О походном искусстве и опыте взаимодействия с жителями курортной зоны Краснодарского края
Элитарное и массовое всегда существовали как оппозиция, но массовое — не всегда синонимом китча или поп-культуры. Что же можно сказать в таком случае об импровизационном, «походном искусстве»? Подобный формат показался нам идеальной формой для художественного исследования, так как предполагает, во-первых, последовательное перемещение от одного пункта к другому, а во-вторых, испытание на прочность способности к самоорганизации и внутригрупповому взаимодействию.
Вдохновившись идеями «хождения в народ» и практиками средневековых бродячих артистов, мы решили отказаться от комфорта готового выставочного пространства, выйти за пределы большого города и автономно передвигаться по незнакомой нам сельской местности. Решено было начать освоение неизвестных территорий с похода по Краснодарскому краю.
Изначально планировалось идти в экспедицию большой группой, состоящей из художников, музыкантов, танцоров и фотографов, живущих в разных городах России и связанных вместе стремлением выйти за пределы своих возможностей и желанием опробовать принципы партисипаторного искусства в полевых условиях. Однако по мере приближения похода люди начали отпадать подобно осенней листве: кто-то побоялся казачьей расправы и тяжести пешего путешествия, кого-то не отпустили с работы, кто-то заболел или сменил планы. В итоге остались четыре человека, по сути те люди, что и горели идеей«хождения в народ» с самого начала.
Сначала мы хотели заходить только в небольшие села и деревни, пытаться наладить контакт с аудиторией, которой художники, музыканты и активисты обычно не уделяют внимания. Но в процессе территория расширилась: мы решили узнать больше о культурных потребностях жителей прибрежной – курортной – зоны, понять, насколько уместны практики актуального искусства в подобных специфических условиях, найти способ заинтересовать окружающих и оказаться полезными. Это привело нас на дикий пляж (скала Киселёва) под Туапсе и дальше в Сочи.
АннаКурбатова. Художник и педагог из Воронежа, ВГУ, ВЦСИ, ШВИЧД
Катя Михатова. Художник, куратор и искусствовед из Питера, РАХ, ШВИЧД
Ника Злобина. Художник и фотограф из Воронежа, ВЦСИ, КИСИ
Кирилл Богданов. Фотограф и музыкант из Воронежа
Бродячие артисты.
Надо выйти из Хадыжей и дойти до первого пункта – села Станционное.
Идём вдоль трассы. Вокруг – одни кладбища. Пот льется. Фуры сигналят.
Будем проникать резко.
Подошли к деревне. Брошенное место. Идем по подвесному мосту – шатается и скрипит. Людей мало. Темнеет. Вода кончается. Двое идут на разведку в темноту.
Видим свет в доме неподалеку, стучимся. Говорим, что путешественники, заблудились. Просим набрать воды. Мы художники и у нас есть краска, можем хоть забор раскрасить.
Таня и Дима (хозяева): А за сколько?
Мы: Да бесплатно!
Хозяева вдруг оживляются и говорят, что у них есть роскошный участок для кемпинга.
Условия бартера: завтра будем красить им забор. Ночью воют шакалы, вокруг палатки бегает кто-то мелкий.
Мы приносим себя в жертву.
Люди, у которых мы остановились, хотят, чтобы мы нарисовали на заборе конкретные этнические и сакральные символы. В первой деревне мы решили провести эксперимент и специально отказаться от своих принципов: мы соглашаемся на условия. Каким будет искусство, если всегда будет идти на поводу у заказчика?
После обеда нас приглашают искупаться в реке Пшиш. Пытаемся завести разговор об искусстве и предназначении художников, но всякий раз он сворачивает к темам ЗОЖ, эзотерики, тренингов и семинаров, которые Дима и Таня проводят в своём кемпинге.
Мы: Зачем нужно искусство?
Таня и Дима: Чтобы вскрывать голову.
Пока мы рисовали на заборе, ребенок шести лет подошел и уточнил: «Вы делаете то, что мой папа велел?». Отвращение к процессу росло вместе с температурой на улице. Неужели мы должны приносить себя в жертву, чтобы не «навязывать» свои принципы?
