Таус Махачева: «Твои проекты – это всегда ты, а все вокруг – материал»

1 424

Таус Махачева, «История требует продолжения», Махачкала, 2013, вид экспозиции, на первом плане «Гамсутль» 2012, на втором плане «Позволь мне быть частью нарратива» 2012 // Фотограф Никита Шохов, предоставлено фондом ПЕРИ

4 октября в Махачкале в Зале Союза художников Дагестана открылась персональная выставка Таус Махачевой «История требует продолжения», куратором которой выступил Алексей Масляев. О создании выставки, некоторых мифах дагестанской культуры, а также о сроке годности произведения современного искусства с художницей поговорила Наталия Безрукова.

Наталия Безрукова: Это первая твоя персональная выставка в Махачкале?

Таус Махачева: Первая такого масштаба. До этого у меня была выставка в «Первой галерее», когда она находилась еще в старом пространстве, была только одна комната. Там я разместила видеоинсталляцию на всю стену — «Пространство торжества». Нынешняя выставка — моя самая большая персональная на сегодняшний день, скажем так, первый для меня значимый большой проект в республике.

НБ: Насколько мне известно, Зал Союза художников Дагестана — достаточно консервативная институция. Как работалось в таком контексте?

ТМ: Она, конечно, консервативная, помимо каких-то выставок местных художников зал иногда отдается под коммерческие выставки типа «Золото России». Надо отдать должное Амирхану Магомедову, директору Выставочного Зала Союза художников, он как-то отважился на идею моей выставки. Наверное, не без моего семейного статуса, конечно, который мне сейчас открывает двери, которые так были бы закрыты для молодой художницы. Также я должна отдать должное куратору Леше Масляеву: мне кажется, что работа куратора и художника это всегда 50 на 50. Экспозиционная застройка повторяет форму медальона дагестанского старинного килима XIX века, то есть стены повторяют собой структуру этого медальона. Соответственно были подобраны цвет, фальшь-стены. Мы использовали темно-бордовый, который оказался очень похож на цвет Дагестанского музея изобразительного искусства, это было непреднамеренно. Опытной строительной бригады, которая бы занималась застройкой для выставок, просто нет, но нам повезло — я нашла замечательного прораба Шамиля, группа которого обычно занимается отделкой кафе, я просто поняла, что если не они, то больше никто. У нас прекрасный дизайнер Кирилл Благодатских, который разработал нам дизайн всей выставочной полиграфии. Проект вообще был реализован благодаря фонду «Пери» — своими силами это невозможно. Это благотворительный фонд, который всячески поддерживает культурные начинания в республике и за ее пределами. В качестве площадки мы еще думали о Дагестанском музее изобразительного искусства, но, к сожалению, там залы оказались слишком маленькими, и о «Первой галерее», которая сейчас находится в Каспийске, но там дико сложный зал для видеоработ, особенно такого количества, как у меня, ведь там круглый зал и по всему кругу окна. Здесь Леша придумал построить фальшь-стену с дыркой, чтобы засунуть туда плазму. Мы на месте все изобретали, Юсуп и Шамиль лазили на крышу, чтобы закрыть окна-колодца, чтобы все пространство было темное. Работалось тяжело, некому было доверить монтаж, никто, к сожалению, не знает, как надо выставлять видеоарт. В результате, мне кажется, мы сделали что-то ценное.

Таус Махачева, «История требует продолжения», Махачкала, 2013, вид экспозиции // Фотограф Никита Шохов, предоставлено фондом ПЕРИ

НБ: Твоя выставка называется «История требует продолжения». Ты, рассказывая историю, выстраивая определенный нарратив, включаешь себя в эту историю, или же ты повествуешь об истории своего народа, стоя на некоем расстоянии, наблюдая, смотря со стороны?

ТМ: Это прекрасное название тоже придумал Леша, как и концепцию выставки. То, о чем он говорит в кураторском тексте, это о том, что надо выбрать, какие традиции мы берем с собой в будущее, какую историю мы будем продолжать, а какую — нет, что происходит с традициями и дагестанским обществом сегодня. Например, что происходит с какими-то безликими свадьбами, которые заимствуют европейские обычаи, эти платья-торты. Об этом мой проект «Пространство торжества», где ходят и кружатся две невесты, у одной из которых юбка идет от горла и при этом покрытая голова. По-моему, я часть этой истории. Леша говорит, ему кажется, что я очень внимательно отношусь к традициям, внимательно с ними работаю. Даже его текст начинается со слов: «Художник прикладывает ухо к земле и прислушивается». Это дико поэтичное начало, возможно, оно где-то верно, то есть где-то подчас интуитивно, подчас концептуально, но это прислушивание очень важно в моей художественной практике.

