Перед вами — первая попытка исторического исследования и систематизации современного искусства Волгограда 1986–2005 годов — периода, когда сложилась и развивалась художественная среда, тесно связанная с различными перформативными и акционистскими практиками. Во втором тексте цикла речь пойдёт о периоде 1980–1990-х годов, во время которого искусство проделало путь из подполья — от импровизационных и спонтанных акций в городской среде к фестивальным площадкам и экспериментам в официальных учреждениях культуры.
.
Первый текст цикла читайте по ссылке: Часть I. «Оркестрион»
В конце 1980-х – начале 1990-х в центре Волгограда — на пересечении Аллеи Героев и Советской улицы — открываются четыре кафе: «Вика», «Светлячок», «Светлана» и «Теремок». Место, в народной топонимике получившее название Квадрат, становится местом притяжения для локальных сообществ. «В “Вике” тусили “мажоры”, как мы их называли. Это первые модели, потом — вся фарца, — рассказывает Лиля Куксова соорганизатор творческого пространства «ЦЕМТР 28». — Первый кооператив создал здесь маленький мираж, иллюзию какого-то закрытого Запада. Напротив “Вики” появился “Светлячок”. Здесь была другая публика: сначала собирались брокеры, потом примкнули люди творческих направлений — художники и музыканты. Бизнес был устроен на кофе. Без алкоголя. Только чашечка кофе. И вся богема — журналисты, фотографы, творческие люди — ходили “выпить кофе”. Берёшь кофе, двигаешься к гранитному бордюру, стелешь газетку и всегда, когда бы ты ни пришёл, обязательно найдёшь собеседника»[1]. Рядом со «Светлячком» тусовались хиппи и панки, открывшиеся позже «Светлана» и «Теремок» привлекали гопников и мафиози.
Квадрат часто превращался в своеобразный дискуссионный клуб, где обсуждали политические и музыкальные новости, фильмы и книги, купленные неподалёку в магазине «Диалог». Фёдор Ермолов, художник и менеджер социокультурных проектов, характеризует Квадрат как «коммуникационное месиво» и «фестиваль каждый день»: «Это была территория неформального общения, музицирования, поэтических споров, совершенно стихийных и неорганизованных, грандиозная территория общения, которая сталкивала людей, где обменивались записями, обсуждали вкусы, рождались какие-то творческие идеи. Работающая молодёжь приходила туда каждый вечер как на вторую работу. Там жили»[2]. Существование Квадрата поддерживалось общим информационным голодом и потребностью в получении нового эстетического опыта; информация внутри этого своеобразного сообщества, где все друг друга знали, распространялась моментально.
Здесь же заявили о себе художники — Александр Шилов (ныне известный как Пётр Дзогаба), Вадим Коссович, Олег Мавроматти: на Квадрате они показывали свои первые работы и устраивали импровизированные перформансы. «Это было похоже на какой-то отголосок Бульдозерной выставки: мы брали какие-нибудь картины на бумаге или картоне, выносили на Аллею героев или улицу Советскую, кто-то стучал в бубен, кто-то играл на гитаре, кричали какие-то речёвки, — описывает Пётр Дзогаба свои первые акции на Квадрате. — На дворе был как раз 1986 год. Это взрывало мозг простым волгоградцам, хотя у нас не было задачи кого-то эпатировать, мы просто собирались той компанией, которая нам была комфортна, и это был, по сути, такой глупый акционизм»[3]. Перформансы Дзогабы, стихийные и импровизационные, лишённые концептуального содержания проходили и в других местах Волгограда — напротив школы №19 на улице Советской или напротив Планетария. «Есть какой-то инструментарий: условно говоря, бубен, картинка, какая-то палка, кусок тряпки и пара красок. Всё это вместе ты собираешь в какую-то конструкцию. Я имею в виду не только в конструкцию физическую, но и смысловую. И из этого складывается какая-то акция. Но в другой момент, возможно, с теми же самыми предметами акция бы получилась совсем другая»[4].