Таня и Дима развеяли наши мечты о пешем походе: даже проводники тут блуждают (а у нас на руках только куски карты из интернета), ориентироваться на такой местности сложно, да и у местных тут недалеко – поля с коноплей (если попадемся – то живыми не выйдем).
Утром добрались до деревни Индюк, стоящей у подножия скалы. Переходим вброд реку. Натыкаемся на спортивную площадку и милую женщину – директрису сельской школы. Она разрешает нам набрать воды в колодце и поставить палатки на территории школы.
Взамен мы проводим для детей воркшоп по изготовлению книжек. Детей собралось неожиданно много: мы заняли почти весь небольшой класс. Два с половиной часа общей увлеченной работы, некоторые ребята передали нам свои объекты в качестве документации. После разговариваем с директрисой о жизни в деревне: здесь живёт около 700 человек, многие дети и подростки занимаются в местном турклубе, одном из первых в Краснодарском крае. Женщины организовали в полуразрушенном ДК вокальный коллектив, там же работает хореографическая студия. По мнению Т. Н., художники нужны как люди, которые «говорят и делают то, что хотят».
165 миллионов лет назад гора Индюк была подводным вулканом.
Оказавшись на вершине мы не чувствовали страха. Виды захватывали воображение.
Продавщица в магазине у остановки спрашивает, замечали ли мы, что скала Индюк похожа на профиль Сталина? Не замечали. Правда, похожа.
Въезжаем в ночное Красное. Никого. Уходим на разведку. Через минуту остановка, на которой мы остались с рюкзаками, наполняется толпой цыган. Дети просят воды и закурить.
В Красном мы понимаем, что надо сменить тактику.
Местные жители не приняли нас, отослав в поле между ж/д дорогой и речкой. Вокруг небольшие заросшие лесом горы – очень красиво.
Парень Славик, к которому мы подошли за водой, дал свой номер и рассказал о заброшенных водонапорных вышках на берегу реки. Говорит, там нужно искусство делать, а не в самой деревне. Пожаловался, что в деревне ничего не происходит, нет даже садика. Все на работу уезжают в другие города. О культурной жизни речь не идёт.
Наши фонарики насторожили жителей Красного. Пока мы ставили лагерь в поле, они вызвали участкового. Им оказался тот самый Славик. Жители беспокоились, что останутся без электричества – оказывается, мы разбивали палатки возле подстанции. Ночью началась гроза. Палатку постоянно освещали удары молний. Страшно.
Утром мы смогли вылезти из палаток. Осмотрелись: вокруг застрявшие в высоких зелёных холмах светящиеся облака. Река наполнилась грязью, стремительно несется. Поле, коровы, река, провода, ржавые водонапорные вышки, похожие на брошенные бетонные баржи, плывущие от моря по траве. Корабли среди жидкого мира. Деревня с подозрением наблюдает за нами с холма. Мы – пираты. Паразиты. Мы захватим корабль.
Пытаемся найти сторожа водонапорных вышек, хотим спросить разрешения их использовать, но сторожа нет на месте.
От жителей нас отделяет поле и железная дорога.
Расклеиваем приглашения на торжественный спуск нашего корабля. «Внимание! К вам приехали бродячие артисты. Приходите сегодня в 18:00 к водонапорной вышке №21 у реки!»
Ровно в 6 приступаем к превращению: ватерлиния, название – «Бакунин». Корабль спущен на воду, пиратская команда захватила палубу и подняла флаги.
На торжественный спуск корабля пришли только коровы. Кажется, им понравилось.
Местные часто проходят мимо «Бакунина». Заметят ли они, что теперь это корабль? Смотрите, вы можете забраться сюда вместе с нами! Делайте, чего от вас не ждут. Не бойтесь!
На корабле оставили листок: «Корабль Бакунин – место для коллективных действий, собраний, веселья и шалостей... Забирайтесь!»
Утром на палубе читали тексты Бакунина. В глубине корабля вода – баржа наоборот. Надо плыть дальше.
Следующая точка – скала Кисилёва. Движемся к морю.
Каменистый пляж, субтропический пейзаж, скала, как слоеный пирог, сколопендры, еноты. Селимся на самой вершине. Палатки стоят почти на обрыве, на высоте 46 метров.
Рядом со скалой огромная гора мусора. Скала Мусорова. На скалах таблички «Купание запрещено».
