Людмила Баронина

3 621        0       

Фотографии: Анна Быкова для aroundart.org

Анна Быкова: Как ты пришла в современное искусство? Расскажи с самого начала.

Людмила Баронина: Я родилась в 1988 году в Польше, мои родители — военные, они познакомились там, когда служили. Сам отец из Украины: Одесса, Бердянск; мама — из Краснодара. Ближе к 1990-м мы начали переезжать. У меня много двоюродных братьев, и я одна девочка в семье. Мой прадедушка был художником-любителем, я начала рисовать лет в шесть, а в семь уже ходила в художественную школу.

АБ: Ты со скольки лет живешь в России?

ЛБ: Где-то с шести–семи. После Польши мы жили в Баку, года полтора. Потом немного в Украине, и потом уже перебрались в Краснодар. Там я ходила в Детскую школу искусств: в Художественную нужно было далеко ездить, а мы жили в военном городке. Там мы в основном рисовали натюрморты. Параллельно я занималась и в других творческих кружках — фортепиано, хореография. Потом пошла в лицей при Академии художеств, училась там во вторую смену. Я проучилась восемь лет — два раза по четыре года. В одном и том же лицее!

АБ: Это лайфхак просто!

ЛБ: Лет в семь я начала шить: я много времени проводила у бабушки с дедушкой, а у них была подольская машинка, и они сами шили постельное белье. Я сначала шила для кукол, потом для себя. Пока училась в лицее, хотела быть модельером; когда пришло время поступать, был бум дизайна, и я тоже хотела быть дизайнером. Потом передумала, и решила пойти в мастерскую станковой графики — станки, офорты, гравюры. Поняла, что программы можно изучать самой или ходить на курсы, а академические предметы — рисунок, живопись — лучше изучить здесь, с преподавателями. Плюс я думала: можно деньги печатать.

Меня интересовали иллюстрации по мотивам, чем конкретно к книгам. Мой диплом — иллюстрации к «Путешествию Гулливера». Тогда я активно занималась линогравюрой, и моя первая выставка прошла в «Типографии» в Краснодаре — «Веселись или умри». Это было в 2015 году. На выставке были линогравюры и моя первая этикетка «Шато-Хуето» на плохое дешевое вино. Она стала популярной, и я сделала серию этикеток: «Мурло», «Стругараш»… Приходила в магазины и переклеивала винные этикетки на свои.

АБ: Это уже акционизм. Тебе что-нибудь было за это?

ЛБ: Нет! Сейчас я сделала этикету на местный яблочный сидр — «Ябло Кубани». Но производители, конечно, не смогут взять ее в производство, сложно на такой согласовать документы.

Людмила Баронина. Шато-Хуето. Из серии «Веселись или умри». 2015

Этикетки Людмилы Барониной. 2017

Людмила Баронина. Цирк. Из серии «Веселись или умри». 2015

АБ: А какие сюжеты еще были на той первой выставке?

ЛБ: Лубочные картинки, персональная мифология. На следующей выставке «Вести из ниоткуда», тоже в «Типографии», появились кентавры, люди-овощи… Этот проект недавно показывали в Музее Москвы на выставке «Трагедия в углу».

АБ: Это твоя новая антропология? Гибриды? Мутанты? Для тебя это романтика, утопия или антиутопия?

ЛБ: В первой выставке «Веселись или умри» было больше антиутопии, «Вести из ниоткуда» — это, скорее, утопия, отсылка к Уильяму Моррису, к его одноимённой книге. Но для меня это была не прямая иллюстрация, а работа с темой сообществ, общего опыта, который становился базой для построения чего-то нового.

АБ: И это твое сообщество, какая его судьба? Как оно зародилось? Как эволюционировало?

ЛБ: Я не показываю какое-то одно сообщество; выставка была поделена на три части: растения, животные, минералы. Это вымышленные коммуны, каждая со своим опытом. И до конца неясно, как, например, появились эти люди-овощи: то ли это люди превратились в растения, то ли наоборот.

