Группа u/n multitude

935        2       

Группа u/n multitude отказалась публиковать фотографии, решив хранить не только безымянность множества, но и его безликость, хотя участники основного состава группы на данный момент известны. Интервью c Никитой Спиридоновым, Леной Зубцовой и Ильей Фоминым писалось в «Братьях Караваевых» на проспекте Мира – здесь u/n multitude обычно обсуждает свои проекты, сюда же ходит обедать Андрей Монастырский, с «Коллективными действиями» которого группу можно сравнить: и в псевдо-анонимности, и в поиске вариантов вовлечения товарищей и зрителей в собственные проекты.

ПОРТРЕТ #11

АБ: Как и когда появилась ваша группа и откуда такое название?

Никита Спиридонов: Одна из транскрипций названия группы u/n multitude – безымянное множество. Она образовалась в 2014 году, когда мы заканчивали учиться в московском институте современного искусства «База». Там я познакомился с Соней Румянцевой и мы начали делать первые совместные работы. Это были постановочные фотографии, а наш метод мы называли «конструирование ситуаций» – то есть мы моделировали визуальные стратегии, сознательно избегая вербальных интерпретаций. Однако постепенно процессуальная часть в нашей работе начала превалировать над документальной. Первым публичным опытом стал «Повар vs Веберн» на STUDENT Art Prom 2014 на Artplay; это была выставка-смотр, в которой принимали участие выпускники разных школ: ИПСИ, Школы Родченко, «Свободных мастерских», даже Суриковки. Тогда же к нашему дуэту присоединился музыкант и звукорежиссер Игорь Кривда.

«Повар vs Веберн» в рамках выставки STUDENT Art Prom 2014. Москва, Artplay, 2014

АБ: Но на «Вечно живом трупе» ваши с Соней работы были подписаны двумя фамилиями, а не u/n multitude.

НС: Когда мы делали работы для «Трупа» – это было за год до самой выставки, – мы назывались просто u/n как аббревиатура от untitled. Но после «Повар vs Веберн» и «Ослиной мессы» стало понятно, что это совсем другой, параллельный проект; так родилось название u/n multitude. А фотографические серии мы подписали двумя фамилиями, чтобы не было путаницы. Сам термин «перформанс» казался нам не совсем точным для определения новых работ, поэтому мы решили остановиться на «политической партитуре». Для нас «партитура» – это последовательность действий, связывающая исполнителя, произведение и политический контекст эпохи в единое высказывание.

АБ: Это жанр?

НС: Да, жанр. В аннотации к «Краткой истории доносов» мы писали, что «…вместе с тем «политические партитуры» означают отказ от тотального растворения искусства в политическом жесте. «Партитуры» всё еще автономный скрипт или объект, несводимый к произведенным следствиям. Таким образом «партитуры» исторически реагируют на неудачи арт-активистской программы последних лет, возвращая распахнутое пространство между произведением и социальной интерпретацией. Музыка для u/n – это музыка политических эффектов, вновь ставшая эстетическим объектом, своеобразной социальной скульптурой акустических миров».

АБ: Получившееся видео вы считаете полноценной работой или все-таки важнее действие здесь и сейчас?

НС: Видео – это просто документация. Оно может жить самостоятельной жизнью, но в экспликации всегда будет написано: «видеодокументация политической партитуры такой-то».

АБ: Как это было на «СТАРТЕ»?

НС: Да. В декабре 2014 года Иван Исаев отобрал нас для участия в проекте «СТАРТ» и предложил сделать выставку именно как группе u/n multitude. На тот момент у нас было уже три работы. Специально к выставке мы сделали четвертую «политическую партитуру» – «Музыку тюрем» в Большом винохранилище.

u/n multitude «Политические партитуры». Москва, ЦСИ «Винзавод», площадка СТАРТ, 2014 // Фото: Ольга Данилкина

НС: После выставки на «СТАРТЕ» появилась идея сделать серию «партитур» не в выставочном контексте, а как серию интервенций в общественное пространство.

АБ: Почти паблик-арт?

