Милена Орлова: «Люди искусства обычно друг с другом не ладят — хорошо, что хотя бы у нас на страницах они сидят рядом»

514        0       

Милена Орлова и Эвелина Хромченко на вручении II Ежегодной премии The Art Newspaper Russia в ЦВЗ «Манеж»

Фото предоставлены The Art Newspaper Russia

4 апреля в ЦВЗ «Манеж» прошла церемония вручения второй Ежегодной премии газеты The Art Newspaper Russia за 2013 год. Как и в прошлом году, церемония представляла из себя масштабное шоу. По следам Олимпийских игр Манеж превратился в импровизированный стадион, а каждому лауреату был посвящен свой перформанс. Представление включало в себя световые проекции, мобильные декорации и хореографические номера. В качестве приза победители получали статуэтки, созданные художником Сергеем Шеховцовым. Ольга Данилкина поговорила с главным редактором газеты Миленой Орловой о том, зачем была создана премия, чего не хватает российскому арт-сообществу и что происходит с арт-прессой.

Ольга Данилкина: Премия газеты The Art Newspaper Russia вручается уже второй год. Как она появилась, кто ее придумал и зачем ей быть именно такой?

Милена Орлова: Нам, то есть редакции, захотелось сделать какое-то событие в связи с годовщиной выхода газеты. Мы подумали, что делать обычную вечеринку — бессмысленно. Мы работаем с очень многими людьми, у нас большой круг коллег, и нам пришла в голову идея сделать премию. Причем это премия именно нашей газеты, здесь нет приглашенного жюри — мы сами являемся экспертами, ведь мы в курсе главных событий. Решение принимаем коллегиально после долгих обсуждений, иногда обращаемся к экспертам на стороне за советом.

Мы интернациональное издание, но от нас все ждут, в том числе, и наши партнеры за рубежом, чтобы мы больше представляли русское искусство в самом широком смысле слова. Поэтому премия посвящена событиям, связанным с Россией, но получить ее может и иностранец. Наше издание посвящено разным сферам художественной жизни, отсюда и номинации опираются на ключевые рубрики газеты — это «Музей года», «Реставрация года», «Книга года», «Выставка года» и «Личный вклад». Последняя номинация на самом деле связана с рубрикой «Арт-рынок», но здесь есть деликатный момент: многие люди, которые влияют на художественный рынок, обижаются, если их связывают с рынком. Например, некоммерческие фонды бесспорно влияют на художественный рынок, потому что поддерживают конкретных художников, закупают их в коллекции и так далее. Мы не стали использовать в названии номинации слово «рынок», но по нашему внутреннему определению в ней лауреатами становятся люди, которые, прежде всего, вносят личный финансовый вклад. Это могут быть меценаты, коллекционеры, галеристы, предприниматели — как в прошлом году Дмитрий Аксенов и Сергей Скатерщиков, которые выкупили ViennaFair. Для них это бизнес, но для нас важно, что они тем самым поддерживают искусство, расширяя сферу влияния русских на мировом рынке. Сюда же могут попасть и музейные инициативы, если это частные музеи. В этом году премию «Личный вклад» мы отдали Дарье Жуковой и Роману Абрамовичу, которые одновременно являются и ведущими мировыми коллекционерами, и меценатами, создавшими образцовый, отвечающий самым высоким мировым стандартам Центр современной культуры «Гараж».

ОД: Каковы ваши внутренние критерии отбора победителей?

МО: Для нас принципиально, чтобы событие имело публичный резонанс. Есть прекрасные галереи, которые делают прекрасные выставки, но их масштаб таков, что эти выставки видят сто человек. Нас же интересуют события, доступные широкой публике, поэтому получается, что в основном это музейные выставки, большие выездные проекты или биеннале. Кроме того, для нас важно признание в профессиональной среде, ведь бывают события, которые имеют громкий резонанс, но не считаются интересными среди профессионалов. Также эти события должны иметь международный резонанс, и особенно нас интересует то, что интегрирует Россию в международный контекст. Как наш лауреат – книга «Русские художники на Венецианской биеннале». Или выставка Натальи Гончаровой в Третьяковской галерее, которая победила в этом году в номинации «Выставка года». Гончарова была интернациональным художником, прожив большую часть жизни в Париже. Существенно, что именно Третьяковка как главный держатель ее работ, а не Центр Помпиду, у которого тоже большая коллекция Гончаровой, впервые сделала эту выставку. Можно спорить о том, насколько выставка безупречна, но с точки зрения события — это мировой уровень, ведь оно попадает в поле зрения специалистов по русскому авангарду по всему миру.