НБ: Ты впервые включаешь музейные объекты в диалог со своими видеоинсталляциями?

ТМ: Да, и это тоже идея куратора — поставить на входе старинный килим, который нам предоставил Дагестанский музей изобразительных искусств, потому что это как ключ, подсказка. Вы видите его, заходите, поднимаетесь по лестнице и попадаете на выставку, которая расположена на одном уровне, то есть поднимаетесь в сакральное пространство ковра. Об этой идее писала также моя мама в своей работе о молитвенных коврах: как только ты наступаешь на ковер, будь то молитвенный или любой другой, ты попадаешь как бы в другое измерение.

НБ: Как музейный предмет, который априорно несет на себе текст, то есть некий предмет-полимпсест, работает с новыми медиа?

ТМ: В данном случае он, мне кажется, достаточно самостоятельный и целостный, он служит подсказкой. Он не вступает ни в какой диалог или особую интерактивность с пространствами. Но, например, другая моя работа, которую можно упомянуть с точки зрения музейных объектов, это «Путь объекта», где я сделала копии трех объектов из Дагестанского музея изобразительных искусств и превратила их в марионеток.

Таус Махачева, «История требует продолжения», Махачкала, 2013, вид экспозиции, «Путь Объекта» 2013 // Фотограф Никита Шохов, предоставлено фондом ПЕРИ

НБ: То есть это не подлинники?!

ТМ: Нет, конечно! Кто бы мне дал подлинники? Это маленькая копия картины Виктора Васнецова «Гамаюн, птица вещая», которая попала в Дагестан из Третьяковской галереи еще в советское время, когда перераспределялись артефакты и часть отправлялась в регионы, чтобы искусство было равнодоступным по всему Союзу. Мне кажется, это достаточно любопытная практика. Следующий объект — кyбачинский свадебный браслет, который невеста носила сорок дней после того, как выходила замуж, то есть маркер перехода. И третий объект — это солонка, которую Юрий Юрьевич Карпов описывает. Он пишет, что, по рассказам, эти солонки покупались без рисунка, а рисунок вырезал владелец — такое ритуальное раскрытие глаза объекта. В горских домах соль была главным консервантом, поэтому это такая дорогая солонка с узором в виде спирали — предполагалось, что в этих спиралях будут заблуждаться злые духи. Эти три объекта были сделаны впервые для выставки «Мифопоэтический странник», которую курировал Андрей Мизиано на Чукотке. Для меня очень важно, что они стали псевдоживыми гонцами и продолжили эту советскую традицию. Но для этой выставки я чуть-чуть их переделала. Я сделала кукольный театр, а просто отличный сценарист Андрей Корешков написал сценарий, основываясь на информации, которую я сейчас тебе рассказываю. Мы делаем кукольные представления в городе. Всю неделю объект находится на выставке, в воскресенье мы выносим театр с этими куколками, Катя Касабова, актриса дагестанского кукольного театра, разыгрывает сценарий буквально минут пятнадцать, но для меня это оживление музейных объектов. Может быть, в этом проекте есть образовательная цель помимо художественной и концептуальной.

НБ: Кукольный спектакль носит одноименное название инсталляции «Путь объекта», и вот как ты считаешь, должны ли выставки сопровождаться культурно-образовательными программами, лекциями или подобными спектаклями? Важна ли эта часть коммуникации со зрителем?

