Вандализм (против) уличного искусства

1 271        0       

Работы «Тёплые растения» Елены Лисицы на фестивале «О'Город. Окна» с надписями «Навальный»

Последние несколько лет Нижний Новгород прочно ассоциируется с «нижегородским уличным искусством» — группой молодых художников, которых объединяют общие интенции работы в городском пространстве — выстраивание глубоких связей с историей места и целеполагаение произведения в сфере градозащиты. Почему – это вопрос к сложившейся ситуации с деревянной архитектурой в центре города. Причем, это не просто ряд близких творческих стратегий, а полноценное движение, которое активно поддерживается кураторами, краеведами и общественными деятелями. Так, годом ранее в Арсенале проходила масштабная выставка «Свежий слой» (куратор Анна Нистратова), а в здании бывшего Музея нижегородской интеллигенции прошла выставка «Обратно домой» (куратор Артём Филатов), получившая, кстати, премию «Инновация» в номинации «Региональный проект».

Архитектурный фестиваль «О’Город» проходит ежегодно с 2009 года. Его участники (преимущественно, студенты и выпускники ННГАСУ) с помощью архитектурных объектов осваивают покинутые городские пространства, будь то заброшенные парки, овраги и скверы. В 2018 году фестиваль «O’Город. Окно» обратился к тематике градозащиты, поддерживая инициативу активистов по сохранению деревянных зданий в квартале Церкви Трех Святителей и квартале 1833 года, получивших в 2017 году статус выявленных объектов культурного наследия. Организаторы фестиваля предложили формат, который объединил градозащиту и искусство — «художественную консервацию». Активисты закрыли окна охраняемых зданий деревянными щитами и предоставили их поверхность нижегородским художникам. Среди них Антон Мороков, Андрей Оленев, Лена Топтунова, Артем Филатов, Яков Хорев, Владимир Чернышёв и команда Той. Вокруг уличного искусства как инструмента градозащиты частично построена событийная программа фестиваля – экскурсии и дискуссии.

Ночью 24 мая, накануне открытия фестиваля «O’Город. Окна», неизвестный в маске нанес на информационный стенд и щиты с изображениями несколько надписей «Навальный». Наутро в соцсетях разразился скандал с вовлечением активного культурного сообщества. Был и назван предполагаемый «вандал» — «человек по имени Антон Помелов», музыкант, художник и медиа-активист, который ранее был уличен в резких выпадах против уличного искусства и институциональной критике. Дальнейшие события воспроизводятся по официальным релизам фестиваля «O’город. Окно», представители которого твердо решили наказать «вандала» за повреждение объектов культурного наследия. Сначала подозреваемого попытались вызвать на беседу привычными способами, но он заблокировал соцсети и телефон, поэтому один из кураторов фестиваля написал заявление в полицию. В ходе организованной встречи с «вандалом» организаторы предложили для урегулирования конфликта возместить материальный ущерб, публично извиниться и принять участие в дальнейшей консервации зданий. Однако он предпочел оставить это дело в юридической плоскости, и после проведенной полицейской проверки дело против Антона Помелова так и не было возбуждено.

К сожалению, именно вмешательство в конфликт полиции отсрочило подготовку материала на два месяца. Пока проходила проверка, любое публичное высказывание обвиняемого могло способствовать возбуждению дела. Когда стихийные обсуждения в соцсетях стихли, появилась возможность взвешенно поговорить о том, состоялась ли провокация и какие вопросы искусства, неартикулированные ранее, эта акция подняла для открытого обсуждения, начиная со статуса уличного искусства и его спорной партисипаторной составляющей до терминологии и политики.

Елена Лисица. Тёплые растения. 2018

Антон Помелов
Музыкант, художник, медиа-активист, Нижний Новгород

Сначала оговорюсь: статистика по уголовным делам за 2017 год — 0,3% оправдательных приговоров. Я никак не комментирую свою причастность к этому случаю. Для себя назвал эту акцию «Что, если бы это был я».