АБ: То есть это обратимый процесс?

ЛБ: Да! С животными тоже непонятно, существовали ли эти советские русалки и кентавры с чёрно-белых фотографий? Куда они делись? Вымерли? Остались только на фото? Камни и минералы — это третья часть. Про них была отдельная выставка «Укрытие» в Фонде Владимира Смирнова и Константина Соркоина — итог моей резиденции, которую я выиграла в конкурсе галереи «Анна Нова» для молодых художников. Центральная часть этого проекта — «Архитектура пресмыкающихся». Это девять разных построек из камней, каждая из которых отсылает к определенному стилю и эпохе архитектуры: романский стиль, готика… К выставке я сшила тканевые покрывала, из которых были построены ловушки. Они напоминали то ли знамена, то ли непонятные сказочные покрывала… Под каждым таким детским укрытием были мини-галерии с рисунками.

АБ: А пресмыкающиеся здесь определяют только размер этой архитектуры или еще и пластические особенности?

ЛБ: У меня всегда есть некий сарказм по поводу человека и его существа, и тут я сравниваю человека с пресмыкающимся. Опыт таких построек был в моем детстве: я проводила время на даче, наблюдая за насекомыми, ящерицами, животными. Ящерицы были моими любимцами, и я хотела, чтобы они все гуляли у меня на даче, а не у соседей. Я следила за ними, смотрела, что им нравится. Солнце, например. И я им строила дома, выманивания с чужих территорий. Я думаю, этот опыт ребенка очень похож на опыт взрослого, который нечто подобное делает с территориями.

АБ: Чисто пластически твои работы включают традиции ботанической иллюстрации и примитива, народную резьбу по дереву с теми же русалками, кентавров и античность. Как тебе удается так органически и оригинально их сплавлять? Ведь и по форме, и по содержанию это очень разные феномены.

ЛБ: Чем больше подобных проектов я делаю, тем в более разных техниках и темах мне хочется работать. Мне хочется создавать не просто картинку, а пространство. Чтобы зритель попадал внутрь, как будто он в странном музее, где непонятно — старое это или новое. Поэтому и в новой выставке «Впусти меня. Я здесь» я взяла старый лубочный сюжет «Мыши кота хоронили».

АБ: То есть получается, у тебя и сами существа гибридные, и в твоем пространстве сосуществуют гибридные формы, гибридные жанры.

ЛБ: Да, да, и в новой выставке все самое разное сочетается, в ней впервые для меня появляются скульптура, вышивка. Такого сложного проекта у меня ещё не было.

АБ: А в регионе Краснодара ты не общалась с носителями фольклорной традиции — с бабушками, которые рассказывают былички про русалок и сомов?

ЛБ: Нет, но у нас развито казачество. Вернее, но не столько развито реально, сколько распиарено.

АБ: А твои кентавры — это псевдоказаки?

ЛБ: Нет! Эта тема меня мало касается. Я в основном сижу в мастерской. В новостях иногда вижу, сегодня буквально мелькнуло, что в «Типографии» казаки задержали кого-то из-за презентации журнала [на самом деле, это были не казаки. Полиция изъяла тираж альманаха moloko plus для проверки на экстремизм — прим. ред.]. Но сама я пока с таким не сталкивалась.

Графика. 2016

АБ: Давай продолжим про образование. Ты училась в Художественно-промышленной академии на факультете станковой графики. Были там преподаватели, которые изменили твое восприятие действительности? Повлияли на тебя?

