Открытия недели: 14–20 марта

415        1       

XI международный месяц фотографии в Москве «Фотобиеннале-2016». Москва, ММСИ в Ермолаевском переулке, 15 марта – 17 апреля

Фото: Анна Быкова; ММСИ

Организаторы и кураторы Фотобиеннале стараются показывать в ММСИ в Ермолаевском свежие проекты фотографов из России: такое «гетто» должно было бы давать представление о моменте и тенденциях. Так и случилось в 2014-м. В 2016-м что-то пошло не так: проекты молодых российских фотографов выглядят «упражнениями в стилях», авторы постарше делают «то же, что и в прошлый раз», а добавленные к ним проекты французов Тьерри Буэ и Паскаля Кольра – журнальные и глянцевые, нарративные и постановочные – даже и рассматривать не хочется. Преподаватели подшефной МАММУ-МДФ школы Родченко Игорь Мухин и Сергей Братков показывали своих учеников: Арнольда Вебера (опыты предельной распикселизации изображения), Екатерину Мамонтову (черно-белые мужчины по одиночке и в толпе) и Дмитрия Старусева (экспедиции в Зеленоград, лес и Донбасс). Прошлобиеннальский герой Женя Миронов продолжает формальные опыты: монохромные композиции и красные круги, составленные из шапок, люков, касок, цепей и мухоморов, выдержаны в японском духе, но больше достойны профиля в инстаграме, чем стены в музее. Яна Романова и Елизавета Чухланцева играют с апроприацией фаунд-фото: семейный архивы смешиваются в их проектах с новыми снимками. Егор Заика разбирает семейные антресоли и ставит натюрморты в поисках вчерашней родины – Александр Веревкин едет на велосипеде по маршруту-контуру РФ, но сбивается с пути и получает простую окружность. Постановочные композиции Марии Ионовой-Грибиной и Люции Ганиевой – с по-детски вооруженными мальчиками и жителями Татарии у орнаментально украшенных ворот домов, – претендующие на психологизм и этнографическую документальность, кажутся демонстраций доведенного до автоматизма приема. Самым странным на этом фоне выглядит видео Полины Музыки «Пикацизм»: девушка с извращением вкуса, развившимся в «условиях повышенной стрессовости», сидит и ест снег. Самым интересным – проект Андрея Иванова «Индекс идентичности», представленный МАММом совместно с питерским ФотоДепартаментом. Эта коллекция граффити о проблемах национализма (свастики и скрипты типа «Я русский поэтому я не фашист» или «Берегите Русь святую»), снятая в унылом зимнем пейзаже с людьми или без, оказывается лишена субъективизма и поэтому звучит если не приговором обществу, существующему «в идеологическом вакууме», то достойной констатацией факта поляризации мнений пишущих на самом городе. – Анна Быкова 

Елена Мартыненко «Салон красоты». Москва, ЦСИ «Винзавод», проект «Старт», 15 марта – 24 апреля 

Фото: Екатерина Муромцева, Сергей Гуськов

Это уже вторая выставка на «Старте» в новом сезоне, когда куратором площадки стал Кирилл Преображенский, который в своих программных выступлениях ратует за «качество» и «воплощенность». Было бы странно ожидать нечто другое от человека, который создал мастерскую видеоарта в Школе Родченко, где внедрил подход, близкий к настоящему кинопроизводству (справедливости ради, он не настаивает на кино и видеоарте как единственных медиумах, его студенты вольны выбирать разные техники, но всегда с усиленным вниманием к технической стороне). С другой стороны, Елена Мартыненко вовсе не из его студентов. Она закончила «Свободные мастерские», а позже училась в Институте проблем современного искусства. Главный идеолог образовательного процесса в ИПСИ Стас Шурипа неоднократно говорил, что в процессе преподавания ему важнее обсудить идеи и подходы, а вопрос воплощения, вообще конкретные умения — этому его студенты могут научиться самостоятельно. Стоило ожидать, что на этой выставке две линии сойдутся, но этого явно не случилось. Кураторское влияние перебило влияние alma mater.

