Если ты видишь это так, как есть для тех, кто показывает, ты допущен

201        0       

В новом выпуске своей колонки художник Алина Гуткина рассказывает о «практике внедрения» в современном искусстве и собственном опыте. В качестве иллюстраций использованы фото Люка Смалли.

Я хотела бы раскрыть практику внедрения. Искусство более не может быть герметичным. Вселенная идет на открытие. Искусство как акт творения вселенной больше не позволяет чему-либо сохраняться в закрытой форме. Если эстетика окраин и символические системы гетто недоступны тому, кто вовне, то появляется непреодолимая тяга оказаться внутри или открыть карты. Очень абстрактное описание тенденции внедрения или опустошения/разорения доступа к информации. К той, которая зарождается в своей закрытости, которая живет этой недоступностью, которая всегда с грифом «элитарности», которая поделила все на «своих» и «чужих»; корм, создающий и уничтожающий.

Мне как художнику просто предписано полное погружение в ту действительность, из которой рождается проект. Это не сухая документалистика. А есть ли таковая? Очевидно, что документалистика все равно с рукой, которая держит камеру, с глазом, который смотрит через объектив, поэтому документалистика это – авторская парадигма и всегда о наблюдающем. Это построение собственного высказывания через место и коммуникацию, неразрывно связанную с сеткой информации. В моем случае – герметичной.

Ты как будто заходишь в комнату, полную людей, но у тебя либо есть «посадочное» место, либо она опустеет с твоим приходом. Позиционирование себя «художником» в той среде, в которой я работаю, чревато непониманием и как следствие – насмешками. Главное – это осознание себя проводником. Художника нет. Им становится само пространство и наблюдение, но никак не определенное лицо, потому что даже наблюдающий – это пространство. Творец внутри самого события – он конструирует его, расставляет акценты и выводит информацию. Он создает, но не созидает.

Сегодня когда художник выходит в среду, он, прежде всего, замолкает. Это моя позиция. Никаких выводов и суждений. Своим обнаружением ты сам – уже готовый проект. 

Когда я оказываюсь в машине, заряженной оружием без разрешения и не особо легальными веществами, с полубандитами и отморозками, я моментально становлюсь частью процесса – этим оружием, этим веществом и отморозком вдобавок. Это не правило игры, это «обнаружение».

Моя камера – это не вопрос доверия, не вопрос этики. Уместность «смотреть за чем-то/кем-то» – это вопрос власти-подчинения. Здесь подобное не сработает, но можно рассмотреть и так:

Единственная опция «быть в» – стать подчиненной стороной.
Заранее взять на себя вину по общим меркам.
Моя камера – это оружие еще большей силы, чем реальные стволы.
Опасностью для себя самой, в первую очередь, я назову игру по правилам.

Само понятие «внедрение» мне режет слух. Для художника, связанного с практиками такого рода (если смотреть из контекста современного искусства), среда должна выстраиваться вокруг самопроизвольно. Как я уже замечала ни раз, это всегда вопрос внимания и его распределения. Когда начинается писаться история, назад дороги нет. Путешествие длиною в жизнь.

По прошествии какого-то времени я могу заявить, что камера все равно делает свое дело, а именно: она позволяет героям быть ближе к осознанности, если о таковой не задумались бы при другом раскладе. Камера засекает и провоцирует самый важный для меня лично момент: еще не сделавший никаких выводов, герой – само бытие, максимально вовлеченное в процесс, – внезапно интуитивно или принципиально нажимает на «стоп» и задает вопрос «кто я?» Фундамента больше нет.

Обнаружение в этот момент опытного наблюдающего никогда не срабатывает одинаковым образом. Есть несколько путей – погружение в жесткую игру или выброс, наблюдение, приход к осознанности. И тут герой либо остается со мной, осознав меня тоже частью всей игры, либо пропадает, осознав себя героем, либо отходит в сторону, заявляя себя художником.

Расскажу об одном эпизоде из жизни, который раскроет шире ситуацию «внедрения». Месяц назад я вышла на связь с человеком, история которого была дико актуальна на тот момент. Она из области криминального, но связана с творчеством. По ней я планировала создать спектакль. И только поэтому согласились рассказать о ней.

Сначала меня проверили на наличие диктофонов, затем заставили выключить все устройства, вывели на шумную улицу и начали повествование. Каждый раз, когда безопасность была под вопросом, рассказ приостанавливали на неопределенное время. Никакой возможности внедрения – просто рассказ, но с соблюдением всех мер предосторожности. Это дикое ожидание, сам квэст и напряженные попытки уложить в голове новые факты (так как записать их мне не дали возможности) значили для меня больше, чем самая на тот момент ценная информация. Ведь тебе предстоит рассказать это не просто другу на следующий день. Тебе предстоит построить целый миф без слов – дыхание и визуальные коды.

Доверить такую историю могли только тому, кого идентифицировали именно по этим знакам. Когда я говорю тебе «бежали по тоннелю», то ты представляешь это так же, как я. Уверенность в этом дает исключительное право. Так и с внедрением: если ты видишь это так, как есть для тех, кто показывает, ты допущен.

Твоя задача – все запомнить. Тебе не дали ни единого шанса это сделать, но «внимание» работает на тебя всегда.