О заполярном городе-герое Норильске и новом объекте паблик-арта Марины Звягинцевой, который открылся там в июле
В июле в Норильске Марина Звягинцева презентовала свою работу в жанре паблик-арт: «Вечная теплота». Денис Крюков, присутствовавший при этом, считает, что заполярный город-герой (а именно за таковой автор держит Норильск) заслуживает сотни художественных работ, подобных этой.
Ставлю сбоку от себя утюг и включаю его в сеть. Великие киноактеры классического нуара, чтобы правдиво изображать суровых немногословных мужчин, меняли левый и правый ботинки местами или надевали обувь на пару размеров меньше. Мне, для того чтобы хоть сколько-то правдоподобно описать суровый город Норильск, нужен утюг.
Утюг тихо кудахтает, и я на всякий случай сразу делаю новый абзац. Большинство обывателей ошибочно считают современное искусство неким дегенеративным выебонистым продолжением классической живописи. На самом же деле современное искусство — это моментальный перенос зрителя в некий контекст. Зачастую минуя жанровую сетку, линейность повествования, само повествование и даже логику, совриск погружает зрителя в ситуацию. Поэтому встреча с произведениями контемпорари арта как правило вызывает чувства: а. дискомфорта, б. страха, в. это просто неприятно. Те, кто утверждают, что любят современное искусство, должны подружиться с моим утюгом. Он кстати щелкает и перестает кудахтать. Норильск — это идеальное место для погружения в ситуацию. Утюг действует также, но сугубо индивидуально.
Мы отъехали несколько километров от аэропорта Алыкель, когда я заметил большой билборд с лаконичной надписью: «Норильчане — значит экстремальные». Час назад мы летели над тундрой полуострова Таймыр и пытались сквозь облака разглядеть обещанную живописность многочисленных озер. Живописность наличествовала, но поражало в первую очередь тотальное отсутствие следов человека на многие сотни километров. Теперь мы ехали по вихлястой трассе, и его следы были более чем очевидны. С обеих сторон вдоль шоссе тянулись в несколько рядов линии высоковольтного напряжения, трубопровод и иногда какие-то странные выцветшие заборы, впрочем, ничего не ограждавшие и стоявшие под каким-то странным углом по отношению к трассе. То ли таймырское зодчество, то ли произведения Николая Полисского. Я кидаю беглый взгляд на блестящее полотно утюга и вспоминаю: вот тогда, километрах в тридцати-сорока от аэропорта, я вдруг понял, что все это невероятно красиво. Очень страшно и красиво. Светило яркое солнце, меня умотала бессонная ночь, да и где та ночь? — ее съела четырехчасовая разница во времени, я просто наблюдал за меняющимися сопками за окном.
Когда я только собирался в Норильск, то единственное, что вспоминалось из культурного бэкграунда — это фильм «Комбинат “Надежда”». Поскольку творческий костяк картины составляли многоуважаемые мною девчонки, я был в общем-то уверен, что с мрачиловым они, конечно, переборщили. Подъезжая к Норильску, я уже понимал, что нет, не переборщили, так и есть. Заброшенные поселки, визуально напоминавшие Чернобыль; клубы дыма из труб комбината под стать небесному выступлению Валерия Леонтьева; растительность не выше двух с половиной метров: хвойные выглядели весьма изящно — на японский манер, карликовые березы же выкручены, как женский отряд Молодой гвардии после допроса в гестапо. Пододвигаю утюг на пару сантиметров ближе — чтоб не отвлекаться.
На главной площади города, в соседнем подъезде от нашей гостиницы, находится некое заведение под названием «Ювелирный гипермаркет». Это, так сказать, одна сторона медали. К ней же относятся юкола и сугудай — величие заполярной кулинарии. Это я про то, что уровень жизни здесь действительно нормальный. Прямо нормальный. Другую сторону медали полирует тундра. Дома в городе страшные. Космически страшные. Краеведы нам объяснили, что, во-первых, вы бы видели какие они внутри (явно намекая на «Ювелирный гипермаркет»). Во-вторых, когда десять месяцев в году до –50 градусов, а ветер такой, что людей в общем-то сдувает, любая краска сходит за два месяца. Большое же количество заброшенных зданий, раскиданных по всему городу, — это последствия глобального потепления. Вечная мерзлота подтаивает, и дома — почти все стоят на сваях, а не на фундаменте — ведет. После этого они восстановлению, по рассказам краеведов, не подлежат. Случайно задеваю рукой утюг и понимаю, что все-таки отвлекаюсь. Важно то, что Норильск практически сразу производит очень странное впечатление. Это не просто страшно, или красиво, или еще что. Это что-то совершенно непонятное, а я, кстати, кое-что видел. И вот еще: сейчас в Норильске +28, и загорать можно даже в три часа ночи — полярный день непрерывен.
