Год 2013: искусство в массы

301        0       

Ольга Данилкина размышляет о событиях прошедшего года в искусстве: в сегодняшнем выпуске — о больших музейных показах современного искусства и росте государственного интереса к нему.

За прошлый год в Москве, помимо регулярного прироста частных площадок, прибавка в пространстве пришлась на государственные институции. В качестве активных арт-площадкок стали работать пространства МВО «Манеж» («Большой Манеж», «Новый Манеж» и «Рабочий и колхозница») и Музей Москвы. Все чаще принимают у себя искусство непрофильные площадки — такие как ВМДПНИ и МуАр. План по «модернизации» муниципальных домов культуры и выставочных залов постепенно реализуется (в КЦ «Зил», КЦ «Москвич», проекте «Округа. Культурный путеводитель»), а в регионах стало модным облагораживать город современным искусством («Арт-Овраг» в Выксе, «Территория совместных действий» в Ростове и проч.) И хотя выставка квази-исторического толка «Романовы. Моя история», прошедшая в Манеже, побила рекорды посещаемости, на Биеннале тоже стояли очереди.

Не сложно заметить, что современное искусство как маркер продвинутого западноевропейского государства в одночасье стало предметом политических манипуляций. Однако этот вопрос я, пожалуй, оставлю за скобками и обращу внимание на другой, не менее важный, и непосредственно с ним связанный — вопрос стратегий музейного показа современного искусства. За каждой стоит позиция музея — его осознание себя на карте арт-системы, а также по отношению к своему зрителю. Масштабно и регулярно современное искусство в Москве теперь показывают не только ГТГ, ММСИ и ГЦСИ, но и площадки МВО «Манеж». Дальше будет больше — количество больших музейных проектов в планах только растет.

В 2013 году старожил по части сменных экспозиций Московский музей современного искусства (ММСИ) открыл новую выставку работ из своей коллекции — «Сны для тех, кто бодрствует», а параллельно с ней — специальный проект «Экспансия предмета». «Сны…» представляли из себя просторное (как в смысловом, так и в физическом отношении) кураторское размышление на тему восприятия искусства и видения вообще. Каждый зал раскрывал одну из подтем и был наполнен работами разных периодов, каждая из которых сопровождалась подписью с ненавязчивой интерпретацией. «Экспансия..» рассказывала о предмете в искусстве и концентрированно заполнила залы третьего этажа множеством работ, так или иначе содержащих или имитирующих вещь, но уже без этикеток.

«Сны…» продолжают традицию сменных экспозиций ММСИ в смысле мягкого обучения тому, как смотреть искусство. Просторность выставки и ненавязчивость интерпретаций подталкивает зрителя развить собственную мысль относительно произведений. «Экспансия…», используя противоположный метод, работает на ту же цель. «Повторение — мать учения», — примерно так здесь можно проинтерпретировать экспозиционный ход кураторов. В то же время и простор для интересных искусствоведческих находок остается — ряд неожиданных сочетаний произведений в обеих экспозициях подмигивал продвинутому зрителю. Такую позицию музея можно считать просветительской относительно российского искусства и азов современного искусства вообще. Местный широкий зритель с ним знаком очень плохо, часто вовсе не считая это искусством. К этому прибавляется неосвоенность зрителем языка, на котором можно говорить о современном искусстве.

«Музей современного искусства. Департамент труда и занятости» в Государственной Третьяковской галерее (ГТГ) впервые показал работы из коллекции отдела Новейших течений не следуя хронологии. Кураторы выставки подхватили тренд последних годов — тему труда во всех ее аспектах. Начинается она с любопытного сочетания — стоящие напротив друг друга стенды с фотографиями третьяковских субботников и акций группы «Гнездо». В следующих залах произведения нескольких десятков современных российских и советских художников сгруппированы по темам труда ручного и машинного, капиталистического и социалистического, индустриального и креативно-офисного.

Кураторы Третьяковки в данном случае заняли позицию барометров и интерпретаторов актуального процесса в искусстве. Тема, уже близкая к потере своей актуальности в локальной арт-среде, подхватывается музеем и выносится, как и положено этой институции, с некоторым опозданием на суд широкой публики. Получилось все не без изъяна: любопытные сочетания, типа упомянутого выше, были помещены в пестрый карнавал объектов, связи между которыми уже сложно было увидеть. Такой натиск произведений современного искусства под лозунгом труда навевал настроение в духе «пятилетка за два года» и, видимо, всячески должен был подчеркнуть, что актуальное искусство цветет, пахнет и далее планирует только расцветать. Однако относительно широкого зрителя (даже если допустить, что он что-то знает о современном искусстве, но не априори к нему лоялен) такой показ оказывается варварской бомбежкой. Впрочем, в случае такой стратегии зритель и его проблемы могут быть и не важны, так как в современной ситуации для национальной галереи собственные отношения с современным искусством в большем приоритете — ведь оно только недавно получило там устойчивое место.

