Художник Александр Селиванов

2 237        0       

Александр Селиванов в мастерской. Фото из личного архива

Я родился в Ростове в 1978 году в простой семье, жил я в основном с дедушкой и бабушкой, дедушка работал таксистом, а бабушка занималась бизнесом (в то время это называлось спекуляцией и преследовалось законом). Позже, ближе к концу 80-х, дедушка ушел из таксопарка и стал работать водителем грузового мотороллера в художественном фонде. Так как моя бабушка занималась предпринимательством, в тот период в семье не было финансовых сложностей.

С самого раннего детства, когда я стал себя помнить, я любил рисовать, хотел, чтобы у меня было много цветных карандашей, но особенно я любил цветные фломастеры, и мне всегда хотелось иметь большое количество разных цветов. Правда, я не всегда знал, как применить эти цвета, но наличие большой цветовой палитры меня вдохновляло. Еще одной любовью с детства было коллекционирование марок и наклеек на спичечные коробки, которые ценил не меньше марок за их матовость, особенно любил серию птиц и рыб. Всем этим двигало в первую очередь увлечение зоологией. Мое воображение было поражено разнообразием форм жизни на земле, которые существуют, начиная с доисторических времен. Интерес к искусству возник позже: несмотря на то что дедушка, работая в художественном фонде, привозил домой репродукции знаменитых картин — в доме висели «Даная» Рембранта, «Обнаженная» Ренуара и «Мадонна с младенцем» Леонардо да Винчи — никакого интереса эти репродукции у меня не вызывали. Настоящий интерес к искусству появился, когда в бабушкиных журналах я стал находить статьи о художниках, таких как Босх, Дали, из русских художников запомнились картины Янкилевского, также я узнал о слове «авангард» в искусстве. Эти картины меня поразили и показались мне очень близкими.

Нужно подчеркнуть, что все это происходило во времена перестройки. С начала 90-го года, с взросления, меня все больше и больше стала интересовать музыка, хотя я никогда не был к ней равнодушен. Помню, ко мне пришел школьный друг, и я ему стал жаловаться на свою маленькую и очень тихую магнитолу, что не могу нормально слушать музыку, и он сказал: «У твоего деда же есть бобинник (бобинный магнитофон)». Я ответил, что он очень старый, он был 1976 года выпуска, но на деле он оказался рабочим и очень неплохой моделью того времени. Можно сказать, с этого момента я всерьез стал слушать музыку, так как музыка с бобин в большой мере отличалась качеством звука от дешевых кассетных магнитол. Так как я был еще ребенком, я любил баловаться с магнитофонами, со скоростью и записывать различные звуки.

Фото из личного архива художника

Выше я писал, что моя бабушка занималась бизнесом, поэтому у нас был большой частный дом недалеко от железнодорожного вокзала, хлебозавода, рыбзавода и холодильной фабрики. Ночью, ложась спать, я всегда слушал доносящиеся звуки с этих фабрик и вокзалов, они мне очень нравились. В 1992 году я услышал слово индастриал, оно обозначало музыкальное направление и сразу ассоциировалось у меня с промышленными шумами, с теми звуками, которые я слышал по ночам в своем доме. Музыкальные направления все же диктовала мода, и изначально мне нравилась рэп-музыка, которую я мог видеть по MTV. В 1991 году вышел совместный компиляционный альбом Аnthrax и Public Enemy “Attack Of The Killer B’s”, и благодаря этому альбому я заинтересовался металл-музыкой, такими группами, как Slayer, Tankard, Sodom, а с выходом альбома группы Сannibal Corpse “Tomb of the mutilated” я с головой окунулся в death metal. В скором времени, лежа на диване, слушая любимые группы, меня посетила мысль, что мне нужно самому создать группу. В этот период мой школьный друг учился классической гитаре у преподавателя, и я сразу обратился к нему с этой мыслью, так как знал, что он занимается с перспективой тоже играть в какой-нибудь группе.

Фото из личного архива художника

Он поддержал меня в моей идее, на тот момент мы оба окончили школу и вместе хотели поступать в художественное училище Грекова. Мой друг хорошо рисовал, и его отец был художником, работал с глиной и керамикой. Я же никогда не стремился к реалистичности рисунка, я всегда вдохновлялся карикатурами либо художниками раннего авангарда, которых на тот момент знал. Тем не менее занятие живописью занимало основное количество моего времени — я рисовал беспрестанно. В школьные годы я был самым известным вандалом, все парты, за которыми я сидел, были исписаны так, что не видно было самой парты, так же было и с учебниками, тетрадями и всем, что мне попадалось. Рисунки были даже на школьной форме – надпись «Майкл Джексон» и свастика, которая означала для меня символ красоты и ни сколько не ассоциировалась с фашизмом.