ТМ: Вопрос в том, что кому интересно. Нам было интересно сделать такую большую программу: одно дело, когда ты выставляешься где-то на Западе, по России — это одна оценка, а когда ты возвращаешься домой и показываешь людям, как ты работаешь с их контекстом, с их традициями, то это совсем другое дело. Мне было очень важно, как меня воспримут дома, потому мне очень хотелось и хочется много рассказать, много показать. Приезжал прекрасный теоретик деколониального проекта Мадина Пластанова, которая преподает в РУДН, и читала лекцию в Национальной библиотеке. У нас были открытые экскурсии и экскурсии для студентов художественных вузов. У меня есть прекрасная ассистентка Халимат, которая мне организует сейчас еще экскурсии со школами. Очень много сил было вложено. Мы эту выставку, наверно, начали обсуждать год назад, а интенсивной работы было месяца три. Хочется, чтобы она достучалась до наибольшего количества зрителей, чтобы потом друзья говорили не «ой, я все пропустил», а «да, я был». Плюс, конечно, все упирается в то, что образование в художественных вузах, к сожалению, очень фрагментарное, и искусство XX века преподается плохо. Мне хочется немножко совратить молодых людей на самообразование и развитие, чтобы они поняли, что они продолжатели традиций, что они не после Джексона Поллока продолжают что-то, а продолжают что-то вот сейчас, и невозможно последние семьдесят лет этой истории искусства игнорировать.

НБ: Говоря о перспективах развития этой выставки, ты видишь, например, ее в стенах московского музея?

ТМ: Это уже совсем другой вопрос, я, если честно, об этом еще не думала. Мы сейчас обсуждаем привоз этой выставки с северокавказским ГЦСИ, но там пространство чуть более сложное. Конечно, мне, в первую очередь, хочется провезти выставку по Северному Кавказу, потому что много тем, которые как бы очень кавказские, которые везде на Кавказе будут понятны и будут понятны по-другому, нежели в Москве, или в Ливерпуле, или где-то еще. Сейчас, учитывая мой переезд в Дагестан, мне вообще хочется путешествовать по Северному Кавказу со своим искусством и без.

НБ: Насколько для тебя важно не просто выставлять свое видео, но также и документировать его, фотодокументировать, как было сделано в работах «Размежевание» и «Быстрые и неистовые»?

ТМ: Работа «Быстрые и неистовые» — это видео и фотография, то есть это не фотодокументация перформанса. Ну а фоточасть — это не документация, а псевдорекламные фотографии. Их три, с ужасным использованием фотошопа, преднамеренным, конечно же. «Размежевание» — это действительно документация, но просто, потому что мне не понравилась на тот момент видеодокументация. Я не вижу в этом проблемы, потому что мне очень нравится, что существует до и после фотодокументации перформанса, существует как бы пространство для фантазии зрителя. Я очень часто потом фотодокументацию перерабатываю обратно в видеопроект: например, перформанс «Портрет аварки», который я делала для выставки «Интимный капитал» под кураторством Андрея Паршикова, потом превратился из прямой фотодокументации в инсталляцию. Я показывала украшения, которые одевала на перформансе (их копии из латекса) и четыре видеоэкрана. Документация перформанса так стала видеоинсталляцией.

НБ: А как ты сама себя осмысляешь в настоящем культурном контексте, в котором вот мы сейчас находимся? На мой взгляд, ты среди современных художниц отличаешься своим искусством.

ТМ: Правда? А чем отличаюсь? Ты мне расскажи, я не знаю, чем я отличаюсь. (Смеется).

НБ: Я думаю, что сейчас художника не очень интересует делать искусство, связанное с темой культурного наследия.

ТМ: Ты права, я действительно не вижу много искусства, которое интересуется традицией или черпает свои идеи из декоративно-прикладного искусства, что вообще, мне кажется, табу для современного российского искусства, это такое «ой, ой, ой, подальше бежим». Но, например, мне очень нравится художник Аслан Гайсумов из молодых. Он прекрасно работает и черпает из традиционной культуры, делает такие политизированные проекты.

Таус Махачева, «История требует продолжения», Махачкала, 2013, вид экспозиции, «Размежевание» 2011 // Фотограф Никита Шохов, предоставлено фондом ПЕРИ

НБ: Раз уж ты упомянула Аслана Гайсумова, как ты относишься к тому, что одна из его работ третий раз подряд выставляется? Зегер выставила его работу в Манеже в рамках основного проекта Биеннале. То есть первый раз это биеннале Молодого искусства летом 2012 в ЦДХ, второй раз это выставка номинантов на Премию Кандинского, осень прошлого года, и сейчас третий раз. Какой срок годности имеет произведение современного искусства и важен ли для него периодический показ, или это произведение одноразовое?