ОД: В вашей газете вообще довольно большой акцент поставлен на продвижении российского искусства за рубежом, с одной стороны, и информировании о зарубежных событиях, с другой. Вы уже много лет работаете с российскими изданиями об искусстве. Почему в случае The Art Newspaper Russia вы сделали именно такой упор в политике издания?

МО: Нашему издателю Инне Баженовой было интересно сделать проект, который выходил бы за рамки русской сцены. Мы имеем право использовать материалы других изданий сети The Art Newspaper (кроме англоязычного издания, выходящего в Лондоне и Нью-Йорке, это газеты в Италии, Франции, Греции и Китае ). Многие эти материалы чрезвычайно полезны для нас. До запуска газеты два года назад у меня было ощущение, что многие наши коллеги погрязли в междусобойчиках, копаются в совсем маленьком мире. Но кроме десяти человек есть большой мир, он интересен и открыт для сотрудничества. То, что мы выходим в России, это тоже шаг к тому, чтобы иметь больше связей, контактов, обмена с иностранными площадками и людьми. Мы это делаем для того, чтобы люди, связанные с искусством, в России понимали, что они не одни, что у них есть собратья, которые сталкиваются с аналогичными проблемами в своей работе. Сейчас многие меценаты и коллекционеры работают на то, чтобы рассказать зарубежной публике о нашем искусстве. Например, Игорь Цуканов не так давно договорился с галереей Saatchi & Saatchi о долгосрочном сотрудничестве — кстати, мы выпустили с ним интервью. Нонна Матеркова несколько лет назад создала в Лондоне фонд Calvert 22. Благодаря частным инициативам в разных уголках света что-то сдвигается с мертвой точки, рождаются новые проекты. Мне кажется это важным, также как и обратное движение — например, биеннале Manifesta, которая будет проходить этим летом в Санкт-Петербурге. Это отличный показатель, несмотря на напряженную обстановку вокруг этого события из-за политической ситуации.

ОД: По итогам прошлой премии на страницах Ru.Blouinartinfo.com в ваш адрес было озвучено едкое замечание, что лучше бы вместо создания такого шоу дали денег художникам. Почему у премии именно такая форма поощрения, и действительно, почему просто не дать кому-то денег?

МО: У нас нет номинации «Художник года». Художников поддерживают другие премии — это «Премия Кандинского», «Инновация», «Премия Курехина». Первая статья, которую я писала про нашу премию, называлась «Работникам арт-индустрии». Художники всегда были на первом плане, это главная фигура. Но в целом искусство — это огромное здание, где работает много людей, которые помогают художникам быть художниками. Часто это коллективный труд — команды музеев или реставраторов, мы команды и награждаем. Скажем, «Реставрацию года» за библиотеку Алвара Ааалто в Выборге получила интернациональная российско-финская команда. Мы уверены, что многим этим людям не хватает именно признания. Поддержка молодых художников — это очень важно, но мы поставили перед собой другую задачу. Плюс к тому, выбор художников — это уже больше дело вкуса, здесь необходимо большое жюри, и есть гораздо меньше объективных критериев отбора. «Почему вы не даете денег художникам?» в этом смысле — это как вопрос «Почему вы пишете картину маслом, а не лепите скульптуры?». У нас другой жанр, другая история, нам важно сделать праздник для всех, а не только для художников и кураторов.

ОД: «Праздник» — очень точное слово. Лично у меня от самой премии возникли довольно странные ощущения, ведь это совершенно другая, не свойственная арт-индустрии интонация впечатляющего шоу.

МО: Для нас это принципиально: нам хотелось, чтобы это было именно шоу. Его делал замечательный режиссер Алексей Агранович, на наш взгляд, лучший в этом жанре в России, а его правая рука — художник Кирилл Преображенский. В церемонии в Манеже участвовало почти две сотни человек – музыканты, актеры, операторы и даже олимпийская чемпионка по художественной гимнастике – в номере, посвященном Мультимедиа Арт Музею («Музей года»). Нам кажется, что людям, работающим в сфере искусства, чаще всего не достает именно признания, публичности. Мы понимаем это, и считаем, что делаем правильно, организуя такой праздник, но кто знает, может, когда-нибудь и художников начнем поддерживать.

ОД: Специализированная пресса — один из элементов системы в любой сфере. На ваш взгляд, каково состояние нашей системы искусства сейчас — чего для счастья не хватает и где его искать?