Но школьные годы закончились, все мои просьбы помочь поступить в художественное училище были напрасны, да и семья уже была не так финансово обеспечена, так как бабушкин бизнес сошёл на нет, и она торговала семечками и жвачками для студентов возле дома (мой дом был напротив политехникума связи). Бабушка мне тогда говорила: «Хочешь быть нищим – будь художником». Я обратился к тёте, сестре моей мамы, на что она попросила меня сделать рисунок, который она покажет знакомому специалисту, чтобы он сказал, есть ли у меня талант и стоит ли мне учиться. Я помню, что решил написать пейзаж с горами и водой цветными авторучками. Я никогда ничего не срисовывал, так как полагал, что настоящие художники пишут по фантазии, срисовывать мне казалось скучным и неинтересным занятием, хоть и очень важным для техники рисунка. Ответ был, в принципе, положительный, тем не менее вопрос, кто будет финансировать мое обучение, остался открытым.

Фото из личного архива художника

Однако мне было чем заняться: мой школьный друг нашел нам барабанщика в группу, и с конца сентября 1994 года мы стали репетировать. Своих песен у нас пока не было, поэтому мы играли композиции таких групп, как Impetigo, Autopsy, Napalm Death. Я активно занимался написанием песен и дал название нашей группе – Funeral Speech. Так как школьный друг и гитарист (в группе Funeral Speech он играл только в начале, затем был сменен) учился в Грекова, я часто приходил к нему, потому что мне было очень интересно, чему его учат. Вместе мы не раз рисовали у него дома: он писал маслом на холсте и дереве, я рисовал красками по бумаге, но в всерьез все эти занятия не воспринимались, живопись мыслилась как нужный навык, не несущий в себе ценности. Это было время таких художников, как Олег Кулик и Бренер, и рисовать картины казалось наивной глупостью. Живопись у моего друга получалась очень странной: мне казалось, что он ее не любит, хотя рисунком он владел довольно неплохо. Мы с ним часто разговаривали об искусстве, я всегда расспрашивал, чему его учат.

В то время по телевизору (а это был 94–95 год) можно было увидеть много интересного: от перформансов Олега Кулика до фильмов классиков мирового кинематографа, таких как Бергман, Пазолини, Антониони – но для меня очень значимой стала передача об американской авангардно-музыкальной группе The Residents, она просто потрясла мое сознание. Они были прекрасны и визуально, и по звучанию – их музыка была невероятной. Про себя я подумал, что дет-метал, который я слушал, не так уж и экстремален, и именно с того момента я стал интересоваться более авангардной музыкой. В конце 96-го года после очередного распада Funeral Speech я все больше склонялся к сольному проекту. Однако годом ранее я принимал участие в дум-группе моего лучшего друга Different Seasons, затем создал разовый проект c барабанщиком Funeral Speech, называвшийся Manufacture (в нем также должен был принимать участие басист группы «Антимузыка», но он не смог приехать на запись проекта в студию). Музыка проекта представляла из себя смесь индустриальных шумов и металл-музыки, что-то вроде Ministry и раннего Pitch Shifter. Тем не менее для меня на тот момент она была недостаточно авангардна, и я начал дальше размышлять над своим будущим проектом и слушать такие группы, как Einsturzende Neubauten и Swans. К первым записям своего нового соло-проекта я приступил только спустя почти два года в конце 98-го, и это была музыка уже в духе In Slaughter Natives и Deutsch Nepal.

Фото из личного архива художника

Тем временем мой школьный друг, учившийся в Грекова, закончил это заведение и пригласил меня посетить выставку выпускников училища, проходившую в большом зале. Там было развешано много картин разных размеров и выполненных в разных техниках. Мне запомнилась и понравилась одна работа довольно большого размера, на которой изображалась обнаженная девушка в синем цвете, позже я узнал, что это картина ростовского художника Михаила Абрамова. После выставки осталось ощущение, что это никому не интересно, даже художникам. Друг сказал мне, что сюда иногда приходят люди, которые могут купить картину, заплатив около 300$ (но у него ничего не купили). Начать заниматься живописью меня это тогда не побудило, несмотря на то что я помогал другу в создании его работ для этой выставки. Ко всему прочему, на тот момент меня заботила больше музыка, я постоянно экспериментировал, записывал разные звуки, покупал аппаратуру – в общем, были заботы.