Слабость критики заключается в ее зависимости от демистификации. Критическое искусство предполагает обеспечить понимание механизмов господства, чтобы превратить зрителя в сознательного участника преобразования мира, говорит Рансьер. Но понимание само по себе не имеет преобразовательной̆ силы, а у эксплуатируемых зачастую нет нужды в объяснении эксплуатации. Более того, критическое искусство, приглашая увидеть позади повседневных объектов и поступков знаки капитала, само лишь подтверждает преобразование вещей в знаки, производимое капиталом. Как и критик Латура, критический художник Рансьера оказывается заперт внутри порочного круга. Однако эта акция — символический разрыв с мировым концентрационным лагерем, современными капиталом, властью, культурой, обществом спектакля. Эта акция против эксплуатации образов, за воображение без образов! Это поиск новых горизонтов неуправляемости и возможностей мессианского сдвига.

Это критическое художественное высказывание против институционализации неформального явления стрит-арта, превращение его в товар, подмену реальной партисипаторности на мёртвое искусство, согласно теории литургии Агамбена.

Устарела модель художник vs произведение, которым он пытается изменить мир. Приклеивая на стратегии модерна социальную функцию, художники морализируют свою деятельность, вступая в разнообразные тонкие сговоры с существующей системой. И с этих позиций, задействуя административный ресурс и финансовое плечо, лоббируют свои интересы: строчка в кураторском CV, номинация/инновация, экспортная история для продаж на Арт Базеле. Однако, они пропускают политический аспект, который им возвращает акция в ироничной форме.

На поверхности интерпретация акции как повторения стихийных действий горожан для привлечения внимания коммунальных служб к сугробам. При этом провокативность высказывания отсылает к ситуационистским практикам: как писал Ги Дебор, он ценит только жанр оскорбления. Безусловно, это еще и оммаж на известную акцию Александра Бренера в отношении «Черного квадрата». Форма подражает низовым маргинальным практикам и работает с контекстом (обратите внимание на призывы, нанесенные жителями на стены тех же охраняемых домов).

В результате жеста было создано не произведение, а ситуация, которая, безусловно, состоялась. Но думаю, никто не рассчитывали, на такой широкий медиаохват. Об инциденте написали местные СМИ и связанные с организаторами интернет издания, в соцсетях развернулась оживленная дискуссия, участники которой даже опускались до угроз жизни и здоровью.

К организаторам фестиваля «О'Город» у меня и после беседы остался ряд вопросов. В частности, они акцентируют внимание на том, что это не стрит-арт, а архитектурный фестиваль. Но основные его участники — художники стрит-арта, а не архитекторы. Также фестиваль позиционируется как партисипаторный, средства на его проведение собраны в результате краундфандинга, но отбор участников полностью непрозрачный. Непонятно, насколько эффективно эта живопись помогает сохранять квартал? Почему не отдать щиты под хохломскую роспись, например, которая имеет более массовый отклик? Или выпускникам художественного училища, которые профессиональнее бы выполнили работу? Почему вновь выявленные объекты культурного наследия нельзя закрыть просто щитами без рисунков? К градозащитникам конкретных вопросов не было, но их реакция шокировала. Люди, которые каждый день сталкиваются с законом, вдруг используют этот закон против свободы слова?!