МО: Мне кажется, что нашей системе не хватает способности договариваться между собой. Если представить арт-систему каким-нибудь джипом, то колеса у него хотят ехать в одну сторону, кузов рвет в другую, а руль крутит в третью. Я общаюсь с людьми из разных «тусовок» и каждый раз прихожу в ужас от того, настолько эти миры друг от друга оторваны: музейные сотрудники — одна история, художники — другая, кураторы — третья, и так далее. Приличные интеллигентные люди абсолютно не понимают друг друга и не могут ни о чем договориться. Особая тема — это рынок и всевозможные денежные отношения. Здесь масса предрассудков: например, кто такие коммерческие художники. Рынок — это сфера, в которой у нас все абсолютные профаны. Из-за этого мы недавно начали на сайте цикл колонок Дениса Белькевича, который пишет про механику рынка на конкретных примерах. «Почему я еще не самый дорогой?» — это фраза художника Юрия Альберта, которую он опубликовал в Facebook, а мы ее взяли в качестве названия рубрики. Мне кажется, что нашему художественному миру не хватает только сплоченности, цельности этой системы. У нас огромная страна, и часто коммуникация нарушена. Сейчас появляются интересные инициативы в Ростове, в Воронеже, чуть раньше стартовала Пермь. Это все люди искусства, и они обычно друг с другом не ладят — хорошо, что хотя бы у нас на страницах они сидят рядом.

ОД: Вы стали свидетелем развития наших арт-медиа еще с конца 1980-х, в частности, рассказывали об этом для Artterritory.com. Что происходит сейчас, когда после бума изданий в конце 2000-х вдруг все схлопнулось и, кажется, почти никому не нужно?

МО: Жить в обществе и быть от него свободным, как известно, нельзя. Журналистика, связанная с искусством — это часть журналистики вообще. Было бы странно, если на фоне больших изменений в массмедиа в стране у арт-журналистов все было бы прекрасно. И не стоит забывать, что на наших глазах происходит настоящая революция: электронные СМИ перебарывают бумажные. И мы в The Art Newspaper Russia прекрасно это осознаем и сохраняя бумажную газету, сейчас активно развиваем сайт, всевозможные электронные приложения и думаем о будущем именно в этом направлении.

Я помню время, когда не было мобильных телефонов, электронной почты, я уже молчу о цифровой фотографии, представьте, как работали журналисты. Интернет — это другой тип языка, тип изданий, время написания и чтения заметки — далеко не все прежние журналисты готовы под них подстраиваться. С другой стороны, потребность в профессиональной журналистике остается в любом случае, так как это — основа, остается и потребность в экспертах, которые могут объяснить что-то сложное. Будет ли и в дальнейшем господствовать личная ответственность, как в случае с блоггерством, или коллективная, как в случае с редакцией, пока не ясно. Ведь сейчас много персонажей, которые работают в режиме «Сам себе СМИ» — это например Марат Гельман, если говорить о нашей сфере.

ОД: Как на протяжении этого времени менялись функции арт-прессы и запросы читателей?

МО: Когда мне пришлось начинать, люди были совсем дикие, да и мы такими были — многого не видели из-за железного занавеса. Тогда была очевидна необходимость в людях, которые своими глазами что-то видели и могли об этом рассказать. Сейчас она гораздо ниже — мир стал более открытым. Сейчас есть и еще одна очевидная перемена — появилось больше людей, которых можно назвать просвещенными потребителями искусства. Что меня печалит по-прежнему, так это то, что всегда приходится обращаться «с нуля», если обращаешься к широкой аудитории. Все нужно объяснять с самого начала, так как у нас невероятно тяжелое наследие советской жизни, которая топором врубила догмы: «искусство — только реалистическое», «художник — только Репин» и так далее. Модернистские ценности свободы творчества и права художника на черт знает что у нас не принимаются широкой публикой. Есть круг тонких и понимающих людей, но мы все равно вынуждены считаться с тем, что вокруг много тех, у которых по этой теме полный провал. Это все равно, что разговаривать с инопланетянами, но это делать нужно.

Поэтому остаются нужны и специализированные издания, и широкий «лайфстайл». Однако нужно понимать, что если вы расширяете аудиторию, то теряете в ее качестве, и наоборот, в результате все зависит от задач. Более того, я ничего дурного не вижу в том, чтобы подавать искусство как часть образа жизни, как это делает «глянец». Нет ничего зазорного в том, чтобы ходить на выставки потому, что это модно, ведь если вас это увлечет, то вы можете заняться этим серьезно.

Мне лично не хватает нескольких вещей. Критики заслуживают, чтобы их внимательнее читали, музейщики — чтобы к ним относились уважительно и принимали в расчет массу ограничений, с которыми они работают, а коллекционеры нуждаются в понимании цен, и так далее. У нас в принципе все элементы правильного устройства арт-системы существуют, но они не всегда друг с другом взаимодействуют правильно, так как люди просто не всегда вникают в то, что делают их коллеги. И именно эту проблему мы и пытаемся решить в The Art Newspaper Russia.