Ночью идём к морю. Чёрный утес, звёздное небо, едва различимое море. Из-за скал не видно ни одного городского огня. Только костры на берегу.
Знакомимся с ребятами. Они из Туапсе.
– А чё вы делаете?
– Мы художники.
– А это я типа вот в музее вижу картину – это искусство да? А вот тачку классно прокачать там разрисовать – это чё не искусство что ли?
– Мы хотим собрать мусор на пляже и сделать из него искусство. Хотите с нами?
– (Смеются) Вы сдурели что ли? Вы в секте? В мусоре копаться будете? Шизанутые!
На шестой день приходит осознание, что невозможно в равных пропорциях и одновременно реализовать художественные, социальные и туристические планы.
Неожиданно приходят еноты, гремят котлом. Я свечу: один держит в руках пачку «Ролтона». Бегут. Кирилл говорит, что теперь всё время будет ждать их возвращения.
Едем на разведку в Туапсе. У магазина с нами заговаривает пьяная женщина. Она беспокоится, что её не любит взрослая дочь. По её мнению, искусство и художники не могут быть полезными или бесполезными, потому что искусства не существует как такового, «вообще ничего не может быть, всё – сплошная симуляция». Она угощает нас пивом и орехами, спрашивает совета по поводу дочери.
На скале мимо нас постоянно ходят туристы – делают фото на фоне красивого вида. Мы занимаемся костром, стучим по кускам железа и в пятилитровые бутылки, пытаясь создать хоть какую-то музыку. Они тычут в нас: «Кто это? Вы тут живете?»
СЖЕЧЬ ЕГО\ОДИЧАЛЫЕ КУКУРУЗА СГОРЕЛА МЫ В ПЛАЦКАРТЕ БУДТО\ВАРИТЬ КУКУРУЗУ В МОРСКОЙ ВОДЕ\ДЫРА! ЧЁРНАЯ ДЫРА В КАМНЯХ ЗАСАСЫВАЕТ\УПОРОЛСЯ ПОМОГИ МНЕ МУСОР\Я НЕ ЗНАЮ ЧТО СО МНОЙ ПРОИСХОДИТ ЫЫЫЫЫ ЕНОТЫ ПРИШЛИ\НЕ ПРЫГАЙ!\ТАНЦУЙ С БУБНОМ\НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ\ДИКИЕ\СИДИМ НА СКАЛЕ
«Искусство нафиг не нужно, мир и так прекрасен» (Александр)
Кто бросает эти твёрдые легкие куски, заполненные вонючей жижей? Большая ржавая махина подплывает каждый час и выгружает толпу, они идут наверх делают фото, говорят «как красиво» и бросают бутылки. Они спрашивают: «Кто бросает тут мусор? Ужас!». И опять бросают бутылки.
Мы окончательно одичали: начинаем жечь мусор на пляже – не можем больше на него смотреть. Разводим ритуальный костер. К акции присоединяются наши соседи и некоторые проходящие.
Танцуем с бубном у костра.
ДЫМ КИДАЙ ЕЩЁ КРИЧИ И ПОЙ ТАНЦУЙ КИДАЙ БУТЫЛКИ И ПАКЕТЫ. ПАЛИ! СОБИРАЕМ ВСЁ, ЧТО МОРЕ ВЗЯЛО, А ПОТОМ ОТДАЛО КАНАТЫ КУСКИ ПЛАСТИКА ВСЕ В РАКУШКАХ ТАПКИ
Группа делится на две части: двое остаются на скале и доделывают задуманное, другие едут дальше и продолжают проект в Сочи.
В Сочи долго ищем ночлег. Внезапно присылают номер Жеки – профессионального скалолаза, автостопщика, экстремала и вообще отшибленного сверхчеловека. Жека рисует, но искусство считает бесполезным и неинтересным.
Другая группа предпринимает вылазку в Туапсе. Менты бдительно обыскивают за подозрительное распитие сока на обочине. Придумываем, как использовать остатки краски – решаем забомбить стену на подъезде к скале. Единственным свидетелем оказался проезжающий мимо мужчина:
– Ребят, что делаете?
– Рисуем, чтоб мусор выносили за собой.
– Аа, ну здорово.
