Пять докладов о чешуйчатости были прочитаны в конце июня в Библиотеке имени Первого мая. Анастасия Дмитриевская, Илья Долгов, Александра Шестакова, Катя Хасина и Никита Сафонов представили возможные подходы к концептуализации чешуйчатости, не пытаясь привести понимание этого термина/метафоры/метода/оптики/способа существования/чего-то иного к единому знаменателю. Aroundart.org публикует тексты докладов.
.
Рыба вдохновила инженеров на создание нового класса роботов-водолазов
Животные вдохновили ученых на создание гибкой брони
Искусственная кожа способна чувствовать прикосновения и залечивать раны
Новый электронный сенсор способен соперничать по чувствительности с человеческой кожей
Реактивный экзоскелет позволит прогуляться по океанскому дну
Чешуя акул поможет создать более совершенные дроны, самолёты и ветровые турбины
Когда меня пригласили сделать этот доклад, я посчитала необходимым ознакомиться с тем, что делают с чешуей люди, и как она фигурирует в новостях, чтобы мой рассказ был актуален и практически ориентирован.
Прочитав новости, я соблазнилась тем фактом, что люди делают нечто себе на пользу [пауза], поэтому подумала о вопросе, давно стоящем на повестке, а именно, о вопросе защиты от вредоносных смыслов и ядовитых языков. Так, цель сегодняшнего доклада — подступиться к укреплению воображения о чешуе сознания и возможностях обеспечения когнитивной экологии.
После размышлений о некоторых исторических прецедентах можно отметить, что чешуя сознания [далее: ЧС] — это приспособление, которое может быть усовершенствовано индивидом в процессе жизнедеятельности. Особенно успешно чешуя развивается в те моменты, когда индивид живет в условиях увеличения объемов однородности в информационном поле, постоянной опасности вторжения, или претерпевает разного рода давление извне, которое оборачивается давлением изнутри.
Нет возможности определить, чем является ЧС, так как это изменчивое образование.
Но мы можем вообразить то, каковы ее функции и как примерно она работает:
ЧС неотличима от узла тела и знания; сформировавшаяся, она вырастает сквозь зрение и задает параметры того, что мы видим и ощущаем.
ЧС выполняет важную функцию защиты внутреннего от внешних паразитов и возбудителей.
Знание о наличии чешуи позволяет пребывать в опасных средах.
Зазор, существующий между некоторыми пластинами, делает сознание проницаемым и чувствительным, однако слизь обеззараживает входящие сообщения.
Каждая чешуйка имеет напыление, которое отвечает за интенсивность веры в то или иное содержание.
ЧС может повторять строение архимедовой машины и, при попадании яркого луча света [откуда?] на пластины, может сжигать разрушительные для субъекта смыслы.
При необходимости, ЧС ускоряет движение сквозь смысловые среды, поскольку позволяет ее обладателю не рассыпаться.
Удалить сформировавшуюся чешую можно только через переописание действительности.
Заканчивая свою небольшую речь, я бы хотела привести пример сознания и мира, защищенного чешуей. Точнее, это реконструкция оных, выполненная Робертом Данкеном. Текст «Альбигойцы» [средневековое религиозное течение, которое признавалось Римской католической церковью сектой]. Сами эти люди называли себя добрыми людьми, а внешние называли их катарами. В рамках этого доклада я бы назвала их непроницаемыми.
Мы движемся как драконы в летаргии.
Дух нашего Господа движется во вселенной,
что говорила с нами о злом.
Мы слышим шорох змеиного великолепия.
Увидь, как набухает мирская роскошь.
Темнота нашего Господа - это растение ненависти.
Духи Света движутся в темноте.
Они стремятся к касанию. У нас есть
смутные воспоминания об их целомудрии.
Я знаю змеиную мудрость крови,
страдания, магии совокупления.
Свет нашего духа израсходован
в плоть. Утроба,
кровь красное солнце, вселенная
сияют присутствиями зла,
ангелы прокаженного огня.
Дух желания движется во всем живом,
красота, что блистает в листах деревьев.
Папа Римский изумительный в резне -
это Люцифер. Он повторяет(ся), повторяет(ся) в нас, творит
свой зловещий образ. Невеста превращается в напасть
в свою дьявольскую форму и стремится познать
дьявольскую мужественность своего жениха.
Они едят тело нашего Господа.