Александр Селиванов. Banished queen №2, 2010

Александр Селиванов Untitled, 2011

Позже к 2003 году я уже записал 3 полноформатных альбома и также большое количество треков, не входивших в эти альбомы – то были в основном ранние композиции, записные в 1998–2001 годы и вошедшие еще в два альбома-сборника. При наличии такого количества материала мне срочно был нужен лейбл, чтобы хоть что-то издать. Однако я не стал заниматься рассылкой своих записей по лейблам и принял решение создать свой собственный. Весной 2003 я издал записанный в 2001 году альбом World Downfall. Хотя это не первый записанный мной альбом, я принял решение начать выпуск именно с него, причин этому я уже не помню, но, скорее всего, потому, что у него уже было придумано оформление для диска. Свой лейбл я назвал Imbecil Rec, так как это название вызывало иронию, хотя материал выходил очень мрачный. Сам проект, созданный мной, назывался Mortart, так мне помог его назвать ростовский журналист и мой друг Игорь Ваганов. Вначале я дал ему имя M.Art или Mortuary art, но в 2000 году я познакомился с Вагановым, и он мне помог с названием.

В то время я также думал о возможности выступления на концертах в Ростове и в других городах. Нужно отметить, что экспериментальная электронная музыка уже была в Ростове-на-Дону: в конце девяностых проходили концерты таких групп, как «Фигура», «Антимузыка», что делать? Kele Braes, Asskillator, Solar Salt – все это формировало местную сцену. Однако в начале 2000-х наступило затишье. Ситуация изменилась после моего знакомства с музыкантом и журналистом Денисом Третьяковым, который предложил мне выступить с концертом в клубе, и я с радостью согласился. Первый концерт состоялся 16 июня 2003 года, и нужно отметить, что музыка была не только экспериментальной, но и экстремальной. Затем концерты стали проходить регулярно, на них также выступали экспериментальные проекты участников групп «Антимузыка» и «Урблюд Драмадер».

Александр Селиванов. Elegy №1, 2012

Александр Селиванов. Red desert, 2012

Александр Селиванов Untitled, 2011

Александр Селиванов Yellow edge, 2012

Как-то осенью 2003 после очередного концерта мы поехали в гости к девушке Томе, она показала мне книгу издательства Phaidon, привезенную из поездки в Санкт-Петербург и называвшуюся «Искусство 20-го века». В ней было 500 репродукций разных художников. Я с большим интересом листал эту книгу и потом даже выписывал из нее художников, которые меня заинтересовали. Больше всего меня поразила работа Агнес Мартин, и я снова стал мечтать о карьере художника. Это книга явилась для меня важным толчком, благодаря которому возродился мой интерес к изобразительному искусству. Я стал покупать литературу о художниках и истории искусства. Однажды я наткнулся в книжном магазине на книгу с неизвестным для меня на тот момент художником, там была его фотография, и он мне как-то не понравился, но, когда я открыл книгу и увидел его работы, я был просто ошеломлен, так же, как до этого картиной Агнес Мартин – это был Марк Ротко. Чем сильнее рос интерес к искусству, тем больше я разочаровывался в музыке. В 2008 я окончательно потерял к ней интерес и создал свою первую картину «Голубое на черном».

К тому времени у проекта «Мортарт» было около 20 альбомов, изданных и неизданных, также все эти годы я активно занимался организацией концертов и привозом музыкантов из других городов. Концерты Мортарт были довольно регулярны, иногда я выезжал играть в другие города. Может, я просто устал от выступлений и стал больше думать о живописи и о том, как начать карьеру художника.

Пластинка Александра Селиванова K7, 2014

В 2009 году у меня снова появляется интерес к музыке, однако он существует в параллели с моим занятием живописью. Это повторное обращение к музыкальному творчеству вызвал у меня американский композитор Уильям Басински, а также ряд композиторов минималистов, таких как Стив Райх и Терри Райли. Весной 2010 года проходит моя первая персональная выставка в галерее «Вата». Я начал больше дружить с художниками: моими первыми друзьями этого круга стали Сергей Сапожников и Олег Устинов, также я восстановил общение с Алексеем Хамовым, с которым в том же году принял участие в Южно-Российской биеннале современного искусства.

P.S.: В 2014 году при поддержке Фонда «Дон» была издана первая виниловая пластинка Александра Селиванова K7. Через два года состоялся релиз сразу двух аудиокассет: Monochrom rainbow for tape и Solemn. В сентябре 2016 того же года совместно с художником Сергеем Сапожниковым и танцором Александром Кисловым Селиванов принял участие в проекте Cabaret Kultura в рамках программы V—A-C Live - совместной инициативы галереи лондонской галереи Whitechapel и фонда V—A-C. А зимой 2017 выступил в проекте «Геометрия настоящего».