Елена Артеменко закрывает тему

Сергей Гуськов: Как ты решилась заняться искусством?Елена Артеменко: Как и многие в Школе Родченко, я начинала как фотограф. В Краснодаре я снимала себя, друзей — так все делают поначалу. Я искала информацию по современному искусству, и меня заинтересовал московский концептуализм. И, учась в краснодарском университете на журфаке, я зачем-то решила сделать диплом про концептуализм. Это была очень смешная история, потому что меня, по сути, забанили на защите, сказали: «Все это прекрасно, но не имеет никакого отношения к журналистике». А для меня диплом был таким поводом изучить интересовавшее меня направление. Название моего диплома звучало как-то вроде «Московский концептуализм в освещении отечественной прессы», а суть диплома заключалась в том, что московский концептуализм в ней никак не освещался.

СГ: Какая-то концептуалистская история.

ЕА: Весь диплом я разбиралась, что такое концептуализм, пыталась анализировать Гройса, немножко написала про журнал «А — Я». Но вывод был такой: все плохо, ни фига его не освещали. А когда меня спросили, зачем же я об этом писала, я ответила: ну надо же было провести исследование, чтобы прийти к такому выводу!

СГ: Справедливо.

Елена Артеменко, Оно, 2012, видео, компьютерная программа

ЕА: Потом я стала узнавать, что происходит в Москве: может, куда-то поступить?.. Ведь в Краснодаре образование было никаким. И, по сути, все, чем мы занимались в течение пяти лет учебы в университете, — пили вино и читали книжки.

СГ: Чем это принципиально отличается от Москвы? Все тоже сидят, пьют вино, читают книжки. Может, атмосфера другая?

ЕА: На фоне моего университетского образования учеба в Школе Родченко явно отличается в лучшую сторону. Тут дают как техническую, так и теоретическую базу. На момент поступления я даже видеокамеру никогда в руках не держала, поэтому хотела поступать к Владимиру Куприянову, которого выбрала методом исключения: направление документалистики было явно не мое, а про новые медиа я до того ничего не слышала. Но во время консультаций решила зайти в мастерскую новых медиа, и Кирилл Преображенский, Алексей Шульгин и Аристарх Чернышев как-то меня обаяли — так, что в итоге я поступила к ним.

СГ: И ты не пыталась от них сбежать, как некоторые делают?

ЕА: Нет, а куда! Это мастерская будто специально создана для меня.

СГ: Для тебя это был интересный опыт, ты ведь в техническом плане начинала там с нуля.

ЕА: Да, абсолютно точно. Мне было неловко, что я поступаю на видеоотделение с фотографиями. Поэтому я срочно сняла для портфолио какие-то смешные перформансы: бегала голая по лесу, закапывала себя, ела бумажные слова — короче, стандартный набор глупостей.

СГ: Но при этом ты очень глубоко погрузилась в новые медиа, начала делать технически сложные работы.

ЕА: Они не то чтобы очень сложные. Но да, погрузилась. У меня почему-то все получалось путем отрицания. Я приходила на лекции по истории медиаарта, а там рассказывали, например, про генеративное искусство или компьютерные игры, а мне это казалось какой-то бессмыслицей. И видимо, потому что меня это злило и я постоянно думала об этом, именно в этой области, от противного, мне и начали приходить идеи.

СГ: Интерактивность тебя тоже злила?

ЕА: Мне казалось, что это глупости и развлекуха, и я постоянно думала, как сделать так, чтобы они были оправданы, чтобы в саму идею была заложена необходимость интерактивности. Я по-прежнему не приемлю большую часть такого искусства, где интерактивность ничем не мотивирована, кроме любви художника к ней.

Елена Артеменко, Аристарх Чернышев, Алексей Шульгин, Instant Artlet Maker: Art generator machine, 2011, программа-генератор

СГ: Ты выступаешь в роли такого бодхисаттвы, который хочет спасти весь мир, а в данном случае — конкретные формы искусства, которые даже ты сама считаешь глубоко порочными. Есть нечто ужасное, а ты хочешь сделать его оправданным.

