Бог-диджей и прокси-тела в песочнице GTA

1 203        1       

— Эй! Вы из какой организации?
— Союзмультфильм.

Видео Анны Ротаенко Real Weapon — терапевтический опус, структура которого построена на основе 12 шагов освобождения от созависимости, а зеркально — на буддистской 12-членной формуле взаимозависимого возникновения страданий. Это выпускная работа художницы, которая в этом году закончила Школу Родченко (не первую образовательную институцию, где она училась). Дипломные работы симптоматичны для области знаний, квалификацию в которой получают их авторы: это видно в постановке проблем, режимах цитирования, проявлении отношений между выпускником и научным руководителем. Работа Ротаенко — пример того, как выпускная работа студента художественной образовательной институции проблематизирует условия, в которых оказывается художник, не просто получивший технические и теоретические навыки, но и прошедший необходимую в современном искусстве школу нетворкинга и окунувшийся в неожиданно болезненную профессиональную среду. Важным приемом у Ротаенко тут становится отказ от фиксации реальности в пользу ее моделирования.

Адекватна ли видеосъемка окружающей реальности, если последняя постоянно распадается и ускользает? Единственный механизм регистрации значимого опыта — это память, которая лучше работает в отсутствие средств моментальной фиксации видения. Анна Ротаенко наблюдательно собирает диалоги, зарождающиеся в художественном множестве. Последнее формирует себя через бормотание в попытках построения того, что Паскаль Гилен зачем-то называет немецким словом Gemeinschaft. Есть вероятность, что реплики героев видео просто хорошо написаны, но в таком случае это только подчеркивает наблюдательность художницы и ее способность дистиллировать накопленную в памяти массу. Настоящих героев видеть по большей части то ли противно, то ли неловко, а снять их или изображающих их актеров на видео — значит опять пойти на контакт, опять присутствовать там же, где находятся они, опять оккупировать себя их вниманием. Выход — смоделировать их в сэндбоксе Grand Theft Auto.

Такой метод создания видео-нарратива — не просто гораздо менее затратный в плане ресурсов, чем съемка видео, но и позволяет не контактировать с людьми, а создавать их модели самому. Важнейший ресурс в современном искусстве — это присутствие: художника перед публикой, зрителя перед художником, зрителя перед другим зрителем, комментатора в треде. Хито Штейерль описывает эту ситуацию как террор тотального дазайна. Одним из возможных вариантов частного микрослома ситуации Штейерль называет игру в прокси. Вы приходите на лекцию, оставляете свое тело представлять себя в качестве прокси, а сами читаете твиттер. Ротаенко предлагает заменить прокси-телами все художественное сообщество. Тела в ее видео текучие и готовы к пересборке. Мы мечемся от одного лирического героя к другому. Уже не так важно, кто произнес какую реплику, потому что в итоге все переходит в режим бормотания, даже визуальность, в которой все «застревает в текстурах».

Но стремление заменить себя прокси не означает полного изъятия. Присутствие необходимо: хотя бы в виде мертвого тела или притворяющегося таковым. «Я просто хочу послушать, какая музыка здесь играет», — произносит один из героев видео, который зарождается в чужом диалоге до своего появления на экране. Покой — необходимое требование в тщетной, театральной и бессмысленной борьбе за место в системе художественного производства (почему это вообще борьба?). Любая реплика здесь — это выстрел или автомобильная авария. Насилия уже так много, что становится неважно, живы ли люди вокруг или нет. Какая разница, если человек рядом с тобой в любой момент может превратиться в левитирующую собаку?

— Ребят, а что вы делаете?
— Мы кормим землю.

Режим сэндбокса напоминает симулятор бога, но бога постпродукции (God is a DJ and she loves you), который не может создать мир заново, а вынужден компоновать его из готовых материалов и историй. У Ротаенко одним из голосов бога (и художницы) становится радио «Искусство ФМ», которое регулярно поставляет в пространство видео рассуждения о роли искусства и за счет этого как будто еще сильнее закручивает спираль распадающихся сюжетов в видео. Бог создает толпу NPC, non-playable characters, которые, запущенные в мир видео, начинают играть роль шизофренических голосов-воспоминаний, которые навязывают психическому 3D-ландшафту противоречивые установки. NPC живет по определенной заданной заранее стратегии, но в результате бага в любой момент может начать делать не пойми что.

Ландшафт, который создает Ротаенко, — это пересечение ландшафта игрового и сновидческого. Как будто в результате работы бессознательного, которое заставляет палец дернуть не тот рычажок на джойстике, ракурс условной камеры может неожиданно поменяться на неудобный, смотрящий как будто изнутри героя и одновременно разрезающий его на несвязанные полигоны. После долгого сеанса игры в приставку реальность вокруг начинает восприниматься как галлюцинация, которой как будто тоже можно управлять, только джойстика нет или он слишком сложный, а не те кнопки и рычаги будут задеты вне зависимости от навыков игрока. В любой ситуации возможно неловкое падение: тела или взгляда, как в одной из последних сцен видео с прогулкой по засушливой возвышенности, в которой герой падает со скалы, пока за ним гонится пума.

Пума появляется в видео и ранее, в интерьерах некоего клуба. Это животное, кажется, попало в образный ряд работы Ротаенко из фильма Николаса Виндинга Рефна «Неоновый демон», в котором приехавшие в Лос-Анджелес юные девушки (буквально) пожирают друг друга в борьбе за статус топ-модели. Если в фильме пума становится первым прорывом монструозного людоедства в ткани произведения, то в видео Ротаенко ее появление не вызывает шока, идеально вписанное во флюидную природу мира перетекающих друг в друга прокси-аватар.

Мир Grand Theft Auto — это переиначенный Лос-Анджелес, чуть другой, немного извращенный. Настолько, чтобы тот настоящий Лос-Анджелес напоминать, но при этом оставаться выдуманным, а значит местом, где возможен любой треш, который только может прийти в голову. Лос-Анджелес — мифическое новое место силы для «молодого» современного искусства США, а мир Real Weapon — извращенное изображение во второй степени. У Ротаенко московское художественное сообщество будто находится в коллективной галлюцинации, через которую постоянно прорывается на деле провинциальный характер местной сцены.