ТМ: Это хороший вопрос, потому что я тоже грешу такими историями. У меня есть какие-то работы, которые показываются в Москве два, три, четыре раза. Я с содроганием думаю, что сейчас заметят, сейчас напишут что-то типа «Таус Махачева надоела, одни и те же проекты показывает на всех выставках». С другой стороны, что делать? Говорить «нет»? Видео «Пространство торжества» в Махачкале я показывала уже один раз, но там было очень малое количество посетителей, и сейчас я показываю второй раз, и все люди смотрят как в первый. Что касается Аслана, вы понимаете, что публика на основном проекте Московской биеннале совсем другая, нежели на премии Кандинского или на Молодой биеннале. Над этим вопросом я тоже размышляю, и я на самом деле стала говорить иногда «нет» или просто писать, мол, «вы знаете, эта работа уже в Москве показывалась два-три раза, давайте, может быть, мы попробуем что-то придумать». Но это бывает часто невозможно, потому что, к сожалению, у нас в стране есть такая практика, когда тебе пишут за месяц, за два до выставки и хотят что-то от тебя быстро получить. В то время как работа с Лешей — это совершенно другой тип работы. Мы обсуждаем работы за год, за несколько месяцев, он посоветовал мне хореографа, сценариста, это постоянный диалог, — такие кураторы мне нравятся. Мне хочется, чтобы вообще в нашей стране такая профессия как куратор выходила на качественно новый уровень. Мне кажется, этому способствует кураторская школа, которую Виктор Мизиано с фондом «Виктория» организовал, я ходила на лекции и очень радовалась, что растет новое поколение, которое не является администраторами и организаторами, а людьми, которые продуцируют концепции, контекст и адекватно работают с художниками, не задавливая их, с одной стороны, но и не пуская все на самотек, с другой.

НБ: Мне очень нравится твоя работа с носами, сделанными из дерева. Ты продолжаешь их до сих пор изготавливать?

ТМ: Да, продолжаю. Их сейчас уже тридцать один. Но должна сказать, что я сама их не вырезаю, то есть я собираю, фотографирую реальных людей с линейками и отправляю этот материал своему мастеру Казбеку Аликову во Владикавказ.

НБ: Я слышала легенду, будто на Кавказе люди ищут свой нос, то есть они его теряют при каких-то обстоятельствах, а затем его необходимо отыскать.

ТМ: Да, я встречалась для другого проекта, который я уже готовлю неизвестно сколько лет, с Юрием Юрьевичем Карповым, который написал книгу «Взгляд на Горцев. Взгляд с Гор». Он мне рассказал такую былину: мужчина теряет свой нос и потом идет совершать подвиги, чтобы его обрести назад. Например, слово «мегIер» в аварском языке значит и гора, и нос. Юрий Юрьевич как раз написал целую главу о том, как горцы ассоциируют себя с горой. Плюс, конечно, это игра на ранних классификациях, когда антропологи классифицируют людей по длине ушей, носа и т. д. Важно, что здесь на выставке носы были представлены как горная гряда — это Леша придумал. Эта коллекция продолжается, я надеюсь насобирать их сто-двести. Важна очень фантазия, как ты подходишь к человеку, забираешь его нос и кладешь себе в карман. Там есть не только мужские носы, но и женские, и даже прооперированные. Когда я была во Владикавказе, познакомилась там с девочками-чеченками, которые мне рассказали, что, оказывается, Дагестан сейчас — центр пластической хирургии в отношении носов и даже из Чечни все ездят туда оперировать носы.

Таус Махачева, «История требует продолжения», Махачкала, 2013, вид экспозиции, «Пейзаж» 2013 // Фотограф Никита Шохов, предоставлено фондом ПЕРИ

НБ: Пьеса «Путь объекта» заканчивается такой фразой: «Ну, если картина старая и очень дорогая, то значит это современное искусство». То есть действительно это такое грубое определение современного искусства?

ТМ: Нет, конечно, это такой сарказм обывателя, потому что эти объекты из музея обывательски спорят между собой, существуют в какой-то системе, и один из них говорит эту шутку, а все остальные просто подхватывают и хохочут. Недавно в Махачкале давала интервью одному глянцевому изданию. Мы говорили об успехе и страхах. Мне кажется, что больше всего я боюсь начать повторять себя, сама не осознавая. Мне дико от этого страшно, дико страшно, что я об этом не узнаю. Дело не в каком-то мировом признании, успехе, а в том, чтобы я ощущала, что я не воспроизвожу себя саму двадцать лет назад.