ЕА: Или наоборот, мне хотелось сделать работу, которая чуть ли не отменила бы какое-то явление — закрыла бы тему. Например, наш совместный проект с Алексеем и Аристархом «Instant Artlet Maker», который, надо сказать, родился из моей более ранней работы — генератора идей, основан на том, чтобы сделать бессмысленным все это бесконечное производство искусства, которое создается посредством ограниченного набора приемов. По сути, я, стараясь быть последовательной, создавала эту работу, чтобы самой не делать подобного (в этом мы расходимся с моими соавторами, поэтому говорю только за себя). В моей более ранней работе, генераторе идей произведений искусства, происходит то же самое, только не с изображениями, а с идеями в текстовом виде.

СГ: Это только для себя самой или также побуждение других художников отказаться от практик, про которые ты говоришь этими работами: все, тема закрыта?

ЕА: Про других не знаю. Но для меня этот момент был принципиальным. И несмотря на то, что текстовый генератор идей визуально выглядел никак, он был хорош тем, что выступал для меня таким мерилом: вот мне в голову приходит идея, и если я понимаю, что она из разряда тех, что может создать мой генератор — значит, ерунда, не подходит.

СГ: Ты любишь сложные замыслы?

ЕА: Нет. У меня есть очень простые. Генератор манифестов «Новое» — это же простая идея.

СГ: А отношения с видео тоже складывались от противного?

ЕА: Нет. Вначале это был просто инструмент для фиксации моих перформансов; мне нравились Марина Абрамович, Вали Экспорт. Но потом, видимо, из-за того, что в мастерской параллельно сосуществовали медиаарт и видео, я стала миксовать и то и другое — получались работы на границе медиумов.

Елена Артеменко, Генератор манифестов, 2011, программа-генератор

СГ: Когда некий набор приемов превращается в готовый конвейер со своими «законами», то появляется своеобразный жанровый канон, и ты, зная эти сложившиеся «законы», также, как мне кажется, критически разбираешь подобные «жанры», то есть опять же хочешь закрыть тему. У тебя, например, есть история про саспенс…

ЕА: Эта работа, которая называется «Оно», по сути, тоже представляет собой соединение видео и генеративного искусства. Мне показалось интересным сделать работу, в которой пиковое состояние, состояние максимального напряжения, длилось бы бесконечно, тем самым превращаясь в абсурд. Но параллельно с этим генератором саспенса я сделала другую работу — «Круглый стол». Вроде бы они кардинально отличаются друг от друга, но там есть один пункт, который спровоцировал меня на обе работы. В «Круглом столе», как кажется, совсем другая проблематика. Какое-то время я ходила на круглые столы и дискуссии, посвященные ксенофобии, записывала все на диктофон. Потом на их основе написала сценарий — просто скомпоновала наиболее характерные высказывания, пригласила людей, на которых, собственно, эта ксенофобия направлена, и попыталась воспроизвести такой круглый стол. И сразу становилось видимым то, что все происходящее во время таких дискуссий не имеет никакого отношения к реальной жизни — это бесконечное обмусоливание одних и тех же тем без каких-либо конкретных действий. Просто очередное озвучивание известного набора мнений о проблеме. И в видео про саспенс это также есть. Сидят люди и обсуждают: надвигается нечто страшное, сейчас оно нас сожрет, что-то случится, надо срочно что-то предпринять, — но никто ничего не делает, потому что то ли не знает, что делать, то ли им важен только сам процесс обсуждения. Такие бесконечные кухонные посиделки, которые не выливаются в реальные действия.

СГ: Собственно «Новое» тоже об этом.

ЕА: Эта работа просто показывает, как создаются новые направления в искусстве и вообще что-то новое…

СГ: Такое явление, как генераторы, достаточно давно существует. Например, знаменитый «Postmodernism Generator», с которого началось увлечение широкой аудитории подобными штуками. Понятно, что это была критика бессмысленности и запредельной заумности некоторых постструктуралистских текстов, но ведь ясно же, что в самих этих генераторах силен элемент пародийного передергивания: не все так бессмысленно, как то демонстрирует бесконечно производящий тексты генератор. Не получается ли, что ты также делаешь просто радикальный жест, доводя до абсурда определенные практики, но не отменяешь и не подрываешь их? Это ведь естественно для генератора производить такой эффект… Например, в случае генератора картинок.