Утром понимаю, что сумку со всеми ценностями украли: теперь у меня нет паспорта, кошелька, телефона. Свобода… Нужны горы: едем автостопом в Красную полян.
Разговариваем с водителем:
– Что вы думаете об искусстве?
– Старых мастеров люблю. Корабли там, море.
– А про «Чёрный квадрат» знаете?
– Знаем, фигня полная. Вот вы нам расскажите, что в нем такого?
Начинаем рассказывать, на подъезде к Красной поляне водитель говорит, что мы его загрузили.
В Сочи идём в культурный центр Praxis, но там нашим приездом не очень интересуются и знакомиться не хотят.
Вечером обращаем внимание на взгляды прохожих: в отличие от остальных гуляющих мы в пыльной походной одежде, заметно выделяемся на общем фоне.
Внезапно отправляемся в мастерскую к художнику из СХ, делимся с местным художественным сообществом впечатлениями.
Темнеет, начинаем нашу финальную акцию. В Сочи – культ вещей и денег. Мы привезли со скалы Киселёва кучу найденных у моря объектов и решили сделать натуральный обмен на главной променадной аллее: меняли куски пластика, старый канат, сланцы в ракушках на что угодно, кроме денег. Вызвали интерес и недоумение у отдыхающих. В обмен получили: сигареты, пирожки, печенье, открытку, старенький смартфон.
Вызвали гнев жителей соседнего дома:
– Идите на море в свой бубен стучите!
Бродяга, которому мы приглянулись, начал защищать:
– Пусть девочки играют! Хорошо играют, пусть поют!
– Вали отсюда!
– Они хорошие! Пусть стучат! Дайте им делать, что хотят!
Первый поход (по Краснодарскому краю) носил экспериментальный характер: мы исследовали потребности жителей небольших поселений и городов в искусстве как таковом. На каждой остановке мы использовали новый тип взаимодействия, двигаясь от полного подчинения художника обществу до крайней степени освобождения и одичания.
Первая работа в селе Станционном, несмотря на наши старания, не была оценена «заказчиками» (они даже не нашли слов, чтобы ответить, понравился им результат или нет), поэтому оставила тяжелое впечатление: неоплачиваемый и не интересный нам заказ сделал нас эксплуатируемыми по собственной воле, заложниками собственного проекта.
Вторая работа – мастер-класс с детьми по авторскому зину – была единогласно признана удачной. Реакция детей и директора школы на мастер-класс была крайне положительная. На следующий день дети стали нашими проводниками на гору Индюк и подарили собственный рисунок. Принцип этого взаимодействия состоял в том, что в первую очередь мы делали интересную для нас самих работу.
Третья работа – превращение водонапорной башни в корабль «Бакунин» – вызвала неоднозначную реакцию. С одной стороны, нам удалось сделать цельную и визуально выразительную работу, совмещающую элементы стрит-арта и танцевальной импровизации, с другой, несмотря на то, что жители знали о нашем присутствии и предстоящем действии, они его проигнорировали. «Иногда результат виден не сразу, поэтому надо не забывать наслаждаться процессом работы», – решили мы.
Четвертая работа, акция – сжигание мусора, создание арт-объектов и артефактов – стала первым шагом к расколу в нашей группе. С этого момента работы делались парами (Катя и Ника, Аня и Кирилл). Так, акция была сделана Катей и Никой, но к участию подключились люди, с искусством не связанные. «Несмотря ни на что, делай то что считаешь важным/нужным».
Пятая работа – финальная акция «Дикие» – вызвала неожиданную реакцию и интерес, спонтанно возникали разговоры об искусстве и предназначении художников. Случайные зрители оказались готовы к взаимодействию и бартеру, оказалось, что ситуации такого рода таят в себе большой потенциал, особенно там, где практически отсутствует какая-либо культурная жизнь.
Стоит понимать, что наши представления о том, какой экспедиция будет, отличались от того, что получилось в итоге. Каждая работа в рамках проекта делалась в экстремальных для создания искусства условиях — стоит также отметить, что кроме Ани никто из участников в настоящие походып никогда и не ходил. У нас был скудный запас материалов (иногда приходилось рисовать пальцами и кусками ткани), мы постоянно перемещались и зачастую были озадачены вопросами: где достать чистой воды, как развести костер, где лучше поставить палатки, чтобы не быть съеденными дикими животными?