Артем Филатов
Художник и куратор, Нижний Новгород

На моей практике было много различных ситуаций с работами в публичном пространстве: и субкультурные конфликты, которые решались на месте, так как все друг друга знали и решали свои проблемы открыто, так и конфронтации с жителями домов, на которых появлялись работы. Вышеперечисленные примеры связанны с нелегальными росписями, во время которых такая коммуникация неизбежна и художник должен быть в принципе готов, что его работу закрасят, или же ему придется закрасить её самому. Когда дело касается организованных проектов, то я всегда исходил из того, что необходимо ставить жителя в качестве главного реципиента искусства, так как он приглашает художников расписывать его дом. В рамках фестиваля искусства в общественном пространстве «Новый Город: Древний», который проходил в Нижнем Новгороде с 2014 по 2016 год, мы собирали заявки от жителей старых домов и полностью согласовывали с ними все будущие работы, часто перерабатывая эскизы или меняя их полностью. Такой уникальный диалог между жителями и художниками стал очень важным феноменом для нижегородского искусства. В случае с фестивалем «Окно», диалог выстраивался между художниками и активистами, художниками и жителями, которые продолжают жить в домах квартала, художниками и соседями из ближайших домов. Такой проект невозможно назвать уличным искусством, так как он работает с конкретной аудиторией, с конкретной профессиональной областью и изначально направлен на создание общего поля, где путем визуализации и маркирования на территории исторического города могут встретиться разные социальные группы, которые раньше не обращали внимания на проблему сохранения историко-архитектурного наследия. В этом смысле искусство становиться той территорией, на которой и градозащитник и безразличный к наследию прохожий встречаются и актуализируют выбранную проблематику. Например, здание бывшего Музея нижегородской интеллигенции, в котором мы делали выставку «Обратно домой» в прошлом году, также участвовало в проекте «Окно». Тогда мы сняли заброшенное здание без отопления и электричества и хотели привлечь внимание к его дальнейшей судьбе. Сейчас, после резонанса, который дала выставка, мы продолжаем работать над будущим музея и это очень сложный и долгий процесс. Поэтому размещение инфостендов на этом здании было важно, чтобы показать процесс работы, выторговав у администрации возможность не закрывать здания баннерами, тем самым ставя символический крест на наших стараниях. По этим причинам тот жест, который был сделан по отношению к работам, выполненных в рамках фестиваля «Окно» расценивался больше всего как вызов идеи организаторов, градозащитников и меньше всего, как вызов произведениям искусства. Позже стало понятно что инцидент вырос из отсутствия коммуникации и отсутствия понимания специфики проекта и его множества составляющих, поэтому то вероятное сообщение, которое было заложено изначально, в итоге было деформировано и не понято.

Один художник, после того как мы закончили монтаж своих работ, уже сам лично сделал очень забавную и ироничную роспись, изобразив на доме, который не участвовал в проекте, элементы дизайна известной фирмы спортивной одежды с надписью «скоро открытие». Контраст ярких красок и старого дома очень удачно комментировал фестиваль и его проблематику, но житель дома напротив, у которого выходили окна на эту стену, в этот же день вышел и закрасил надпись, объяснив это тем, что он не хочет смотреть на неё из окна. Это хороший пример: когда ты делаешь что-то спонтанное, неофициальное — ты всегда закладываешь тот фактор, что работы может не стать через два часа. Но когда ты работаешь организовано, вовлекая разные сообщества в конечный продукт, ты стараешься все предусмотреть и обсудить, неся ответственность перед всеми участниками процесса.

Андрей Оленев. Отбившись от стаи. 2018

Алиса Савицкая
Куратор, начальник выставочного отдела Волго-Вятского филиала ГЦСИ в составе РОСИЗО

Фестиваль «О’Город. Окно» обозначил в публичном поле кризис терминологии — проблему понятийного определения «нижегородского уличного искусства», уличность которого давно ставится под сомнение. Сегодня «нижегородское уличное искусство» нельзя рассматривать буквально как направление регионального стрит-арта. Речь идет о художественном явлении и корпусе авторов, которые либо включают в свою стратегию разные формы взаимодействия с городом, либо являются выходцами из уличной субкультуры, в рамках которой сформировались их методы работы. Нижегородских уличных художников объединяет не столько улица как таковая, сколько схожесть визуальных приемов, тем и типов коммуникации внутри сообщества, вектор художественного размышления. В этом смысле «нижегородское уличное искусство» — это не профессиональная характеристика, а исторически сложившееся название.