НС: Это не паблик-арт. Наш манифест остался в силе, просто сменилась локация. Так, в новых условиях, была реализована работа «Шествие» в Белом Городке в августе 2015 года. Импульсом послужил сюжет «Корабля дураков», имеющий многовековую историю как в литературе, так и в изобразительном искусстве. Но, пожалуй, одна из интерпретаций нам оказалась ближе других – это одноимённая притча Теда Качински. В ней кораблем управляет капитан и три помощника, которые «впали в такое самодовольство, восторгаясь своим искусством мореплавания, так переполнились спесью и настолько поразились самим себе, что… взяли курс на север и плыли до тех пор, пока не натолкнулись на айсберги и опасных врагов». Члены команды и пассажиры корабля представляют собой характерные типажи: в притче фигурируют профессор, моряк-мексиканец, индеец, феминистка, защитница прав животных, гомосексуалист – все они пытаются вести переговоры с капитаном об улучшении условий на корабле; кто-то требует поднять заработную плату, кто-то не обижать животных, кто-то не обделять женщин, кто-то – прекратить оскорбления… Только молодой юнга говорит, что, если ничего не предпринять, то корабль рано или поздно разобьется об айсберги, что необходимо свергнуть капитана с помощниками, выкинуть их за борт и развернуть корабль на юг. Но юнгу никто не слушает: профессор, выступая посредником, продолжает вести переговоры с капитаном, а капитан, в свою очередь, отчасти исполняет требования об улучшении условий… Все заканчивается плохо – как и предсказывал юнга, корабль разбивается об лёд. Отчасти «Шествие» является рефлексией на историю протестного движения в России с 2011 года, а также отсылает к метафоре Антонио Негри и Майкла Хардта из книги «Множество», в которой группы митингующих людей сравниваются со «стройным хором» организованного движения, где каждый преследует партикулярные цели в борьбе против глобализации. Такую трактовку «множества» мы хотели обыграть в ироничном ключе. Выбор пал на небольшой судоверфный городок в Тверской области, сквозь который проходила единственная главная улица. Наша процессия состояла из двенадцати человек различных политических взглядов и позиций, у нас не было лозунгов, никаких требований… Музыканты играли то в лад, то порознь, им вторили мычанием активисты, а по ходу движения к нам стали стихийно присоединятся жители Белого городка – местная ребятня сопровождала нас до реки. Я возглавлял шествие с огромной бутафорской головой из папье-маше; кто-то видел в ней Ленина, кто-то – Мао.

Лена Зубцова: Еще у нас на головах были такие пилотки из газет, шапки-лодочки.

АБ: То есть вы не согласовывали ничего с властями? Это похоже на монстрации Лоскутова, карнавальная такая история.

ЛЗ: Не согласовывали – просто приехали и пошли. И вошли в Волгу, с головой. Голова размокла и всплыла, а шапки-лодочки поплыли по реке.

u/n multitude «Шествие». Белый Городок, 2015

ЛЗ: Потом, в сентябре, мы сделали «Трамвай желания, или Последний Интернационал», который продолжил то, что было начато в «Шествии». В «Трамвае» объектом анализа стали сравнительно недавние, а также исторические события, связанные с территориальной политикой России. Мы с группой музыкантов исполняли композицию «Последний интернационал» в трамвае, который направлялся «вiд Севастополя до Порт-Артура». Люди, которые на тот момент случайно оказались с нами в вагоне, стали органичной частью «партитуры».

А вот для Московской биеннале на ВДНХ мы сделали новую, седьмую политическую партитуру «Дворец культуры», и она еще больше отличалась от предыдущих. «Партитура» состояла из четырёх частей: «Танцевальный вечер», лекция «Самоорганизующиеся сообщества ВДНХ», «Марш энтузиастов» и рок-концерт группы «Другие люди». К участию в «Танцевальном вечере» мы пригласили кружок по историческому бальному танцу Дома Культуры (павильон №84), в котором регулярно проводит занятия Анатолий Мазалов. Он с воодушевлением принял наше предложение провести мастер-класс бального танца в Центральном павильоне №1 в зоне под куполом – тогда пришло очень много людей; это было 25 сентября, и жара была 29 градусов.

АБ: А вы участвовали сами?

ЛЗ: Конечно, мы полтора месяца систематически занимались у Мазалова, разучивали полонезы, вальсы. Эффект оказался совершенно неожиданным: мы думали, что контекст международного фестиваля современного искусства, ориентированного на перформативную программу, поглотит мастер-класс Мазалова; а вышло ровно наоборот – «Танцевальный вечер» трансформировал восприятие самой биеннале, переконфигурировал её… Теперь вся биеннале стала восприниматься этаким Дворцом культуры…

u/n multitude «Танцевальный вечер» в рамках 6-й Московской биеннале современного искусства. Москва, ВДНХ, Центральный павильон, 2015

АБ: Это вы так думаете?