От изначальной концепции «мы готовы сделать для вас то, что вы просите», мы с каждой остановкой неосознанно двигались в сторону идеи «если вам все равно, мы будем делать что хотим».
Одной из важных задач было налаживание контакта между нами и жителями поселков и городов, в которые мы заходили, и создание некоего творческого процесса, совместной деятельности. Но как бы ни было сильно наше желание коммуницировать, мы далеко не всегда видели заинтересованность со стороны местных. Так, в селе Станционное и в селе Индюк мы выдвигали конкретные, доступные для понимания предложения, что мы как художники можем сделать (рисовать на заборе, заниматься с детьми). Эти предложения были с легкостью приняты и во втором случае, когда существовала потребность в нас, как в учителях, последовал успех.
В следующем пункте (село Красное) мы предложили местным прийти к реке, познакомиться с нами и поучаствовать в спуске на воду баржи «Бакунина». Наше предложение было недостаточно понятно. Мы попробовали спровоцировать некий шаг со стороны жителей, от них требовалась активность, но мы столкнулись пассивностью и нежеланием что-либо делать вместе.
В добавок, кроме очевидного взаимодействия с местным населением, мы оказались вовлечены в постоянные контакты с животными и насекомыми: на первой стоянке нас изводили ночные крики шакалов; на второй доставали мошки и собаки; на третьей атаковали практически все обитатели местной фауны (от коров и лошадей, до кузнечиков и полевых клопов); на четвертой оказались проворные еноты и сколопендры; и только на пятой, куда мы приехали спасаясь от проклятых тварей, нас ждал покой в доме (зато перед этим мы были зверски искусаны комарами).
Анна Курбатова:
Во многом решающую роль сыграл импровизационный характер нашего проекта: до начала путешествия не все были близко знакомы друг с другом, нам постоянно приходилось искать способы адаптации скудных материалов для реализации наших идей, небольшое количество участников обязывало каждого ежедневно участвовать в решении бытовых вопросов вместо обсуждения художественных задач. С одной стороны, это создало нам дополнительные трудности — как технические, так и в личном общении, с другой — запустило новый процесс осмысления возникших в походе важных вопросов о художественном коллективе, о совместном быте, о взаимодействии с неподготовленной аудиторией, о применении привычных практик в полевых условиях. Для меня открытый финал — не менее важный результат, чем целостный, законченный проект; он позволяет развиваться дальше и трансформировать возникшие вопросы в новые задачи.
Катя Михатова:
Практически все время мы вынуждены были идти на компромиссы: с другими участниками группы и самим собой, с местными жителями и природными условиями, со своими принципами и возможностями, с желанием постоянно передвигаться и осваивать пространство.
Катя Михатова:
В идеале, участники похода не просто предлагают некий художественный продукт и даже участие в нем, но и сами оказываются вовлечены в новое для них сообщество людей, где существуют свои правила и своя культура. И нечто должно произойти уже во время столкновения самобытности, традиционности и новых художественных идей. Сейчас сложно сделать выводы — была ли эта реакция вызвана близким расположением моря и курортов или недостаточно интересным предложением с нашей стороны. Для выяснения этой проблемы маршрут следующей экспедиции будет проходить через более глухие деревни. Может там у людей мы увидим то культурное голодание, которое искали в первом путешествии?
Кирилл Богданов:
Изначальные цели проекта были слишком амбициозны, поэтому и не были реализованы в полной мере. Невозможно балансировать между прохождением туристического маршрута, социальным исследованием и художественными практиками, поэтому неизбежно приходится расставлять приоритеты в пользу одного в ущерб другому. Фокус должен быть направлен либо на этическое, либо на эстетическое, сочетание одного с другим в равных пропорциях пока представляется мне невозможным.
Оглядываясь назад и вспоминая все трудности и противоречия, которые возникали в нашем путешествии, мы приходим к выводу, что в нашем исследовании возможностей и методов современного искусства вне городского пространства ещё не поставлена точка. Более того, мы считаем необходимым продолжить наши поиски на новой территории и в расширенном составе.
The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.
Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.
где будем делать что захотим, там и заживем)
там и помрем))