Посередине между ММСИ, который обращается преимущественно к широкой публике, и ГТГ, которая ставит свои точки в истории современного искусства, находится Государственный центр современного искусства (ГЦСИ). Отличается он от этих институций еще и особым положением: амбиция строительства музея современного искусства федерального уровня обязывает думать обо всех. Среди выставок ГЦСИ в 2013 году к «большим музейным» можно отнести совместный с Музеем В. Маяковского проект «Кино-Фото-Людогусь» под кураторством Виталия Пацюкова. Выставка раскрывала фигуру Маяковского как активного деятеля и свидетеля эпохи формирования современного искусства в первой половине XX века. Она включала в себя документальные артефакты жизни поэта, отрывки из авангардных кинолент его современников и их последователей, произведения искусства разных периодов XX века, а также эксперименты молодых современных российских художников.

Такой многомерный проект-конструктор оказывается потенциально востребованным самыми разными категориями публики. Выставка подобного толка работает с универсально интересной темой, ее нелинейность скорее приглашает к диалогу, нежели что-то рассказывает — она призвана вдохновлять. И хотя диалог может строиться с любым зрителем, все-таки более плодотворным он будет с образованным человеком, преодолевшим барьер по отношению к актуальному искусству. ГЦСИ в таком случае выступает как институция в желаемом идеальном будущем, где не нужно уже объяснять те азы, которые усердно прививает своему зрителю ММСИ. Сам Пацюков после открытия выставки все-таки посчитал, что пояснительных текстов и вправду было мало.

Современное искусство для широкой аудитории — такая амбиция присутствует в планах строительства национального музея, и примерно та же — в показах современного искусства в пространствах выставочных залов, как центральных, так и периферийных. Такие амбиции предполагают признание за современным искусством общественно-полезной ценности. А это абсолютно новая ситуация для современной России. И если ММСИ, ГТГ и ГЦСИ в той или иной степени несут на себе бремя работы с современным искусством просто потому, что оно существует и никто его еще не запретил, то случай с МВО «Манеж» — показатель именно общественной ценности этого искусства.

Модернизацию всех площадок экс-арт-директор объединения «Манеж» Марина Лошак начинала с амбицией добротного европейского кунстхалле. Одним из первых масштабных проектов о современном искусстве стал «Всемирный женский день. Феминизм от авангарда до наших дней». Кураторы новой площадки решили взяться за тему более чем прогрессивную для местного контекста, где вопросы гендера публично обсуждаются только в рамках довольно маргинальных на общем фоне фестивалей типа «Медиаудар» или после прецедентов типа акции Pussy Riot. Выставка представляла из себя хронологическую панораму: советский феминизм в искусстве, западные практики и современность в России и за рубежом.

Последний раздел фактически показал, что сам язык, на котором можно говорить о феминизме, даже внутри профессиональной среды, то ли отсутствует, то ли действует в режиме «тот-кого-нельзя-называть». Современные практики за редким исключением были представлены в соответствии с хрестоматийными устаревшими представлениями о женском искусстве (фарфор, ткань, радикальный активизм). Кажется, что никакой попытки спровоцировать у зрителя более глубокую мысль о проблемах феминизма и гендера в планах выставки не было — возможно, из-за неодооцененности знаний зрителя, возможно, из-за расхожих страхов сказать что-то противоречащее мифической национальной идеологии. Тогда зачем делать выставку на эту тему? Примерно та же проблема обнаружилась в случае с нижегородским фестивалем «Женщина в действии». Если предположить, что суть проблемы в самоцензуре, то аналогичная проблема возникла с выставкой «3 дня в октябре» в музее Пресня и с проектом Ксении Перетрухиной в Театре на Таганке, в работе над которыми обозначился конфликт между художниками и администрацией институций.

Но если в случае с вышеописанными музеями стратегии показа уже более-менее сформулированы или даже отработаны, то новым выставочным залам еще придется это сделать. Более того, их стратегия должна опираться не только на утвердительный односложный ответ на вопрос «Существует ли в природе российское современное искусство?», а на развернутый «Зачем и кому оно сегодня нужно?».