НС: Это не только наше мнение, нам об этом многие говорили. В акции принимали участие сами кружковцы Мазалова, художники биеннале, координаторы проектов, волонтеры, зрители. И все запомнили состояние какого-то абсолютного счастья, эйфории, длившейся почти два часа. Готовясь к лекции «Самоорганизующиеся сообщества ВДНХ» мы еженедельно посещали павильон «Республика песни». Там собираются барды по средам, поют песни, передавая гитару по кругу; всё это сопровождается незатейливым чаепитием из пластиковых стаканчиков, приносят какую-то закуску… Нас чрезвычайно вдохновила вся эта обстановка. Мы решили воспроизвести душевную атмосферу «Республики», пригласив к участию в перформансе наших друзей-музыкантов; в процессе к нам подсаживались зрители, а одна из них даже взяла гитару и спела «Милая моя» Визбора. При этом мы старались сохранить детально характер посиделок «Республики песни» в контрапункте с лекцией о самоорганизующихся сообществах ВДНХ.

АБ: Такая антропологическая, почти мизиановская история.

НС: Ну да, шизолекция такая получилась. То есть подчёркнуто сталкивались две ситуации: сольная публичная, экстравертная (лекция) и групповая камерная, интровертная (встреча бардов).

АБ: А в третий вечер что было?

НС: «Марш энтузиастов». Так вышло, что имена людей, которые возводили ВДНХ в 30-е остались в истории, тогда как в 90-е, период всеобщей разрухи, работали люди, такие же энтузиасты, которые сохранили комплекс ВДНХ, несмотря на чудовищные условия. Поэтому мы решили сделать вечер, посвящённый энтузиастам двух эпох. Лена декламировала их фамилии в свободном порядке. Музыканты «воспроизводили» строительство ВДНХ, водрузившись на строительные леса, а реставраторы павильона «Беларусь» – наши энтузиасты-современники – стучали по перекладинам подручными инструментами, постепенно заглушая Ленин голос. Ли Му – китайский художник, который на время биеннале нанялся разнорабочим, чтобы вести публичный дневник, – параллельно раскладывал морские алюминиевые буйки по сцене в некоем порядке и в конце волевым дирижерским жестом завершил действо. Эти буйки, в свою очередь, мы нашли и притащили из павильона «Рыболовство», их было порядка 70 штук.

u/n multitude «Марш энтузиастов» в рамках 6-й Московской биеннале современного искусства. Москва, ВДНХ, 2015

АБ: То есть получился такой коллаж, бриколаж из всех павильонов.

НС: А для финального вечера мы решили поменяться местами с уличной рок-группой «Другие люди», выступающей регулярно у метро ВДНХ. Их выступление 1 октября состоялось на сцене лекционного зала в Центральном павильоне, а мы, соответсвенно, пошли петь на их место у метро. Ничего не заработали, к слову, а вот у ребят был настоящий успех!

АБ: Вы продаете свои работы? Повторяете перформансы?

НС: Документации наших акций выложены в свободном доступе на youtube. Мы не повторяем «партитуру», так как при воспроизведении получилась бы просто другая работа.

АБ: А где вы себя видите в поле современного искусства – это contemporary musiс, саунд-арт? Контекст «Провмызы» или группы «Что делать»?

НС: Это точно не саунд-арт. Художник Влад Юрашко (он, кстати, участвовал в «Шествии»), когда увидел «Ослиную мессу», сказал, что музыка в современном мире воспринимается как сфера дизайна, это то, что мы пропускаем через себя, но не задерживаем в себе. И он прав. Может именно потому что музыка проходит по периферии восприятия (а иногда за гранью) мы и избрали её в качестве основного медиума. Музыка – это и есть политика. А наша позиция – минимальное вмешательство.

АБ: Во что?

НС: В контекст высказывания. Если раньше мы моделировали стратегии, то сейчас просто перерасставляем акценты. Или сталкиваем два типа темпоральности, как это было на ВДНХ. Темпоральность кружка бального танца и Международной биеннале – и получаем неожиданный результат.