НБ: Фигура художницы Таус Махачевой для меня ассоциируется с двумя персонажами из твоих видео. Это герои видео «Рехъен» и «Гамсутль», оба безымянные, абстрактные. Первый, который пытается подползти к овцам, завернувшись в овечью шкуру, пытается стать своим, и второй, который осмысляет архитектуру своего края, пытается прочувствовать ее. Когда ты продумывала концепцию этих видео, снимала, ты отождествляла себя с героями, ты себя видишь в них?

ТМ: Мне кажется, вообще твои проекты это всегда ты, всегда твоя идея, а все вокруг тебя превращается в материал. Ты ищешь этого актера, типичного дагестанца, который хорошо владеет своим телом, и ты понимаешь, что это оно. Твои проекты — это всегда ты и есть, и то, что касается видео «Рехъен», я его не долго продумывала. Мы поехали в горы, я там провела какое-то время и сразу придумала, сразу сняла, и люди, которые были со мной, помогли мне все организовать. Это видео, наверное, задает вопрос о том, на что мы готовы пойти, чтобы попасть в социум. Встать на четвереньки, накрыться какой-то неудобной одеждой и ползать, чтобы быть принятым отарой овец. Оно достаточно универсальное, подходит ко всему: отношения Дагестана с миром, российских художников с Западом, простая метафора.

НБ: Одно из видео называется «Позволь мне быть частью нарратива», то есть ты все еще не уверена, что ты его часть?

ТМ: Конечно, я совершенно не уверена, что я или мои работы, что я вообще как бы часть этого. То есть это попытка приобщиться к истории, к историческому. Вообще мне кажется, что такой невроз неуверенности — это дико хорошее качество для художника, потому что, когда я работаю, проект проходит стадию сотни «нет». Я говорю себе «нет, это бред», «нет, нет, это было сделано тем, тем, тем». Это достаточно утомительный период, но зато в конце ты можешь прийти к чему-то, что будет совершенно другого качества, чем, если бы ты согласился сам с собой на свою первую идею.

Таус Махачева, «История требует продолжения», Махачкала, 2013, вид экспозиции, «Быстрые и Неистовые» 2011 // Фотограф Никита Шохов, предоставлено фондом ПЕРИ

НБ: Наш разговор я планировала закончить лирической нотой. У Расула Гамзатова есть стихотворение «Мой Дагестан», и я взяла оттуда цитату: «Когда я, объездивший множество стран, / Усталый с дороги домой воротился, / Склонясь надо мною, спросил Дагестан: / Не край ли далекий тебе полюбился?». Тебе, Таус, край далекий не полюбился? Ты планируешь здесь жить, работать?

ТМ: Да, я вернулась в Дагестан. Вот я закончила магистратуру в Royal College и решила, что самое верное — это переехать и пожить в Дагестане, так что не полюбился настолько, чтобы сделать его своим домом.

НБ: А планы уже есть?

ТМ: Да, планы есть. Вообще в Дагестане много всего хочется делать, но я понимаю, что это какие-то быстрые идеи, в которых я могу выступать организатором. Но это плохо для моей личной художественной практики, надо сейчас с этим очень аккуратной быть. Сейчас основной мой план — это с помощью того же фонда «Пери» организовать образовательную программу в Махачкале для молодых художников. Что касается выставок, то скоро у меня будет выставка в Тегеране, которую курирует моя знакомая Даша Кирсанова.

НБ: И еще один вопрос, который никак не дает мне покоя. К современному искусству на твой взгляд стоит относиться всерьез?

ТМ: Конечно, стоит! Мы бы не разговаривали сейчас с тобой, если я бы думала, что не стоит. Я бы сидела себе со своим первым экономическим образованием после РГГУ, работала бы в филиале Дагнефть, если бы я не верила, что надо заниматься искусством серьезно.

Таус Махачева, «История требует продолжения», Махачкала, 2013, вид экспозиции, дагестанский ковер килим, Казбековский район, село Хубар, вторая половина XIX в. // Фотограф Никита Шохов, предоставлено фондом ПЕРИ