Гора Голгофа в изумлении смотрит на их рай
Я хочу начать с почек. Почки растений укрыты чешуйками, это моя ниточка в нашей теме. В какой-то степени почка целиком состоит из чешуек, из различных слоёв. Онтогенетически почка представляет собой как бы свернутый побег. Схема растения, упакованная в минимальный объем. Из одной почки можно вырастить целое, огромное растение с кучей почек.
У многолетних растений умеренного климата почки закладываются на следующий сезон. Из них будут произведены листья, цветы, новые побеги.
Отдельно упомяну такой вид почки, как пазушная. Они располагаются парой к почкам, формирующим побеги или цветы и чаще всего как-бы спят, не получают развития. Но при определенных условиях, например, при потери растением верхушки побега и прекращении апикального гормонального доминирования, пазушные почки пробуждаются, развиваются в стебли, ветки, формируют новое тело растения.
Ожидаемо думать об этих почках как о спящих виртуальностях, готовых развернуться в какой-то момент.
Но я хочу подчеркнуть, что это не просто абстрактные моменты возможностей. Это материальные стартовые точки, упакованные реальности, которые разворачиваются не во что угодно, а именно в самих себя.
*
Продолжаю растительную тему, я хочу перейти к залежным степям. Мне очень нравится само звучание этого термина. Залежная степь — это вторичная степь, восстановившаяся на месте распаханной первичной (целинной) степи. Залежное полеводство, это когда есть 100 гектар степи, из них распахивается 10 гектар, культивируется 4 года, затем бросаются лет на 15 и культивируется новый участок. Своеобразный архаичный вариант оборота полей в условиях неограниченного степного пространства. Оставленный на время для дикой растительности участок называется залежью.
Согласно исследованиям, полный цикл сукцессии степи, от прекращения сельхоз деятельности до установления терминального сообщества, а под ним обычно понимается ковыльная степь, проходит 20-25 лет. Это очень, очень быстро.
Почему так быстро?
Потому что растения, характерные для терминальной фазы, появляются уже в первые годы процесса восстановления. Им не надо откуда-то особо приплывать, прилетать. Сукцессия заключается не в привнесении видов, а в смене сообществ.
Привносить ничего не нужно, потому что есть «подземный депозит». Мне хочется думать, что именно подземный депозит и называется залежью, хотя это не так. Депозит состоит из невзошедших семян, корневищ, луковиц а так далее. Все эти, скажем так, почки, успешно переживают 5 лет культивации, переживают распашку, пластование дерна, пшеницу и гречиху.
И потом начинают упрямо возвращать себе свое место.
Упрямство ковыльной степи проявляется не только в этой вот упругости отступления и возвращения. Она еще препятствует выпасу скота: семена ковыля больно вкручиваются в кожу животных. Чтобы пасти на ковыле, ему надо не позволять доходить до стадии семян, это требует специальной агротехники.
Разверну пространственный образ.
Вот у нас пшеничное поле. Под ним спят почки растений, которые здесь были до пшеницы. Пшеница уходит, почки просыпаются и начинают возвращать свой слой, растительный покров степи. Этот покров – не абстрактная россыпь растений различных видов. Вектор степной сукцессии – уплотнение растительного покрова. Формирование дернины. При этом растительный покров неоднороден, он сам состоит из различных сгущений, зачастую испытывающих силы и слабости друг друга. К этому я еще вернусь
Совсем короткое упоминание дневников и особенно записей снов. Генри Торо, впрочем, совсем не оригинально, отмечает, что его огромный дневник, тысячи страниц, всегда писался другому человеку, условно говоря, Генри из будущего, который, конечно, не тот же самый Генри, который вечером сего дня подробно описывает свою прогулку до пруда и назад. Эти записи, и хочется представлять их физически, как ворох листков или как ворох записей в базе данных могут однажды, в какой-то другой момент, сделаться прочитанными, развернуться, сформировать какую-то новую часть читателя.
Тем более это можно сказать о снах, которые могут быть записаны, а могут быть просто повторяющимися снами. Записи снов — это отложенные пробуждения. Которые готовы однажды уплотниться, как и степные зачатки.
*
Среди моих питомцев несколько лет были тритоны различных видов. Это хвостатые амфибии с мягкой влажной кожей. У обычных тритонов она была гладкая и шелковистая. У крупных испанских толстая и бугристая.
