Дидактический детектив

376

До конца неясно, какие смысловые выводы произведет на месте данной инсталляции зритель, малознакомый с медгерменевтической вселенной текстов. Но эта ситуация точно укладывается в формулу идеологии неизвестного, выработанную Павлом Пепперштейном: «Нам точно известно, что нам неизвестно, известно ли нам неизвестное или неизвестно», а также позволяет увидеть «взгляд в бинокль» с помощью, в свою очередь, удвоенной оптики: через линзу 1995 года и уже столь отдаленного от него дня сегодняшнего.«Аллея долголетия» выставляется почти 10 лет, поддерживая свой трансисторический статус судьбоносностью именования. Тем временем, «Риджину» Владимира Овчаренко всегда манил зов молодой крови, поэтому кажется важным понять, как реактуализация хрестоматийного проекта соотносится со стратегическим контекстом «heat seeking missile».

Здесь помогли бы розыскные работы, проясняющие возникновение выставленных улик и их роль в этой сцене: портретов бесконечно отсроченных от момента рождения младенцев и стариков, круглый коридор трубы, уютной «комнатки» в его глубине, и, наконец, бинокль, которым посетитель нащупывает и приближает картинку этого недостижимого объекта желания. Любое интерпретационное усилие, приложенное к материальной вещи, генетически родственно детективному расследованию, поэтому стоит проверить список этих предметов в базе предыдущих дел, не удовлетворяясь показаниями, которые предоставлены галерейных текстами.

Выясняется, что первые следы бинокля зафиксированы как раз в год создания «Аллеи» – это рассказ Пепперштейна и Ануфриева «Бинокль и Монокль 1», ставший частью военно-психоделической эпопеи «Мифогенная любовь каст» (1, 2), а также «Бинокль и Монокль 2», преломляющий содержание первого на занятии школьного литературного кружка в фантазматическом 2008 году. В центральном сюжете речь идет об офицере СС Юргене фон Кранахе, прибывшем в Белоруссию, чтобы провести анализ активности партизанских отрядов. Его фрондерский монокль атрибутирует союз артистической натуры и изощренного ума, которые, в итоге, заставили заключить странную сделку с одним из подозреваемых, врачом-самоучкой Коконовым – принять вместе с ним на дознании раствор первитина. Впоследствии офицера посещают галлюцинации-флэшбэки, в которых главный персонаж повести, парторг Дунаев, разбивает тяжелым военным биноклем монокль Кранаха. Вскоре тот возвращается в Берлин, умолчав в донесениях о своем главном открытии.

Авторский комментарий Пепперштейна разъясняет, что бинокль и монокль – овеществленные «идеи зрения»: монокулярного параноидного и бинокулярного шизофренического. Перед нами разворачивается битва инструментов, столкновение которых несет дидактическое и врачующее значение, поскольку вес «точки зрения» Дунаева по сути спасает Кранаха от продвижения в опасном для него направлении к его метафизическому антагонисту Коконову. Удар биноклем становится «стадией некоего «лечения» или некоего «педагогического курса»», восстанавливая шизофреническую связь биографических означающих у заблудившегося прямолинейного взгляда: «Расщепляющий шизо-удар спасает »внутреннее зрение». Шизофрения «подхватывает» паранойю в тот момент, когда она уже зависает на грани падения в бездну девальвации». В свою очередь в сиквеле «Бинокль и монокль 2» видéние сливающихся монокля и бинокля исцеляет пожилого учителя литературы, вступающего в период цветущей новорожденной старости.

Пробуждающий дзенский хлопок готова совершить даже смотрительница галереи, остерегающая от взгляда в перевернутый бинокль (многократно удлиняющий путь к «комнатке»). Ведь очевидно, что труба инсталляции – разросшийся монокль, прицеливающий и направляющий раздвоенное зрение. Благодаря их союзу к зрителю приближается образ уютного помещения, представляющий еще один ключевой термин Инспекции, иногда определяемый как «Норка».

Она воплощает дискурс непрерывной «приватизации» пространств, противопоставлявшийся в середине 90-х художественным стратегиям публичности, воспринимаемой тогда в качестве скандальной актуальности. Предсказуемый парадокс, однако, состоит в том, что инспекционная приватность приводит к особой форме актуального долголетия. «Неправильно говорить об уходе в галлюциноз как о социальном эскапизме. К сожалению, на этом пути нет и не может быть освобождения от реальности… Галлюциноз не скрывает, а «раздувает» принцип реальности… Что есть галлюциноз как не конъюнкутра фантазмов и ощущений?»

Так выясняется, что еще в 1995 году в виде художественной инсталляции был построен терапевтический механизм, обучающий зрителя тонкому сочетанию несводимых оптик зрения, призванных подвести его к неуловимой точке, где сходятся временные перспективы «рая нерожденных» и благородной вечности – состоянию предельной современности.

Цитаты: «Полюс холода. «Инспекция Медицинская Герменевтика» и русское искусство 1990-х годов»; «Бинокль и Монокль 1. Комментарий».