Поскольку я пытаюсь погружаться в ситуацию и погрузить в нее гипотетического читателя, то, как мне кажется, могу пренебречь некой последовательностью событий и вообще линейным повествованием. Вкратце. Нас свозили в Дудинку — портовый город на Енисее. Енисей велик, огромные грузовые краны замерли, как окаменевшие древние животные. Их вытеснили другие, более подвижные. Здесь же в краеведческом музее показали почти полностью сохранившуюся тушку мамонта — найдена несколько лет назад. По возвращении в Норильск случайно услышал разговор шоферов: «Ну хоть воздухом подышали» — «Но мошкары сколько» — «Это да». Помимо высокого уровня жизни «Норильский никель» гарантирует отсутствие в городе гнуса: по сути все эти заводы функционируют и как гигантский фумигатор. За обедом одна из наших московских спутниц рассказала: «Приезжала сюда зимой. Говорят: одна из гостиницы не выходи. Я думаю: ну что значит не выходи? Я же вижу вот аптека рядом, за углом. Пошла. За углом сдуло. Прилипла к земле. Как отлипла, не помню, видимо, кто-то мимо проходил, помог.» Несколько раз в день проезжали Норильский заполярный театр им. Маяковского. Когда-то там выступал Смоктуновский. Побывали на Медном заводе. Мы в респираторах, рабочие с «сосками» — противогазными трубками во рту — от долгого ношения респираторов развивается раздражение) . В цеху +50, на улице –50. Это когда зимой. То есть почти всегда. Потолка не видно. На стене табличка: «Помни: дома тебя ждут живым и здоровым!» Майка промокла от пота, в раздражении плюю на утюг, слюна круглой сферой отскакивает на экран. Хочу вытереть краем майки, но только размазываю — все мокрое. Да, и те заблудившиеся заборы оказались вообще не заборами, а снегоборьбой. Так называемые щиты Потапова: заключенный Норильлага Потапов изобрел конструкцию, позволяющую контролировать снежные заносы. Так вообще они до третьего этажа бывают.
И вот, собственно, проект Марины Звягинцевой «Вечная теплота». Тут я могу немного отодвинуть утюг, поскольку за погружение в ситуацию вечной теплоты отвечает сама Марина Звягинцева — пионер московского паблик-арта («Дом художника “Южное Бутово/Спальный район”», спецпроект IV Московской биеннале современного искусства, 2011; «МедиаДвор», ВШЭ, 2013; «Пульт управления информацией», Artplay, 2014 и др.). Проект, кстати, хороший. Он реализован в рамках всероссийского конкурса «Литературный след». Суть такова. На фасаде центральной библиотеки укреплены некие увеличенные в разы макеты корешков различных книг, при этом визуально идентичные батареям центрального отопления. Соединены они между собой натуральными трубами, а также бегущими строками. По ним бегут цитаты из важных для Норильска авторов. Идея красивая и простая, что является необходимым условием для любого паблик-арта. Сила духа, а в данном случае еще и культуры, растапливает вечную мерзлоту. Надо заметить, что помимо культурных активистов, само собой, бывших на открытии, жители окрестных домов выглядывали в окна, сначала с любопытством, потом с интересом, хоть и прятались за занавесками при попытке их рассмотреть. Как приживется проект Звягинцевой в заполярном городе, понятно будет через пару месяцев. Пока что это для них новый регистр жизнедеятельности. Людям, живущим и работающим в условиях тотальной инсталляции, просто необходим паблик-арт. Буквально на каждом углу. Осенью, кстати, будет еще один — про «полярного жирафа».
Даже тогда, когда мы уже возвращались в аэропорт, мне совершенно не было понятно, какой подвести, так сказать, итог поездки. Да, Таймыр живописно красив. Но волнует здесь вовсе не живописность. Конструкции, построенные человеком, не то чтобы тоже. Да и ничего особенного тут нет и не может быть — весь материал привезен с материка. Но в какой-то момент стало понятно, что центральной фигурой здесь является человек. Он здесь жил, строил, рисовал при –50 зимой и в кромешном гнусе летом. И вот стало понятно, чего, пожалуй, не хватает фильму «Комбинат “Надежда”» — абсолютно психоделического результата, который дает сочетание невыносимых условий и невероятных возможностей. Человек здесь жить не может, а он живет, и это круто.
Вы скорей всего не верите в мой утюг. Наверное, и в Норильск не поверили — просто самый загрязненный город, ну и самый холодный. Ладно. Про него лучше знают норильчане — а вы помните, что это значит. Я же отвечаю только за свой внутренний Норильск. И найдя у себя внутри такую заполярную точку, сложно на полном серьезе относиться к велодорожкам. Сложно поддерживать юмор про «копали ваше биеннале», помня о вечной мерзлоте. Потому что очень хочется верить, что человечество и, конечно, искусство, перестанет быть про зону комфорта, а станет про великий человеческий подвиг. А подвиг — это и есть высшая точка искусства. И вечная. Как мерзлота. Только круче.
Фото: Алексей Архипов, Марина Звягинцева, пресс-служба конкурса «Литературный след»
The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.
Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.