В процессе своего становления и развития «нижегородское уличное искусство» было тесно связано с риторикой культурного наследия — художники прямо или косвенно соотносили себя с локальной историей, актуализировали ее посредством своих произведений и заполняли пространства, вытесненные городской и областной властью с ценностной орбиты. Фестиваль «О’Город. Окно» проявил, с одной стороны, смену вектора политического процесса в регионе — еще вчера приговоренные к сносу деревянные дома заполнились произведениями искусства, легитимизирующими их «право на жизнь», а на сопроводительных текстах к проекту появился логотип администрации города. С другой, именно фестиваль стал точкой концентрации давно назревавшего кризиса: работа с наследием в годы забвения открывала художникам новые творческие и карьерные возможности, а в момент политических перемен назначила искусству обслуживающую функцию. В возникшем вокруг фестиваля споре художники оказались единственной проигравшей стороной, в то время как архитекторы, градозащитники и авторы надписей отстояли и даже укрепили свои позиции.

Яков Хорев. Консервированный уют. 2018

Андрей Амиров
Художник и социолог, Нижний Новгород

В первые же дни после прошедшего события я опубликовал в фейсбуке свой комментарий, который стал основной площадкой обсуждения акции в интернете. О многом я не мог сказать открыто и не могу сказать до сих пор, так как речь сразу же шла и идет о возбуждении уголовного дела. Причем заявителем выступают не, привычные уже оскорблённые обыватели или представители профильных ведомств, а коллеги, творческие работники. Провокативные высказывания или искусственное моделирование конфликтной ситуации, возможно, единственный способ показать, что манифестируемый организаторами новые стратегии работы с городским пространством, с сообществами, с ценностями как альтернатива сложившимся авторитарным методам управления, на практике, последовательное продолжение сложившейся системы властных отношений и самоуправство. Например, в том, что касается открытой равноправной дискуссии, где каждый может высказаться, не боясь поплатиться свободой за свою личную позицию Далее я предлагаю ознакомиться с фрагментом упоминаемого мной поста:

«Художник не может рассчитывать на музейную сохранность объектов искусства, создавая работы на улице, так как городская среда постоянно подвергается изменениям со стороны коммунальных служб, погодных условий, рекламы, а также других художников. Когда автор рисунков создает работу в общественном пространстве, он должен осознавать, что она, рано или поздно, будет уничтожена (например, закрашена коммунальщиками или другими художниками). Причисляя себя к уличному искусству, художники фестиваля «О'Город. Окно» при этом выставляют свои работы как галерейные экспонаты. Но их работы находятся не в музейном, а в городском пространстве. Поэтому участники акции нанесли надписи на эти работы, действуя в соответствии со стратегиями уличного искусства.

Возникает вопрос о том, как определить, к чему относятся художественные работы? К уличному искусству, галерейному или являются простой порчей зданий, на которых они расположены.

Нанесенные надписи призваны спровоцировать общественную дискуссию по этому вопросу.

Я полагаю, что содержание надписей, очевидно, не отсылает к конкретному  политическому контексту, оно выбрано только из-за своей радикальности (большей, чем нецензурная брань) и, одновременно, медийной известности.

По-моему, надписи направлены не на порчу исторических зданий, а на своеобразный диалог с практиками участников фестиваля на языке стрит-арта. Надписи нанесены поверх изображений, сделанных на фанерных листах, не являющихся частью архитектурных памятников. При этом, художники фестиваля сами практиковали и практикуют нанесение несогласованных надписей и изображений на исторических зданиях, однако, кажется, не считают подобные действия порчей домов».

Артём Филатов. Натюрморт с наручниками. 2018

Марина Игнатушко
Архитектурный обозреватель, куратор, Нижний Новгород

Говоря о вкладе нижегородского уличного искусства в градозащиту, безусловно, это — медиаэффект, но не реальные достижения. Дело в том, что татуировка на теле обреченного не гарантирует его спасения. Как проект может существовать бесконечно, переходя от объекта к объекту. Но, надо сказать, на этот раз размещение рисунков не на плоскостях фасадов, а на фанере, с помощью которой велась консервация старых домов, правильный и почти альтруистский шаг... Кстати, почему-то ни у кого не возникало этого вопроса: сколько домов за время существования проекта спасено? Спасение, вероятно, предполагается исключительно виртуальное.

