Биеннале молодого искусства: конструктивизмы

216        2       

Вечером 11 июля аргентинский куратор Хавьер Вилла, в нынешней молодежной биеннале участвовавший в составе художественного коллектива «Rosa Chancho», сообщил, что «artists Ania and Sasha» пригласили его в некое конструктивистское здание. Я сразу понял, о каких Ане и Саше идет речь, и через некоторое время вспомнил, что мне уже сообщали что-то про Культурный центр «ЗИЛ», он же ДК ЗиЛа. Я никогда там раньше не был, а потому не знал, конструктивистское это здание или нет. Но, по всей видимости, речь шла о нем. После пары наводящих вопросов Хавьер подтвердил мою догадку.

Дмитрий Филиппов, Ты здесь, 2012

Началась, впрочем, выставка в другом месте — в Галерее 21, что на Фрунзенской. Именно там вечером следующего дня стартовал проект «Контриллюзии» (куратор — Стас Шурипа). В небольшом пространстве галереи был перебор с массмедиа: несколько камер, обслуживающий их персонал, потом появился фотограф. Зрители опасливо оглядывались, переходя из комнаты в комнату, смотрели, не попадают ли они кому-нибудь в кадр. Художники, которых на открытии было немного, теснились ближе к выходу. Но присутствовали тут не все. Многие ровно в этот момент находились как раз на ЗИЛе, монтировали вторую часть проекта, которая должны была открыться через два дня. На моих глазах Ольга Зовская сбежала с вернисажа в галерее в ДК, где нужно было создавать продолжение ее инсталляции.

Ольга Зовская, 1–2/ Структрура 1, 2012

Ольга Зовская, Структура 2, 2012

Работа Зовской могла бы служить опознавательным знаком «Контриллюзий» — выставки, которая предполагает соединение разрозненных пространств. В Галерее 21 она переползала из комнаты в комнату, и во время просмотра никого не смущало, что этот переход был сделан не через дверь, а сквозь стену, а далее — оказывалась на первом этаже ЗИЛа. В обоих случаях инсталляция называется «Структурой», разве что сопутствующий ей порядковый номер разнится. В галерее структура состоит из белых шариков, сразу прозванных зрителями «клюквой в сахаре», которые подключались к уже имеющемуся узору паркетных досок, на ЗИЛе к шарикам добавились белые уголки, образующие конструкции, которые на этот раз обыгрывали незатейливые узоры, составленные из плит на полу.Проект недаром называется «Контриллюзии». Художники, за редкими исключениями, постарались сделать все от себя зависящее, чтобы создаваемые ими объекты работали с эффектами восприятия на разном уровне, но делали это намерено слишком отчетливо, либо парадоксальные повороты одновременно соединялись с их разоблачением.

Александра Сухарева, Я здесь. Но где, не знаю, 2012

Работы Александры Сухаревой оказываются самым точным, но, возможно, и самым прямолинейным попаданием в тему. Если бы не указание, что где-то здесь есть искусство, с именем художника, названием и перечнем использованных материалов, то их можно было бы и не найти, они растворились бы в окружающей ее вещественности. Две металлические трубы, упершиеся в перекрытие на потолке первого этажа, сразу были идентифицированы как относящиеся к творчеству Сухаревой, поскольку она уже научила нас видеть ее такой, но дальше возникли сложности. Фотография, которая с помощью проектора, показывалась на полу первого этажа, выглядела тусклым, непонятным образованием, поскольку солнечный свет из больших окон — а открытие на ЗИЛе проходило днем — не давал световому пятну выделиться на сером полу. Накрахмаленные шторы, сгромоздившиеся бесформенной кучей под окном, казались бы местным артефактом, если бы не другая часть инсталляции Сухаревой, стоящая рядом, и вездесущие карточки с художником-названием-материалами.

Александра Сухарева, Докса (фрагмент), 2012

Скульптурные композиции Александра Повзнера, которые располагаются тут же на первом этаже, рифмуются с аутентичными зиловскими конструкциями — то ли психоделическими люстрами из 1970-х, отчего-то торчащими из пола, то ли фонтанами, производящими звук падающей воды, который должен был когда-то способствовать релаксации рабочих. Но рифмоваться в данном случае значит находиться в состоянии анти-, как на другом полюсе. Оттого работы кажутся и чужими и родными в этом помещении. Похожим образом Дмитрий Филиппов разметил пол второго этажа, в фойе для танцев, белыми линиями, напоминающими все что угодно — от карты созвездий до расчерченного маршрута, отмечающего, в согласии с недоступной пониманию логикой, единственно возможные пути перемещения в этих краях.

Александр Повзнер, без названия, 2012Если же вернуться в Галерею 21, то там главным производителем и разоблачителем иллюзий был Иван Горшков. Его небольшая инсталляция в углу одной из комнат могла сойти за горку строительного мусора, и художник явно имел в виду такой misreading. Но также в самом построении композиции присутствовало — стоило лишь присмотреться — легко считываемое подмигивание: ну вы же понимаете, что это мусор, который вовсе не мусор, а стилизованная под него работа. Чем-то это напоминает внезапную перенастройку зрения, когда, оказавшись в месте, кажущемся на первый взгляд диким, начинаешь замечать, что все вокруг сделано человеком: в древесных кронах различимы хижины, в кустарник является рукотворной оградой.

Иван Горшков, из серии «Точка кипения», 2012

Аня Титова, как и многие другие участники «Контриллюзий», отметилась в обоих пространствах. В Галерее 21 расположилась ее инсталляция «Человек-птица», которую художница уже показывала в Третьяковкской галерее на Крымском валу. Помимо всех художественных аллюзий, о которых сообщается в брошюре «вместо аудиогида», подготовленной специально под выставку, в «Человеке-птице» присутствует откровенная ирония относительно реалий сегодняшнего арт-процесса. Жвачка с пластмассовой соломинкой для напитков внутри небольшой стеклянной коробки, и все на постаменте, под который подложено троцкистское сочинение. Все многочисленные аллюзии в один момент становятся неважны, когда проделывается эта интерпелляция: теперь это левый художник и социально-критическое высказывание, пуще того активистское. Титова очень точно показывает, как это обычно происходит — простым добавлением идеологического довеска, который, стоит его вытащить из-под инсталляции, сразу же лишает ее всех революционных свойств. Искусство становится нейтральной кучей мусора, эдаким големом, который в зависимости от смены записочек с заклинаниями воюет то на той стороне, то на этой. Незавидная роль — но не потому что ему приходится воевать и быть ангажированным, а потому что его форма и все, что существует помимо идеологических довесков, просто не берется в расчет, но тогда этих записочек с заклинаниями достаточно самих по себе — пусть воюют друг с другом без искусства, ведь им все равно, какое оно, есть оно или нет его.

Аня Титова, Когда вещи не отбрасывают тени, 2012Во время вернисажа на ЗИЛе я столкнулся с Хавьером Виллой, когда тот ходил по последнему этажу. Он фотографировал инсталляции Ани Титовой и Юлии Ивашкиной, приговаривая при этом, что здание, в котором мы находимся, фантастическое. Вот она — главная контриллюзия.

Материал подготовил Сергей Гуськов