ЛБ: За шесть лет у меня было пять преподавателей, которые постоянно вели. Преподаватель по рисунку Фурсов Анатолий Иванович на меня повлиял, он вел рисунок. Не так академически, не сухо, давал свои задания: мы рисовали на газетах, например. Преподаватель по станковой графике Владимир Яковлевич Егоров рассказывал секретики советской эпохи: например, чтобы старая или вязкая офортная краска лучше ложилась, нужно добавить крем для бритья. Практика после первого курса запомнилась: мы поехали на Челюскинскую дачу для художников-графиков в Подмосковье, изучали архивы. Там есть станок, линолеум, мастерская и музейчик, в который приезжающие туда художники оставляют свои работы. Моложе других преподавателей была Устрицкая Надежда Анатольевна, она изучала печатные техники и рассказывала, как с ними можно работать, какие новые материалы нужно использовать и чем их заменять. Потом она стала заведовать отделением офорта и линогравюры в Кубанском государственном университете, куда я поступила учиться в магистратуру. Там открыли специальные лаборатории для химиков, физиков и одну для художников-печатников. Это называлось «бизнес-инкубатор», такая попытка перехода на самообеспечение, 2012 год.

АБ: И после шести лет учебы ты что делала?

ЛБ: Я уже тогда решила, что я буду только художником. Я пробовала работать на втором курсе, но поняла, что ничего не успеваю и настроение рисовать пропадает. Поняла, что нужно придумать, как зарабатывать деньги и рисовать. На это нужно было время, и я поступила в магистратуру КубГУ — там была нормальная стипендия.

АБ: Получилось?

ЛБ: Так совпало, что почти параллельно с моей первой выставкой в «Типографии», в Краснодаре открыли первый аукцион современного искусства. И организаторы пригласили участвовать в нем всех краснодарских художников, кто занимается современным искусством, нашли покупателей — было продано практически все, 80 процентов лотов! Это нам очень помогло, вытянуло краснодарское современное искусство на другой уровень. Если до этого было всего несколько заинтересованных людей — меценаты «Типографии», то после появились новые.

АБ: А кто организовал этот аукцион? «Типография»?

ЛБ: Нет. «Типографию» поддерживают Руденко Евгений Павлович и Николай Мороз, а аукцион МОСТ организовали Олег Гончаров и Роман Левицкий, два бизнесмена. Они нормально вложили денег, провели аукцион в музее Коваленко, напечатали каталоги. Было, по-моему, три или четыре аукциона, я не участвовала только в первом (он был до моей выставки). Первые аукционы были только с краснодарскими (и немного с ростовскими) художниками, в последнем уже участвовали и московские, и питерские. Организаторы ездили по мастерским, знакомились с художниками, отбирали работы.

АБ: А у Гончарова и Левицкого есть свои коллекции современного искусства? Что у них за бизнес?

ЛБ: Да, есть, они периодически тоже что-то покупали. В коллекции Гончарова есть одна моя работа. Он работал с Сергеем Галицким в торговой сети «Магнит». У Левицкого есть рекламное агентство «Рупорт».

Из серии «Архитектура пресмыкающихся». 2016

АБ: Расскажи про магистратуру? Ты в итоге работала по специальности?

ЛБ: В магистратуре я училась на педагога, и полгода работала преподавателем в художественной школе. Я также вела свои курсы в «Типографии», но потом бросила, стала больше заниматься искусством, времени на преподавание не осталось, да и деньги появились от продажи работ. Сейчас я снимаю мастерскую на заводе ЗИП, и два последних месяца перед выставкой я практически там жила.

АБ: Сколько стоит мастерская? Это одна большая белая комната?

ЛБ: Я плачу 4800 в месяц, и она не белая — она прекрасная: три стены полностью из стеклоблоков, таких синих, советских, остальные стены выложены белой плиткой с рисунком.

АБ: Ты сейчас сотрудничаешь с галереями? В Краснодаре есть коммерческие галереи?

ЛБ: Я не сотрудничаю ни с какой галерей. Конечно, я бы хотела выставляться в галереях, но на каждый проект я трачу очень много времени, у меня очень много ручной работы! В Краснодаре только при «Типографии» есть маленькая галерея, но с продажами там не очень.

АБ: А в художественном музее Краснодара есть современные художники в экспозиции?

