О приключениях слов в работах художника, его молодых коллег и городском дизайне
В ЦВЗ «Манеж» проходит большая ретроспектива Эрика Булатова, где представлены как его знаковые старые картины, так и новые серии. Анна Быкова рассказывает о приключениях слов – у Булатова, в работах молодых авторов и городском дизайне.
Закрывшаяся в эти выходные в Центральном Манеже выставка-ретроспектива Эрика Булатова строилась вокруг главной премьеры – его картины «Картина и зрители» (2011–2013), перерисованной с ивановского «Явления Христа народу» с выведением на передний план экскурсоводов и посетителей ГТГ. Вещь интересная, но впечатления не производящая. Булатовский прием «небрежного фотореализма», когда фигуры и лица прописываются в подражание первой цветной советской фотографии, любительской и потому немного расфокусированной, растиражированный Файбисовичем, Дубосарским и ко, кажется, стерся. (При этом Булатов и не стремится ни к герхардо-рихтеровскому фотосфумато, ни к юрген-теллеровскому остранению музейной классики современной натурой).
Еще одна новая работа на выставке – с буквами – лучше. Называется страшно – «Наше время пришло» (2009–2010). Здесь работает знакомый булатовский ход: компрометирование фигуративной живописи дизайном и наоборот. Над знакомыми буквами (набрано метрополитеновским шрифтом типа НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ) – уличная сцена. На ней – выход из подземного перехода через Садовое кольцо у Курского вокзала – идут люди туда-сюда, немолодой мужчина спускается, поправляя сумку на плече. Кажется это тот же – «лирический герой», от которого ушел трамвай, который перемахивал через красную линию и который шел «странником» по всем известной дороге с гербами над головой. Главная булатовская тема – как писалось в школьных сочинениях – кажется, не пресловутое «пространство картины», а самая обычная дорога, взрезающая это самое «пространство»: идет Христос, течет вода, вид из окна, приоткрывается дверь, смотрит на лесную тропу жена художника с нимбом рыжих волос.
И здесь Булатов продолжает свою игру слов. Всегдашнее его внимание к «речевым актам», идеологическим и поэтическим минимальным фразам и строкам, на глазах превращающихся в холст-масло, сегодня вербализуется в это «наше время…». Чье? Почему? Художник давно живет в Париже, и во вступительной статье Сергей Капков благодарит Булатова за придуманный им логотип городского фестиваля в Москве «Лучший город земли», вынесенный даже на обложку каталога. Если все так прекрасно – жена, лес, востребованный дизайн – откуда эта тоска и сошествие в переход-аид? И если мы привыкли к субверсивной аффирмации у Булатова, перевернутым перформативам типа «Слава КПСС» и «Добро пожаловать», то что такое «Лучший город земли» – издевательство? Ирония над чиновничьим ура-позитивом? Искреннее объяснение в любви? Очередной перепев известных строк? Что такое «Наше время пришло»?
Что будет, если из Булатова вычесть буквы? Кем был для него поэт Всеволод Некрасов с его «Живу – вижу», «Вот», «Свобода есть свобода»?.. Кем был для Паши183 Егор Летов? Что значат слова для современного искусства? Следствие ли это визуальной несостоятельности, наследия концептуализма или культурного программирования, то есть отечественного логоцентризма?
Вот совсем недавно «поэт-акционист» Павел Арсеньев вешает – совсем по-булатовски – белые пенопластовые буквы на веревочку в пейзаж, в парк, на дорогу. Про надежду, по-булатовски пафосные, но очень при этом оскорбительно-личные слова. Пишет лозунг для митинга «Вы нас даже не представляете!». И тут «Наше время пришло» Булатова вдруг начинает звучать неутешительным приговором.
Фото: Анна Быкова
The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.
Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.