Квадрат и Аллея героев в дальнейшем ещё не раз станут местом притяжения акционистов. Так, 1 мая 1996 года группа «Мата-Хари» (в которую входили, в частности, Фёдор Ермолов и Илья Пермяков) вместе с художником Станиславом Азаровым сделали здесь карнавальную интервенцию, предлагая случайным прохожим спеть или потанцевать под исполнявшуюся вживую музыку Velvet Underground. Эта акция стала попыткой проколоть мембрану между художниками, как минимальным сообществом, и случайным сообществом горожан. «Это такая утопическая народность, в которой Velvet Underground могут совпасть с настроением нормального традиционного русского мужика, — описывает акцию Илья Пермяков. — И наверное, это и ценно, потому что мембраны, которые препятствуют этому соединению, очень искусственны: вкусовые, музыкальные и стилистические. Их навязанность осознается в момент их прорыва»[5].
В 1986 году Дзогаба уходит в армию. Через знакомых он получает доступ к краскам, финскому ватману, военной кинокамере и 35-мм сверхчувствительной плёнке для аэрофотосъемки (она выменивалась в Ростове-на-Дону). Рулоны ватмана он разматывал по ночам в коридоре казармы и с помощью швабры рисовал огромные картины. Затем рулон резался на длинные ленты, которые нумеровались как обои, скручивались в рулоны, упаковывались в стандартную посылку и отправлялись друзьям. Адресаты Дзогабы расклеивали эти рулоны на стенах (некоторые в истлевшем виде можно встретить в квартирах до сих пор). За подобные «чудачества» Дзогабу отправляли на гаупвахту — из двух лет службы на гауптвахте он просидел 5 месяцев.
На плёнку Дзогаба записывал перформанс «Балет невылупленных цыплят», поставленный по инструкциям Виктора Назарова в Ростове-на-Дону в котловане так никогда и не построенного торгового центра. Дзогаба и его сослуживцы в военной форме спускались в котлован, где были вбиты бетонные столбы, вставали в разные позиции на разной глубине и выполняли предписанные инструкции: «Цыплёночек прошел три шага вперёд, поклонился, выпал…», «два шага влево, два шага вправо… упал, присел на корточки, выглянул из-за столба» и т. д. Зрителями были побоявшиеся участвовать сослуживцы — водители машин, доставившие участников перформанс на котлован, которые смотрели на происходящее с нескрываемым ужасом[6].
Вернувшись из армии, Дзогаба вливается в работу третьего фестиваля «Неопознанное движение» (1988), для которого создает большой транспарант, вывешенный на фасаде театра музыкальной комедии. А в 1989 году становится частью группы «Заир», вместе с которой едет по направлению комсомольской организации в Турин для участия в Фестивале современного искусства[7]. Приглашенной стороной выступила молодёжная организация «Новые социалисты». В состав группы, кроме Петра Дзогабы и её лидера Андрея Харахоркина, входили Ирина Самарская, Анжелика Баташова, Валерий Хейфиг.
В перформансе группа задействует разные пространства туринского Арсенале, где проходил фестиваль: сначала исполнители быстро перемещались, чтобы занять зрителей в разных частях пространства, затем максимально замедляли действие, чтобы собрать их в определённых точках и сделать участниками перформанса. Русские мотивы в одежде (шаровары, гимнастерки, шинели и пр.) оказались ответом на просьбу принимающей стороны: перестройка ввела моду на «русское». Но Арсеналом «Заир» не ограничился: одно из их выступлений прошло в психиатрической лечебнице. Вернувшись из Италии Андрей Харахоркин покинул коллектив, и труппа, оставшись без идейного лидера и вдохновителя, начала распадаться.
В то же время — в конце 80-х — на волгоградской сцене появляется перформансист Олег Мавромати (дополнительную букву «т» к фамилии он добавит позже). К сожалению, о его деятельности до переезда в Москву известно немного: Мавромати выступал в качестве редактора панк-журнала «Будущего нет», входил в музыкальные группы «ЧМО» и «Манифест» (в последнем участвовал в качестве приглашенного шоумена), снимал фильмы. Но из его ранней фильмографии известно только содержание работы «Черви Бенеттона» (1989): между прозрачной пленкой слайда в слайд-проекторе находились живые насекомые,— они и создавали кинематику изображения. С одной стороны, этот фильм, вероятно, отсылал к ранним кинематографическим экспериментам Владислава Старевича по анимированию насекомых, с другой, содержал явную критику фетишизации западных товаров: United Colors of Benetton был одним из первых западных брендов, открывших магазин в Волгограде.