ЕА: Мне кажется, есть разница, когда ты доводишь до абсурда и когда делаешь ситуацию невозможной для ее повторения. Абсурд ведь не ставит целью что-либо отменить. В случае «Instant Artlet Maker» такая цель, все же, наверное, была, хоть она и утопична. Программа критикует сам способ создания такого поверхностного искусства — ведь если подобное искусство может генерировать программа, причем в неограниченном количестве, то создание таких работ художником становится явно бессмысленным и даже невозможным.

СГ: Есть чудесный штамп советского искусствоведения — «безыдейное», в данном случае он подходит.

ЕА: Думаю, да, именно об этом данный проект. Причем, что самое интересное — этот генератор иногда выдает картинки, которые…

СГ: …вполне себе ничего?

ЕА: Да! Смотришь на них — и мозг сам начинает генерировать смыслы, интерпретировать. Такой побочный эффект.

Елена Артеменко, Круглый стол, 2011, видео

СГ: Ты хочешь, чтобы художественные произведения были более осмысленными, осознанными?

ЕА: Любое решение, выбор медиума или материала, должно быть мотивировано и подчинено определенной цели.

СГ: Если говорить о конвейере по производству картинок, то там есть довольно простая мотивация, для многих, можно сказать, базовая — люди хотят сделать побыстрее и побольше, чтобы продать, к примеру.

ЕА: Это странная мотивация. Выходит же симуляция искусства.

СГ: Ну да. Вот я у тебя и спрашиваю: какова альтернатива? Что ты имеешь в виду под мотивацией?

ЕА: Чисто формально произведение может выглядеть, как эти картиночки, то есть я не говорю, что такими методами производства образов нельзя пользоваться, но если ты ими пользуешься, это должно быть как-то обосновано. При этом произведение не должно быть иллюстративным, «лобовым», оно должно иметь выход на другой уровень. Оно должно работать как аналогия, как яркий пример того, как функционирует какой-то феномен или элемент. Ты смотришь на него, и в голове происходит такой волшебный клик, скачок, в результате которого ты вдруг понимаешь, как работает вся структура, частью которой является этот элемент. Если этого нет, то все впустую.

Есть еще важный момент, которым я часто руководствуюсь, пытаясь оценить уже сделанную работу — в идеале, результат должен превосходить то, что вкладывалось изначально (или как минимум, быть равным). Приходит идея, и то, что ты инвестируешь в создание проекта (я говорю не о материальных инвестициях), не должно быть больше, чем результат, который должен быть шире твоих собственных рамок.

Елена Артеменко, Игра во власть, 2011, видео, компьютерная программаСГ: А идеи приходят мучительно? Обдумываешь долго?

ЕА: Приходят по-разному, а вот обдумываю долго.

СГ: Советуешься с кем-то?

ЕА: Советуюсь. Но иногда бывают такие идеи, что я понимаю: если начну советоваться, то буду сильно сомневаться, нервничать. Поэтому лучше взять и сделать. Но чаще всего я заранее продумываю каждую деталь, каждую мелочь, все расписываю, — только после этого начинаю что-либо делать. Я не могу приступить к съемке, надеясь, что ко мне в процессе придет необходимое решение. Вообще все решения должны быть продиктованы идеей. Выбор медиума тоже. Я не могу сказать, что фанат интерактивного искусства, но если мне пришла идея, которая требует интерактивности — значит, надо делать именно так.

СГ: Многие художники живут как оголенный нерв. Вот и ты, получается, то же. Тяжело?

ЕА: Про оголенный нерв — это правда. Но вообще, по-моему, если художник делает проект, то не благодаря тому, что он нервный психопат, а только потому что он может упорно и долго работать, собраться в какой-то момент, всех организовать. А нервозность как раз очень сильно мешает.

СГ: Занимаясь искусством, ты себя дисциплинируешь?

ЕА: Конечно, иначе ничего не выйдет. Сложно сказать, помогает ли мне искусство жить. Мы с ним просто сожительствуем.

Материал подготовил Сергей Гуськов