Статист и смерть

В Нижнем Новгороде в Приволжском филиале ГЦСИ в конце июля состоялась премьера оперы «Марево» в постановке арт-группы «Провмыза» (Галина Мызникова и Сергей Проворов). Они широко известны среди любителей современного искусства в России и за рубежом своими видеоработами. Теперь осваивают новый жанр.

«Марево» — опера про смерть, не то чтобы зритель ее наблюдал, он ее переживает. Действие оперы происходит на месте только что случившейся автокатастрофы, в которую попали главные действующие лица оперы. Помимо четверых членов семьи, по воле случая в катастрофе погибают собака, два голубя и куст, в который по всей видимости врезалась машина. В своих ариях, персонажи по очереди повествуют о своих последних делах, поступках, ощущениях жизни, из которой они совсем недавно выбыли. Отправной точкой для всей оперы стал некий визуальный образ, а не либретто, характерное для классической оперы. Либретто будет написано уже потом поэтом Антоном Шраменко, распечатано на программках и выдано зрителю, как казалось бы, в помощь, так как разобрать, что поют артисты, невозможно.

Солистка оперы Наталья Пшеничникова, исполняющая арию мамы, единственная из четырех исполнителей, кто профессионально занимается исполнением современной академической музыки, поэтому для всех остальных Наталья проводила мастер-классы «как петь так, чтобы было непонятно». Особенно трудно пришлось представителю оперной династии, басу Большого театра Андрею Архипову. Как сказал сам Андрей на пресс-конференции: «Нередко слышал от коллег критику за излишний академизм в исполнении и поведении на сцене». Остальные участники в силу возраста были готовы к подобного рода экспериментам. Для них участие в таких проектах, бок о бок с профессионалами, хотя бы частично компенсирует недостаток образования в сфере современной культуры и искусства.

Музыку для оперы написали два талантливых молодых нижегородских композитора Марк Булошников (музыку в опере исполняет его NoName-ensemble) и Кирилл Широков. Как утверждает Галина Мызникова, «несмотря на уже заранее прорисованный ритмический рисунок и точное осознание, где и какая музыка им нужна, композиторам все же удалось создать свое самобытное произведение». Кстати, музыканты в опере сидят не в отведенном для них месте, а среди зрителей, что конечно не позволяет услышать музыкальную композицию целиком, но зато столь плотное сосуществование зрителя с исполнителем делает его (зрителя) безусловно более внимательным и вовлеченным в процесс.

Декорации к опере более походят на современную тотальную инсталляцию — никакой бутафории, все настоящее: машина после аварии, куст, чучела птиц и собаки. Сама сцена полностью облицована металлическим листом, который дает ощущение мембраны между двумя мирами, живых и мертвых. Четыре основных действующих лица — это погибшая в автомобильной катастрофе семья: мать, отец, сын и дочь. Также куст, собака и голуби существуют на сцене не только как декорации, но являются полноценными участниками происходящего, у них даже есть свои арии. А что касается куста, так он, кажется, и вовсе стал неотъемлемым атрибутом творчества «Провмызы»:«Древняя способность сознания анимировать все предметы и процессы природы изначально заложена в принцип искусства. К примеру, куст как образ «неопалимой Купины», способный к субъективному мышлению… В опере почти нет противопоставления «человеческого» и «природного»: они все в равной мере равны и мертвы, но художественные действия направлены на установление некой истины: является ли человек частью природы или он что-то иное. Мы назвали бы это диалоговой карпалистикой между человеком и «предметами» природы со сформулированной зависимостью. Таким образом, природа здесь наиболее оптимальный исследовательский инструмент на пути самопознания человека и предъявления истории самоуничтожения. Куст априори наделен естественным элементом тревоги. Он всегда скрывает в своих ветках что-то невнятное и опасное. С другой стороны, куст сам по себе некий организм, некая вселенная, сплетенная по своим неведанным законам. Кусты как люди — рождаются и высыхают».

Существует в опере еще один персонаж — это человек с закрытым длинными волосами лицом, по сути, просто статист, который осуществляет нехитрые, практически незаметные манипуляции с предметами. Иногда это похоже больше на некие ритуалы, нежели на реальное действие, но разгадать смысл оказывается не так-то просто, поэтому я попросила прокомментировать художников один из таких ритуалов — когда собака, голуби и комок нитей оказываются подвешены на задник.

«Провмыза»: «Тема смерти неминуемо затрагивает религозные аспекты. В отличие от церковных канонов, где место в иконостасе занимают определеные библейские и историческе персонажи, здесь происходит выстраивание нового визуального «алтаря», новой картины, стремящейся к вертикали, в центр которой поставлен куст как некий субъект низшего эмоционального порядка. «Иконостас» выстраивается постепенно и медленно, просходит некая десемантизация канонических образов. В самую верхнюю точку «иконостаса» ставятся погибшие птицы, наиболее близко подходящие к понятию Вознесения. Момент Воскрешения-Вознесения также обыгрывается в сцене с электрическим подъемником. Когда девочка пытается аниминировать голубей, поднявшись на нешуточную высоту, таким образом пытаясь приблизить птиц к небесам, к более привычной для них среде. Неслучайно в опере фигурирует дуалистический персонаж, выполняющий функции рабочего — Бога. Все, что происходит в спектакле, делается под его руководством: это он зажигает и гасит лампу, он поднимает животных на «иконостас» и распирает куст, и если его начальные действия естественно отсылают к позиции рабочего сцены , то финал — открытие окна — говорит об иной его ипостаси, а именно трансцендентности. По своей сути именно этот странный персонаж является главным персонажем оперы, без него не было бы не только оперы, но и не было ничего в мире, только темнота, которая тоже является его вымыслом».

Материал подготовила Мария Фомина