АБ: То есть вы просто смешиваете два реди-мейда?

Илья Фомин: Думаю, что это сложнее, чем просто симбиоз. Провозглашая девиз минимального вмешательства мы тем самым снимаем фигуру и безусловную волю художника.

НС: В той же «Ослиной мессе» или «Шествии» мы не знали, как всё будет развиваться и чем закончится, – была исходная точка, а дальше все могло пойти как угодно. Таким образом, нет водораздела между художником и зрителем, между исполнением и произведением. Те конфликты и истории, которые мы воспроизводим в наших работах, можно было бы объединить в одно явление – возвращённая политизация. То есть, по сути, эти работы – реэнактменты, где тот или иной социальный или исторический конфликт в нашем исполнении обретает новое политическое измерение. А вот как его интерпретировать – решать уже вам. Для нас важно, чтобы наши работы были доинтерпретационны. Вот, скажем, по акциям u/n multitude можно однозначно сказать – критикуем мы путинский режим или приветствуем его?

АБ: Ну вот у «Провмызы» это тоже непонятно.

НС: Да, и эта привилегия, как правильно утверждает Боря Клюшников, объясняется именно в силу неязыковой сущности музыки, шума. Но сейчас мы пробуем экспериментировать, расширяем диапазон.

ЛЗ: К примеру, в Музее Москвы у нас был павильон «Московские товары», в котором мы спародировали, как написал Валентин Дьяконов, «усредненно-туристическое представление о городе». Вообще локальная природа проблематики нас очень интересует.

ИФ: Осенью мы планируем совместно с Музеем Маяковского организовать сессию московских поэтов на Пресне. Также готовим к публикации каталог, посвящённый политической партитуре «Дворец культуры» на ВДНХ, в котором будут собраны впечатления, комментарии участников перформансов, а также текст лекции «Самоорганизующиеся сообщества ВДНХ».

u/n multitude «Московские товары». Москва, Музей Москвы, 2016

АБ: А была задача создавать работы в разных стилях? У вас есть и китч, и высокое, и драматургия, и красота, и фальшь, тогда как «Провмыза» или Алимпиев работают всё-таки в одной стилистике, скажем, в серьезной и высокой.

НС: В композиторской практике есть такой термин – «следовать за материалом». Возможно это про нас. Очень важно чётко понимать что ты делаешь и какое это имеет место в общем контексте, но часто осознание приходит спустя какое-то время, как это было с «политическими партитурами». Поэтому нужно делать, но в то же время критически оценивать то, что делаешь. По поводу «китча и высокого» – здесь можно было бы сформулировать такое понятие как зона отрицательной идентичности, когда мы помещаем себя в ситуацию, с которой зритель не хотел бы себя ассоциировать. То есть обратной той ситуации, чей механизм приводит в действие всю индустрию массмедиа. В этом мы близки акционизму 90-х.

АБ: Почему это сейчас интересно? В 90-е художники приводили в галерею уличных музыкантов, платили им деньги, но пафос был другой: посмотрите – они клёвее и свободнее нас с вами. Задачи отрицательной идентичности – которая очень цинична сама по себе – не стояло.

НС: Для нас важно сейчас уйти в безымянное, дистанцироваться от собственного высказывания, не бросать на него тень художников для того, чтобы вывести на авансцену само явление, проблематику, которая, как нам кажется, может получить в новом контексте неожиданное звучание. Отсюда инверсионность сцены, «проницаемая театральность», взаимодействие со зрителями, неподготовленными в том числе.

АБ: Тогда это больше похоже больше на «Баррикаду» Осмоловского – в ней тоже прохожие могли принимать участие. Чем «Баррикада» от вашего «Шествия» отличается?

НС: Смещение акцента с события на его исполнение. Включение случайных зрителей не повлияло бы на «Баррикаду» изнутри, не переконструировало её, как это случается с нашими работами. «Партитура» на твоих глазах как бы перманентно собирается заново, но всегда не до конца, оставляя возможность последнего штриха за тобой.

АБ: Какие планы?

ИФ: На 2016 год у нас запланирована новая персональная выставка, участие в Ширяевской биеннале.

НС: Интересно также, какие у 2016 года планы на нас.

Фотографии предоставлены художниками

Материал подготовлен при поддержке галереи Pop/off/art