Также Мавроматти (под именем Брызгун, или Мавр) стал лидером волгоградской художественной группы «Танец жирафа», в неё также входили Браун — Святослав Каргин, Митя Пёс, Костя Боб — Влад Горбачёв и Фантом. Известно, что группа устраивала акции во время фестиваля «Неопознанное движение». А в 1991 году в газете «Объектив» вышла мистификационная статья, подписанная именем Билла Келлера, якобы журналиста «Нью-Йорк Таймс», описывающая деятельность группы с момента основания. Неясно, можно ли доверять всем приведённым в статье данным, но ряд фактов находит подтверждение в других источниках. Статья начиналась с достаточно ироничной преамбулы: «…ещё совсем недавно они прозябали под забором, а теперь они катаются на “Мерседесах” и едят курагу. Их называют новыми суперзвездами русского авангарда, если, конечно, это слово применимо к ним, ибо они чертовски непоследовательны, но, может быть, в этом и состоит секрет их бешеного успеха»[8].
Что нам известно о первых работах группы «Танец жирафа»?
• В Уфе из яичных ячеек был возведен пятиметровый монумент «Адмирал Абрау-Дюрсо, изгоняющий попов из волочильно-прокатного цеха». Монумент был зафиксирован на пленку и уничтожен при помощи пожарных гидрантов участковым милиционером.
• 14 декабря 1989 года в подвале многоквартирного дома (вероятно, по адресу ул. Тулака, 10) появляется первая экспозиция ассоциации. Выставка просуществовала три дня, пока не была вандализирована.
• Через четыре месяца «Жирафы» устраивают выставку на берегу Волги. «Представьте себе: ночь, ярко пылают костры в песчаных лунках, под некоторым углом к пламени располагаются оконные стекла (в дальнейшем, будучи закопчены, они станут эдакими скрижалями, на которые участники ассоциации нанесут причудливые знаки и символы, по замыслу художников являющиеся графическим отображением “технологии САН-КРИ” — эдакой странноватой религиозно-философской доктрины, выдуманной “Жирафами”)»[9]. Члены группы были одеты в костюмы из полиэтиленовой плёнки, смазанной вазелином. Участники медленно ходили по кругу и подбрасывали в костры полынь, мяту, серу и индийские благовония. Каждый участник символизировал одно из пяти технологических начал «САН-КРИ».
• Через полгода после выставки на Волге, проходит выставка «Неряшливая мама продаёт своего несчастного сына голландским менялам», во время которой работа «Сексуальная литургия оканчивается в 5.00» якобы была куплена голландским бизнесменом. После этой выставки из группы уходят Пёс и Фантомас, к ней присоединяется Бо-бо (имена некоторых участников, к сожалению, восстановить не удалось — прим. ред.).
• В августе 1991 года на четвёртом этаже Волгоградской областной библиотеки им. М. Горького открывается новая выставка группы «Последнее, что мы имеем» под девизом «Искусство должно быть искусственным». Из описаний местной прессы можно составить общее впечатление об экспозиции: составленные вместе стеллажи, образовали коридор, его пол и потолок представляли собой проволочный каркас, устланный газетами. В конце коридора работал стробоскоп, странный голос что-то бормотал. По замыслу авторов коридор должен был представлять модель загробного мира, а стробоскоп — белую точку в конце туннеля. Из работ упоминается картина «Мой ласковый и нежный Блейк» — красный глаз, смотревший на зрителей из черной галактической дыры. Под стеклом лежали раскрашенные камни, которые художники называли плазмами и чурингами. В центре второго зала стояла конструкция из реек, на полу лежали разноцветные шарики, замкнутые в полукруг они составляли композицию «Памяти безвременно пришедшего Э. Уорхола». Расположенный в этом же зале «Криптоанархист» представлял собой то ли кошку, то ли лису, одетую в гимнастёрку с двумя орденами Красного знамени. В «Кровожадных экзофтальмцах» люди без лиц бродили в замкнутом пространстве, пытаясь найти выход и обрести лицо.
