомые уху имя-фамилию. На самом деле, русского в Ермолаевой всего наполовину — корни и первое художественное образование. Она родилась в Ленинграде в 1970 году и закончила художественную школу им. Иогансона при Академии художеств, что предполагает строгую живописную выучку. Кстати, сейчас, Анна как преподаватель новых медиа в универсистете искусства и дизайна Карлсруэ против этой “живописной выучки” восстает и вслед за Марселем Дюшаном повторяет, что художник не должен быть просто “глуп, как живописец”, он должен уметь еще много чего. В 1990-ом Ермолаева уехала в Вену, и здесь-то все и закрутилось. Она поступил в Венскую академию художеств, где ее заметил легендарный куратор Харальд Зееман. В 1999 году на Венецианской биеннале, которую он курировал, появилось ее видео — “Куриный триптих”. На трех мониторах, замаскированных под электрогрили, коптились на вертелах и никогда не сгорали куриные тушки. В этом видео, сделанном на первом курсе Венской академии, определились главные темы творчества Ермолаевой — пристальное наблюдение за вещью, мотивы повторения и деформации предметов и документальность, тесно связанная с теоретическими работами Дзиги Вертова.
В XL-галерее представлены три работы Анны Ермолаевой разных лет. Самая ранняя (вернее, начатая раньше всех) — “Пятилетка”. На четырех одинаковых экранах транслируется эскалатор на станции петербургского метро “Электросила”. На первый взгляд, между четырьмя видео нет никакой разницы: те же самые люди в черном едут по эскалатору вниз. Композиция — простейшая, но явное движение вниз навязчиво напоминает о картине Брейгеля-старшего “Слепые”, правда. вместо брейгелевских уродов, у Ермолаевой вполне обычные люди, которые спускаются не в яму, а в петербургское метро.
Смысл работы раскрывается, когда начинаешь прислушиваться и присматриваться: детали одежды и объявления в метро говорят о том, что между съемками каждого ролика прошло время. Сообщения о правилах поведения сменяются рекламой, темная и серая униформа горожан становится современней. Этот проект Анна Ермолаева начала еще в 1996, когда родители подарили первую в ее жизни видеокамеру. Работа продолжилась в 2001, 2006 и 2011 годах — отсюда и название — “Пятилетка”. За эти годы в России сменилось три президента, произошел дефолт, появилась сильнейшая политическая партия — в учебниках истории останутся именно эти события, но Ермолаевой до них никакого дела нет. У нее нет никаких контрапунктов, в ее видео даже ничего не происходит — ничего, что заслуживало бы документации, ни одного действия, ни одного события. И изменения, которые произошли в обществе из-за дефолта, перехода экономики на капиталистические рельсы или смены президентов, едва уловимы. Чтобы их увидеть, нужно предельное внимание — такое, каким может обладать только бесстрастная камера, киноглаз.
Мотив повторения для этого проекта наиболее важен — и заключен он не только в строгих интервалах между видеороликами, но и в самом изображении: люди двигаются беспрестанно, без начала и конца. Они как те тушки куриц из “Куриного триптиха”, которые могут вертется бесконечно, но никогда не сгорят, не будут уничтожены. Так же и в “Пятилетке”: люди там не просто приходят и уходят, они движутся в неком замнутом круге — и момент, когда тот же человек вдруг вновь всплывает на экране, практически неуловим.
В этом проекте Ермолаева ближе всего подошла к заветам Дзиги Вертова — беспристранстности и простой безыскусной наблюдательности, свидетельству жизни “как она есть”, объективности. Здесь нет нарратива, нет безграничного поля для личных интерпретаций (кроме, пожалуй, той навязчивой аналогии с Брейгелем), к этой работе лучше всего подошло бы слово “хроника”, если бы оно не требовало после себя каких-то “событий”, которых работа Ермолаевой лишена напрочь.
Другая работа — двухканальная видеопроекция “С дороги!” (2008), снятая на уровне человеческих ног. Сюжет снова взят из обыденной жизни, на этот раз не петербургской, а уже венской. Под пристальным вниманием камеры художницы оказывается бульдозер, следующий по главной аллее блошиного рынка в Вене и сгребающий все, что не успели распродать модники и старики. В кадр попадают люди, которым удается ухватить что-то из кучи барахла, преследуемой бульдозером. Но главным объектом здесь все-таки остается именно это барахло — объект, преживающий деформацию. То, что могло стать материалом для какого-нибудь художника арте повера, оказывается в ковше бульдозера. В этой работе особенно важна точка зрения: камера снимает на уровне челвоеческих ног, почти с земли, концентрируясь на старой мебели, разбросанной цветастой одежде, милых побрякушках.
В третьей работе выставки видео “In/Out” (2011) точка зрения важна не меньше, также, как и внутрикадровый монтаж. Видео начинается с крупного плана шкафа, заполненного пылью, книгами, милыми бездулушками и сувенирами, — такие, наверное, были в каждой советской квартире. Камера постепенно отъезжает, появляется интерьер, и оказывается, что шкаф стоит в полуснесенном доме. Интимный уголок становится объектом внимания любого прохожего зеваки, каким и выступает Анна Ермолаева со своей камерой. Вот и вся история, в центре которой — шкаф. Снятый одним кадром в пару минут он, тем не менее, проходит длинный путь деформации — от предмета домашнего обихода, хранилища ценных и дорогих сердцу вещей, к мусору, вещи, которая оказалсь выброшенной и ненужной.
Отрываясь от пристального внимания к объекту, расширяя границы своего наблюдения (с помощью внутрикадрового монтажа или временных интервалов) Ермолаева переходит к наблюдению за процессом. “Вещь в себе” для нее важна гораздо меньше, чем изменения которые с ней происходят, процесс ее существования. Этот процесс может развиваться линейно — к деформации, как это происходит со шкафом в работе “In/Out”, может закольцовываться, как в “Курином триптихе” или “Пятилетке”, может прокручитьвася в обратном порядке, как в видео “Киноглаз”. В последнем без единой монтажной склейки была запечетлена коррида (в Москве видео показывали в XL-галерее в 2011 году), но видео начиналось не с выхода быка на арену, а с его смерти. Белые лошади тащат труп быка, кто-то смывает кровь, торреро победно размахивает пикой, потом играет с быком красным покрывалом, быка, здорового и сильного, вводят на арену — от деформации и смерти к привычному состоянию вещей. Но работы Ермолаевой отнюдь не устанавливают закона необратимости вещей, даже наоборот. Все зависит от того, как на этот процесс смотреть: можно от крупного плана к общему, можно задом-наперед, можно вообще его закольцевать. Деформация — это пристальный взгляд, точка зрения, а не просто необратимость.
Фотографии: Ольга Данилкина
Материал подготовила Елена Ищенко
The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.
Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.