Выставка «Салон красоты» оправдывает свое название: накрашенные ногти, лужицы разлитого лака, холсты-пробники с разными оттенками на выбор. Тут же есть инструкции в духе фильма «Пила» о том, как улучшить свою внешность. Нам рассказывают, что зрители должны остаться довольны. Площадка «Старт» существует как возможность дебюта, который в идеале должен способствовать развитию художника, то есть это, по задумке, буквально стартовая площадка, из которой улетают в космос — может, не такой далекий, путь в который указал Илья Кабаков, но все же. У Мартыненко до этого уже были выставки, хоть и не персональные. Художница активно взаимодействовала с разными неформальными группами, вроде сообщества вокруг галереи «Электрозавод», делала интересные site-specific проекты, и заметно менялась и развивалась — к примеру, удачно пробовала себя в видео. На нынешней выставке она словно возвращается в прошлое, к старым проектам, и доводит их до предела с формальной стороны — все ярко, красочно, точно расставлено, ничего лишнего. Но чего-то в этом не хватает: возможно, именно чрезмерное внимание к «воплощенности» приводит к тому, что теряется ответ на вопрос, зачем все это сделано. – Сергей Гуськов

Виктор Пивоваров «След улитки». Москва, Музей современного искусства «Гараж», 16 марта – 18 июня 

Фото: Елена Ищенко

Выставка «След улитки» освобождает имя художника Виктора Пивоварова, живущего и работающего с 80-х в Праге, от затёртого ярлычка «классика московского концептуализма» и описывает его творчество не столько на уровне языка, сколько – с точки зрения художественной стратегии.

Улиточная стратегия отгораживания от внешнего мира и познания бесконечности внутри ракушки стала определяющей для художника, который всегда избегал политической ангажированности и испытывал отвращение к публичным демонстрациям. Об этом он пишет в своей книге «Влюбленный агент». К выставке ее переиздали с новыми главами.

Нарратив экспозиции разворачивается в логике метафизического путешествия по внутренним ландшафтам. Внешние события, обстоятельства и коннотации, сопутствующие ранним и поздним работам Пивоварова, мелькают фоном в биографии души, где личное и слишком человеческое – одиночество, страхи, любовь – становится трамплином для прыжков в трансцендентальный мир идей.

Замкнутое пространство, в котором сознание ведет насыщенную жизнь, у Пивоварова принимает вид комнаты. Выставка состоит из одиннадцати комнат, раскрывающих эволюцию основных мотивов его творчества. Путешествие начинается в саду, где идеи едва проглядывают на белых листах бумаги и заканчивается в пышных умозрительных садах альтер-эго художника Монаха Рабиновича. – Анна Комиссарова

Даниил Зинченко «Эликсир». 2015. В прокате с 17 марта

По удивительному стечению обстоятельств (среди которых – показ в одной из параллельных программ Берлинского кинофестиваля) фильм Данилы Зинченко «Эликсир» выходит в прокат. Можно было бы и не писать о нём в данной рубрике, но «Эликсир», хоть и существуют в рамках фильма, тяготеет скорее к русскому современному искусству и его же комментируют. В фильме Зинченко срастается целый пласт культурных достижений русского XX века (и не только). Сам Зинченко повторяет про прозу Платонова и пейзажи Шишкина, но в «Эликсире» проросли и другие – звезда «МГ» и особенно «Мифогенная любовь каст», концептуализм, некрореализм, опыты группы «Вверх!» (и каждого из её участников в отдельности). Вспоминаются и фильмы Алексея Федорченко – мокьюментари «Первые на Луне» (о том, как советские учёные ещё в 30-е готовили полёт) и, особенно, «Ангелы революции» – о шестерых авангардистах, которые отправляются в глубинку примирять народные верования с новой советской эстетикой. Советское сплетается с фольклорным, но если у Федорченко или в «МЛК» между ними ещё можно провести черту, то у Зинченко она стирается совсем. Выстраивается последовательный ряд мифологем: Родина-мать работы Вучетича рассыпается в Великой реке, Лес населяют партизанки и космонавтки, где-то в глубине живёт, затаившись, Юрий Гагарин – умирающий лежачий старик. Сумасшедший учёный пытается собрать из этих персонажей ДНК русской души – эликсир бессмертия. Мешают ему черти, у которых своя цель – найти источник нефти. Черти имеют генеалогию не столько отдалённую: плохие люди в чёрном – такие, кажется, были в сериале «Бригада».

История не без иронии вписана в тему «общего дела», философию Николая Фёдорова, и тем ироничнее, чем больше раскрывается знаменитый хронотоп «русской земли» – хронотоп безысходности, где невозможно Событие – в том смысле, что ничто не может изменить ход вещей. В целом «Эликсир», впитавший в себя такое количество узнаваемого, считываемого материала, не может произвести высказывание (да, кажется, авторы и не ставят такой цели). Зинченко не производит собственные образы – они уже созданы задолго до него. Из этих готовых мифологем он складывает собственную историю – одновременно сказку, компьютерную игру и сериал. И «Эликсир» остается скорее комментарием к этому уже ставшему привычным языку, к способу говорения – будто только так с этим массивом пограничного опыта и можно работать. – Е. И. 