В рамках выставки художники поделились с одним из репортеров идеей создания салона аттракционов «Пранокомпьютер» — салон с совершенно особыми аппаратами, где сочетанием музыки, особых звуков и видеоряда можно было бы добиваться и лечебного действия: «в альтернативу логновщине, всяким “заряженным крэмам” и прочим штучкам»[10].
«То, что мы делаем — это гоп-арт. К гопникам никакого отношения не имеет, а имеет самое прямое отношение к музыке. Это рэп или хип-хоп, воплощенный в нечто визуальное. Наше искусство — искусство красной подворотни. Мы хотим показать средоточие изломанных судеб, раздавленных машиной тоталитаризма», — говорили Карл Густавович Брызгун и Джек Святослав Браун[11].
Две последних выставки группы «Танец жирафа» проходят в здании Речного порта и Доме политпросвещения, местная пресса их не замечает. После них группа распадается, Олег Мавроматти окончательно переселяется в Москву.
В начале 90-х в Волгограде начинает работать Маргарита Мойжес, культурный менеджер, по инициативе которой запускаются несколько международных фестивалей танца и Международный фестиваль современного искусства «Кайфедра», пришедшие на смену исчерпавшему себя «Неопознанному движению» Сергея Карсаева. Создававшееся как полидисциплинарный художественный фестиваль, «Неопознанное движение» замкнулось на музыке и потеряло часть зрителей, оставив после себя «ощущение вакуума неудовлетворенных ожиданий»[12]. Ориентированная на мультидисциплинарность и синкретичность «Кайфедра» виделась возвращением к первоначальным установкам Сергея Карсаева. Разрыв был заметен даже внешне — полупустой зрительный зал Театра эстрады (бывшего Дома Политпросвещения, где проходил шестой фестиваль «Неопознанное движение»), который контрастировал с большим количеством профессиональных участников, и предельно насыщенное зрителям, событиями и внутренней драматургией пространство Дома пионеров на «Кайфедре». Исчерпанность «Неопознанного движения» стал осознавать и сам Карсаев, поклявшийся в телевизионном эфире «убить собственное дитя».
«Кайфедра» продолжила знакомить волгоградцев с многообразием процессуальных и перформативных практик. В рамках фестиваля были показаны электроакустические пьесы, «электроклипы», канадца Жана Франсуа Дени; моноспектакль «Синена на арене» Сюзанн Котто, предварявшийся ее собственными стихами; перформанс дуэта Анни Коридон (танец) и Жана Воге (музыка) «Зерно граната — Зерно человека», который представлял собой синтез пластического действия и музыки, получаемой путём микширования шумов. Программу третьего дня открыли канадский художник Жоселин Физе и композитор Жан Воге выступлением — четырёхчасовым «танцем-процессом», во время которого художник писал картину на настенном панно размером примерно четыре на семь метров, а композитор импровизировал с шумами за пультом. Действие их перформанса повторялось в течение трех дней[13].
Перформативные сеансы прямой живописи Ингрид Ар (Франция) и Эрнани Кор (Португалия) «Красные впечатления» продолжались в течение всех пяти дней фестиваля. Очевидцы так описывают происходившее: «На квадрат упадёт женщина. Вся в чёрном и с повязкой на лице. Она упадёт, когда раздастся записанный на фонограмму взрыв. Мужчина в белом костюме и респираторе обрисует аэрозольными красками её силуэт и закапает как будто бы кровью. Уберёт женщину с квадрата и накроет чёрным покрывалом. На полу останется картина (на нее потом какой-то зритель положит желтый букетик цветов)… Сеанс навеян переживаниями по поводу атомного взрыва в Хиросиме и Нагасаки»[14].