ЛБ: Аукцион подарил в коллекцию музея несколько работ, там, например, есть работа Чтака «Многие коты». Там есть и работы ныне живущих краснодарских художников, есть, например, работы художника-примитивиста Стаса Серова.

АБ: Книги, философия, кино — расскажи про свои инсайты с детства.

ЛБ: На меня много всего повлияло: очень нравились сказки, Гоголь. У нас была старая книга Гоголя с иллюстрациями, которые я постоянно пересматривала. Это графика, тушь-перо. Любила польских книжки со сказками. Дедушка мне организовал мастерскую в трехэтажном гараже, сделал полки для холстов, и еще столярную мастерскую, где я делала мебель для кукол. В другом гараже висели две картины, написанные моим прадедушкой. С них опадала краска, и меня просили их реставрировать. Я постоянно на них что-то дорисовывала, пока они не изменились до неузнаваемости. На одной была иллюстрация к сказке: домик в пеньке с животными — волк, лисица, мышка; а на второй — пейзаж, копия Левитана, по-моему, который под конец стал ближе к Шишкину.

Когда я мечтала стать модельером, я ходила в библиотеку смотреть журналы Vogue, Officiel. Канал MTV помог! Философия потом пошла: «Государство» Платона я три раза читала. Первый раз я была так возмущена: как же так, он решил взять и поделить людей! И я теперь обращаюсь к темам сообществ, коммунам…

Потом появилась возможность заказывать книги из Москвы, читать их на сайтах. Сейчас такое изобилие книг! Когда я делала выставку в Фонде Смирнова и Сорокина, я читала Лефевра «Производство пространства». Сейчас читаю «Любопытство» Альберто Мангеля. По мотивам «Теллурии» Сорокина я сделала несколько работ, показывала их на групповой выставке на «Винзаводе». Сорокина мне посоветовала куратор той выставки Диана Мачулина. Мне всегда была близка тема утопии–антиутопии. Постоянно читала Уильяма Морриса, его сказки. Из художников мне был близок Врубель — и пластически, и цвета, и романтизм. Из современных Джереми Деллер — видео «Битва при Оргриве», реконструкция события, где актерами были люди, которые в этом участвовал. Дэвид Шригли ­— я люблю юмор и комедии, особенно с Джимом Керри. И мифология Пепперштейна мне нравится.

АБ: Как ты относишься к ЗИПам?

ЛБ: Мы учились вместе в Академии, но они на факультете дизайна. Там же, кстати, учились Recycle. И у ЗИПов, и у Recycle родители — художники, поэтому для них история искусства была доступна с детства. Я начала узнавать все только в университете! Первые три курса я понимала, что мои работы отличаются от того, что делают одногруппники. Мои иллюстрации к классическим книгам часто не хотели выставлять. Всем нравилось, потому что технически все сделано хорошо, но сам сюжет на грани! И непонятно: останется это работа до открытия выставки, или придет руководство и снимет ее.

АБ: То есть цензура была?

ЛБ: Да. Один раз удалось выставить серию тушь-перо со всякой жутью вроде шприцов, организаторы не заметили и выставили ее в Центральном выставочном зале. Линогравюры уже не прокатывали. Серию «Веселись или умри» уже нигде не хотели выставлять! Потом я познакомилась с Иваном Дубягой, он тоже художники из Краснодара, учился на искусствоведа. Он увидел мои работы «Вконтакте» и предложил написал Эльдару Ганееву, который делал выставку краснодарских художников на «Макаронке» в Ростове. Я прислала ему работы, и Эльдар сказал: да, конечно, берем! Это был 2014 год, выставка «Тепло, ещё теплее». С ЗИПами я до этого была знакома, но не общалась, они думали, что я занимаюсь более классическим искусством. Основная проблема с современным искусством в университете — это отсутствие информации. Нам говорили, что современное искусство делают современные художники, а история искусства заканчивалась в середине ХХ века. Дальше — только самообразование.

Подробный фотоотчёт выставки «Впусти меня. Я здесь» смотрите по ссылке 👆