Евгения Ножкина, Ангелина Меренкова «Делайте прибавку». Воронеж, ВЦСИ, 19 марта

Фото: Евгений Ярцев

Совместный проект Евгении Ножкиной и Ангелины Меренковой кажется абсолютно закономерным: художницы познакомились в московском «Красном октябре» и обнаружили, что делают очень созвучные вещи. На уровне формы – ткань, пряжа и вышивка. На уровне тем – культурный и исторический контекст, обе исследуют дополнительные смыслы и ассоциации, которыми простые вещи обрастают со временем.

На выставку «Делайте прибавку» попали и старые работы, и новые, сделанные специально для проекта.

У Ангелины Меренковой это красные и цвета хаки знамёна, на которых привычные советские символы и предметы, выполненные грубой ниткой, приобретают откровенно сексуальный смысл: звезда оказывается между ног, пальцы просовываются в вышитую щель, фонтан «Колос» с ВДНХ, лишенный контекста, превращается в огромный фаллос. В СССР секса не было, а значит была сублимация, и самые большие ракеты вместе с самыми быстрыми самолетами ­– её результат – напоминают зрителю эти сексуально-милитаристские знамёна.

Работы Евгении Ножкиной менее фигуративные, но одновременно более конкретные. Если Ангелина обращается к коллективному бессознательному, то Женя работает с частным опытом.

Так, делая такую же, как Ангелина, вышивку на красном полотне-знамени, Ножкина изображает открытый рот, символизирующий что-то «интимное, глубоко личное, о чем хочется кричать».

С помощью бабушкиной техники вязания она соединяет обрезки ткани и пряжи, которые годами становились свидетелями процессов, происходящих в доме, женских надежд, слез и радостей, и превращались таким образом в «застывшие объект-либидо». Здесь же – попытки художницы освоить новую технику работы с гобеленом, придать ему неправильную (и, по мнению художницы, более естественную, чем традиционный прямоугольник) форму.

Несмотря на то, что выставка получилась отчасти лабораторной (она больше похожа на прогон, попытку соединить разные языки и жанры, старые и новые приемы), да и проходит в ряду однодневных вернисажей в ВЦСИ, проект получился крайне любопытным. В первую очередь это повод посмотреть, как можно, рассуждая на одну и ту же тему в одних и тех же техниках, сделать абсолютно разные по смыслу высказывания. – Софья Успенская 

Ася Маракулина «Заусеницы». Москва, «Варочный цех», 19 марта – 18 апреля

Фото: Александра Шестакова

Географические карты без территории – вырезанные из бумаги и вышитые на ткани контуры несуществующих озер – заметны почти сразу при входе в пространство «Варочного цеха». На фоне ярких граффити и общей обстановки безудержного веселья тонкие работы Маракулиной выглядят пришельцами из другого мира, взгляд не может принять их за элементы дизайна пространства и упирается в них как во что-то чуждое окружению. В день вернисажа в соседнем помещении проходила вечеринка Secret walls для любителей стрит-арта, еще больше усилившая этот эффект.

Выставка Маракулиной, если говорить не в визуальных, но в звуковых терминах, тихая: часть работ будто бы стремятся слиться с белыми стенами, тонкая бумажная скульптура – повторить форму труб, а контуры озер, наклеенные на окна – позволить окружающему пейзажу городских окраин стать частью выставочной ситуации и объединиться таким образом с мирами из головы художницы. Уличное искусство, если продолжить звуковую аналогию, всегда стремится быть максимально громким: оно стремится не подстроиться под окружение, а скорее максимально изменить его под себя.

В каком-то смысле ситуация неуместности «Заусениц» Маракулиной в пространстве «Варочного цеха» отвечает не только заявленной в тексте концепции выставки о вечном чувстве «лишнего человека», но и характеризует более общую ситуацию: часто искусство, не стремящееся стать частью рекламной индустрии и/или индустрии развлечений, начинает восприниматься обществом и/или властью как нечто необязательное, без чего можно спокойно обойтись, а ведь именно такое, кажущееся «неуместным», искусство и создает пространство возможного и критического, столь необходимое для любого общества. – Александра Шестакова