В рамках фестиваля складывались спонтанные коллаборации зарубежных участников с местными художниками: например, танцовщица Сюзанн Котто выступила вместе с волгоградским поэтом Виктором Пермяковым. В основу либретто получившейся оперы-лекции легли два венка сонетов Виктора Пермякова, автор пропевал их вместе с Ириной Ефименко, между исполнением периодически звучали диалоги на испанском из фильма Антониони. Выбор режиссёра был неслучаен: в 1975 году Пермяков познакомился с Антониони, привозившем на Московский кинофестиваль свой фильм «Профессия: Репортёр». Оказавшись в 1991 году в Барселоне, Пермяков снова увидел тот фильм, и для него «время фантастически спрессовалось»[15]. За музыкальное сопровождение отвечали волгоградские музыканты Вячеслав Мишин, Алексей Ефименко и Дмитрий Грудинин[16]. К этому моменту Вячеслав Мишин конструирует первый образец будущей метавиолы —резонаторного узла с несколькими разными звуковыми объектами, который помогает изобретать новые способы возбуждения звука, а также подключать широкий тембровый спектр голосовых фонаций. Все эти элементы перформанса объединяла пластикой Сюзанн Котто. В конце выступления на сцене жарилась яичница. «Я бы никому не поверила, что меня ждет в Волгограде такое потрясающее приключение, такая изумительная история. Такой душевный подъем я испытала только во время работы с великим Джоном Кейджем. Я никак не ожидала, что это повторится в России, в Волгограде… В Аванграде»[17], — вспоминала французская перформансистка.
В начале 90-х современное искусство продолжает проникать в официальные учреждения культуры. В Театре эстрады (Дворце политпросвещения), где проходила «Кайфедра», в апреле 1995 года состоялась выставка Елены Самборской. Экспозицию оживил хэппенинг Самборской и Виктора Назарова — «Пикник на культурной обочине»: зрители, приглашённые на вернисаж, должны были принести с собой купальники, напитки, бадминтон и прочий пляжный реквизит и расположиться на полу галереи. Следующий вернисаж предполагался водоплавающим: зрителям предлагали расположиться уже в фонтане напротив театра. Правда, этот хэппенинг так и не был реализован.
В сентябре того же года проходит выставка и в Театре юного зрителя. Перед премьерой постановки пьесы Беккета «В ожидании Годо» немецкого режиссера Ингрида Хаммера художники Александр Ванин и Владимир Криволапов создают экспозицию «В ожидании Беккета», которую можно было увидеть в течение трёх дней — с 23 по 25 сентября. На выставке художники показывают работы «Обед Беккета», «Мусорное ведро Беккета», «Автопортрет Беккета в вуали», «Беккет на лыжне №1», «Молодость Беккета» и др., на финисаже состоялся перформанс. Руководство театра никак не вмешивалось в процесс работы художников и не цензурировало экспозицию.
[1] Записано со слов Л. Куксовой 23.12.2015 г.
[2] Записано со слов Ф. Ермолова 1.07.2014 г.
[3] Записано со слов П. Дзогабы 07.08.2015 г.
[4] Записано со слов П. Дзогабы 07.08.2015 г.
[5] Записано со слов И. Пермякова 23.12.2015 г.
[6] Записано со слов П. Дзогабы 07.08.2015 г.
[7] Доценко О. Шилов-шоу // МИГ. – 1992. – 7 сентября. С. 6.
[8] Келлер Б. Я танцую ОПА-ОПА-ОПА-ОПА // Объектив. – 1991. (вырезка, номер неизвестен). С. 6.
[9] Там же. С. 6.
[10] Хрусталева С. Вернисаж из подполья. Веселуха под танец жирафа // Вечерний Волгоград. – 1991. – 7 августа. С. 5.
[11] Новорусский А. Искусство красной подворотни // Молодой ленинец. – 1991. – 10 августа. С. 4.
[12] Славин М. Фестивальный постскриптум // Молодой ленинец. – 1991. – 16 ноября. С. 6.
[13] Ульянов И. Кайф-процесс // МИГ. – 1991. – 20 ноября. С. 8.
[14] Хрусталева С. Желтый букетик на «Красных впечатлениях» // Вечерний Волгоград. – 1991. – 26 октября. С. 6.
[15] Записано со слов В. Пермякова 26.06.2014 г.
[16] Хрусталева С. В движеньи – свет, театров – тьма // Вечерний Волгоград. – 1991. – 2 ноября. С. 12.
[17] Ремп Я. Бертолетова соль, или Как сжечь Прадо // Молодой ленинец. – 1991. – 16 ноября. С. 5.
The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.
Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.
[…] Второй текст цикла читайте по ссылке: Часть II. Самоорганизация […]
Привет с того света от доки Брауна,тебе,мавромаша.вмпомни,как п.зд.ли у твоего отца видеомагнитофон и телек.на которые хорошо гульнули,в Москве и питире