Критическая позиция вандала — это очень круто! Вандал, как правило, это варвар — человек вне культуры. Критика же занимается объяснением процессов и явлений... Получается, что действие совершено однозначно вандалом, и потому как критическое высказывание не воспринимается просто из-за этого ярлыка. Это удобно: взобраться на пьедестал и кричать «спасите!». Тут «пьедестал» собран из кучи организаций, внезапно причастных к проекту, околоадминистративных конструктов... Но проблема заключается лишь в том, что стрит-арт и сохранение объектов культурного наследия существуют в очень разных парадигмах. По законам стрит-арта действия Антона Помелова — критическое высказывание, для градозащиты — вандализм. Парадигмы, как известно, не склеиваются...

Спешное совмещение «вандал» и «критика» проявило зыбкость того самого «пьедестала». Никаких гарантий для градозащитников — ни от власти, ни от искусства.

Яков Хорев
Художник, Нижний Новгород

Для фестиваля была создана серия работ tinned comfort («консервированный комфорт») — изображения привычных съестных консервов, но с предметами домашней обстановки в составе. И да, испорченное таким образом произведение — это нормально для улицы. Надпись вписалась только на работе с изображением кроссворда, хотя в целом жест мне кажется неинтересным, а сейчас и вовсе никаким.

Фото: Дмитрий Четвёртов

Илья
Один из резидентов Галереи 1, художник, Нижний Новгород

Стрит-арт — в известном смысле реакция на тотальную разруху, постигшую центр Нижнего Новгорода в 2010-е. Грязь, темнота, разбитые дороги, синие заборы, расселенные здания, облезшая штукатурка — все это создало питательную среду, как для вандалов-тэггеров, так и для деятелей «уличного искусства», желающих преобразить городскую данность. О вандалах здесь говорить излишне, вторая же группа, называющая себя художниками, претендует не только на легитимность, но и на видное место в современных искусстве/урбанистике/градозащите. Они проводят фестивали, становятся медийными персонами, получают поддержку государственных структур и т. п.

Прежде всего, я считаю, что стрит-арт — это явление не прогрессивное, а ретроградное, стоящее ниже той степени сознательности, которою мы вправе ожидать от искусства в XXI веке. Мне не близок он и визуально. Но, главное: стрит-арт, вторгаясь в общественные пространства, агрессивно навязывает себя. Уличные художники принимают решения единолично, в лучшем случае спросив единичных местных жителей, или получив «разрешение» некомпетентных чиновников (пример — раскрашенная и вновь закрашенная стена «Чернопрудского небоскреба»). В итоге получается какое-то карательно-репрессивное искусство, лишающее свободы выбора — смотреть его или нет.

Отдельная тема — это отношение стрит-арта к градозащите. Существует мнение, что уличные художники своими рисунками могут что-то сохранять, но на моей памяти еще ни один дом еще не был оставлен ради граффити. Властям/застройщикам/рабочим решительно все равно — сносить раскрашенный дом или не раскрашенный. Здесь действуют иные механизмы. Стрит-арт в старых кварталах часто лишь умножает тлен и, думаю, архитектурно ценные постройки, даже ветхие, отнюдь не нуждаются в украшении бомжами, собаками, травками и пожилыми людьми.

По-поводу истории с надписями «Навальный». Я воспринимаю их как акционистский жест, выражающий критическую художественную позицию автора относительно стрит-арта. Но, оказалось, что многие воспринимают это по-иному, что стрит-арт — материально ценные произведения искусства, за урон которым положена сатисфакция, что на стенах рисовать позволено отнюдь не всем и т. д. Случайно добавился градозащитный аспект, хотя фактически надписи не были направлены против сохранения старых зданий. Печальнее всего, что нашлись активные сторонники привлечения автора надписей к уголовной ответственности. Видимо, полиция в современной России становится главным арбитром и в разрешении художественных споров.