Капсула психической агентности

1 024

Егор Рогалёв о работе Евгении Сусловой «Сеанс» на выставке дипломных проектов выпускников Школы Родченко «Тестовая группа».

10.07.18 ТЕКСТ: Егор Рогалёв

Евгения Суслова. Сеанс. 2018 // Фото: Школа Родченко

Евгения Суслова занимается не только художественной деятельностью, но, в первую очередь, исследованием языка и медиа, а также выступает в роли поэта и издателя. Это во многом определяет ее позиционирование собственной практики: как медиа-искусства, но понимаемого не самым очевидным и распространенным образом в качестве прямого продолжения концептуального проекта. Формально это трудно оспорить, «Сеанс» напоминает некоторые классические произведения концептуализма, в частности знаменитые коридоры Брюса Наумана и задействует новые технологии в виде специального девайса, реагирующего на определенные виды нейронной активности. Однако мне представляется более интересным и продуктивным проанализировать эту работу, отталкиваясь от понятия игры, комбинаторика которой изначально определяется параметрами четко заданных правил.

Необходимость сознательного соблюдения различных ограничений сближает практически любую игровую активность с математикой, где в роли таких ограничителей или «организующего центра» [1] выступают аксиомы. Формализованный таким образом тип мышления и действий может на первый взгляд показаться оторванным от реальности, однако его формат изначально предполагает осознание и понимание собственного принципа организации, где разрыв с семантическим субстратом как раз и позволяет довольно точно «воспроизводить как структуры и силы внешнего мира, так и саму структуру разума» [2]. Из описания работы станет понятно, что она функционирует сугубо синтаксически, независимо от смыслового значения – то есть семантики считываемых устройством мыслительных процессов.

S1 и S2 — это два отделения капсулы и два режима, в которых одновременно функционирует работа и взаимодействовать с ней можно только вдвоем. Небольшие комнаты, в которых, заходя с разных сторон, оказываются участники сеанса, разделены стеклянной перегородкой. В одной из комнат постоянно горит свет и находящийся в ней человек с нейроинтерфейсом в форме обруча или диадемы на голове оказывается в позиции Наблюдаемого и поначалу видит только собственное отражение на темном стекле. Человек напротив, то есть Наблюдатель, становится видимым только в те моменты, когда нейроинтерфейс Наблюдаемого, реагируя на определенные типы нейронной активности, зажигает свет в противоположной комнате. По мнению многих участников «Сеанса» вспышки света возникали довольно непредсказуемо и спонтанно, что вводило их замешательство, так как представлялось невозможным атрибутировать их к конкретной мысли или желанию, что на самом деле неудивительно: нейронная активность как таковая с трудом поддается субъективации. По моим собственным наблюдениям, девайс реагировал скорее на устойчивость и непрерывность какого-либо мыслительного процесса, содержание которого, опять-таки исходя из сопоставления собственного опыта с опытом других участников, могло быть абсолютно разным. Загорающийся свет, вычерчивая лицо Наблюдателя в том месте, где до этого Наблюдаемый видел свое собственное отражение, обычно прерывал текущий процесс, уводя мысли в другую сторону, что в итоге приводило к возвращению темноты.
Две разные позиции предлагают разные виды опыта: позиция Наблюдаемого дает возможность испытать практику контроля «блуждающих мыслей» и «луча внимания» [3], которую сейчас невозможно рассматривать отдельно от ее политического измерения, в то время как позиция Наблюдателя реализует возможности невербальных способов коммуникации.

Евгения Суслова. Сеанс

Сегодня, благодаря исследованиям нейронной активности, у нас уже есть указания на то, что сознание как «единое целое возникает за счет тонкой темпоральной структуры, характеризующей активность сознающего мозга, — то есть за счет ритмичного танца нейронных разрядов и синхронных колебаний». [4] Важно сразу обратить внимание на то, что эта синхронность не является глобальной и однородной — мозг, согласованно тикающий, как маятник, не мог бы обладать внутренней сложностью. Поэтому можно сказать, что она реализуется в довольно больших, но все-таки ограниченных масштабах при помощи тонкой и многоуровневой стратификации. Прямым следствием согласованной работы сознания является возможность психической автономии — способности контролировать свою внутреннюю деятельность, выбирать или, другими словами, «высвечивать лучом внимания» [5] определенные цели и затем придерживаться их, сдерживать или прекращать ход мыслей в случае необходимости, то есть быть полноценным агентом собственной мыслительной деятельности.

Сегодня механизмы и техники общества потребления, реализующиеся в рекламе, медийном нарциссизме и вуайеризме, представляют непосредственную угрозу нашей психической агентности как способности управлять вниманием и ходом мыслительных процессов. Постоянная нагрузка, создаваемая медиасредой с бесконечными потоками манипулятивных репрезентаций, становится причиной психических расстройств, а также способна привести к состоянию пассивной деперсонализации, удачно описанной в манифесте анархистского коллектива Тиккун «Теория молодой девушки». Там потребитель, ставший предельно уязвимым для различных манипуляций, объективируя себя и окружающий мир, сам становится «вещью, которая наконец-то живёт, но которая больше не понимает жизнь, а просто переваривает её». [6]
В таком контексте «Сеанс» становится своеобразным, но реально действующим тренажером, или моделью ситуации, где контроль внимания осуществляется в игровом формате.

Но не менее важным и интересным мне представляется опыт, реализуемый во второй позиции. Наблюдатель, вынужденный находиться лицом к лицу с Наблюдаемым, который в свою очередь его не замечает, начинает улавливать малейшие изменения в его мимике, микродвижения и колебания тела при дыхании, активируя сопоставление этих действий с собственным моторным словарем. Именно так работает эмпатия: как невербальная коммуникация, симулирующая модели поведения других людей на виртуальной модели собственного тела, делая возможным «отражение друг друга посредством различных бессознательных компонентов». [7] В такой ситуации нейронная активность делается социально ощутимой и материальной. В свою очередь сам Наблюдаемый, становящийся видимым в тот момент, когда загорается свет, как будто реализует возможность межтелесного наблюдения второго порядка.

Значимость данной работы для меня определяется тем, что благодаря своей нерепрезентационной структуре, она полностью избегает распространенного превращения в фиктивную иллюстрацию теоретических концепций, и в итоге представляет собой реально функционирующую модель по превращению умозрительных наблюдений в сознательную практику.