Тритоны линяют пару раз в год. Это им нужно не для роста, как у экзоскелетных организмов, а для обновления кожного покрова, который у них портиться в ходе использования. Начиная с головы с них сходит полупрозрачная мягкая кожица. Эту кожицу после линьки тритоны съедают, там много полезных веществ.
Иногда в процессе линьки вместе со сходящим копровом у них отрываются пальцы. У тритонов невероятно милые маленькие пальчики, они отрываются и тоже съедаются.
К счастью, амфибии очень хорошо регенерирующие животные. На месте оторвавшихся и съеденных пальцев вырастают новые.
Конечности своим устройством напоминают, что позвоночные произошли от членистых, модульных животных наподобие дождевого червя. От них мы, позвоночные, получаем упрямость, которая проявляется в пальцах тритонов.
*
И последний образ: морские волны. Поверхность, покров, сложно образованный взаимодействием воды и ветра. У него есть структура, структура движущихся волн. Зрение убеждает нас, что движущиеся волны это есть движущиеся объемы воды. На самом деле да, вода, конечно, движется, но совсем не так, как движутся волны. Она движется не вместе с ними. Вода движется замкнутыми круговыми циклами, которые остаются на месте. Профиль движущихся волн, поверхность — эпифеномен, срез, график этих стоящих на месте движущихся окружностей.
Получается, что поверхность образована автономными, себе на уме циклами.
*
Теперь от несколько сухой спекуляции я перейду к тому, что меня волнует. И это волнение направлено в обратную сторону по отношению к тем выводам, которые можно сделать из моего маленького очерка и актуальной повестки наших мышлений.
Сначала опишу, что связывает почки, залежь, тритонов, сны и волны.
Это свойство можно назвать упрямостью, упорством, упругостью реальностей. Три буквы УУУ.
Реальности восстанавливают себя. Поддерживают себя. Повторяют себя. Это не абстрактная автономия или независимость, ничего общего с метафизикой.
Упрямость самовосстановления это сочетание логистики и характера. Под логистикой здесь я понимаю распределение ресурсов, формирование почек, способность выстроить ритм временных интервалов, ритм покоя. А под характером – способность и настойчивое стремление собирать себя.
Приведу узкотематическую, прекрасную цитату, тут каждое слово самое точное:
В самоорганизации участвует и самоподдержание. Быстрая смена доминантов в подземном ярусе связана с сохранением в почве корней, корневищ и узлов кущения угнетенных в надземном ярусе видов. Наступление благоприятных условий «переводит» популяцию вида из подземного хранилища во все ярусы сообщества. В подземном ярусе заключен механизм, обеспечивающий «упругость» пастбищной сукцессии.
Так вот, вопрос, как быть, конкретно мне и нам вместе как распределённому мышлению и чувству, как быть с этой упрямостью других реальностей? Как с ней соотнестись?
Есть большой инерционный соблазн обнаружить здесь очередную историю о самосборке и саморегуляции дискретных горизонтальностей.
Несколько сюжетов стремятся воспроизвести себя в приближении к упругости:
1. Внимание к миру вещей, заново прочувствованному и теоретизированному в последние два десятилетия.
2. Утверждение важности дискретной, неиерархичной, неклассифицированной горизонтальности этого мира, которая, тем не менее, не оседает кучей песка, а способна собираться во всякие штуки.
3. И, конкретно рассказанное мною истории, очень хорошо попадают в сферу интересов математической морфологии, которая накопила огромное количество моделей и алгоритмов, относящихся к ветвлениям, распределению поверхностей, образованию структур и так далее.
И как раз в этой морфологии часто предупреждают: если мы сформулировали алгоритм, идеально воспроизводящий какой-то тип, к примеру, ветвления, это вовсе не значит, что алгоритм воспроизводит и способ ветвления.
И это подталкивает меня к признанию чувства собственной неудовлетворенности предложенными подходами к пониманию упрямости реальностей, с одной стороны. И к признанию того, что реальности и сами упрямятся нашим к ним подходам.
Что меня смущает?
Во-первых, что мы хотим от вещей одновременно слишком много и слишком мало.
Хотеть слишком многого, расшифрую, это хотеть, чтобы вещи, животные, технологии были самостоятельны, таинственны, многослойны, темны, непредставимы, недоступны, вопиюще ингуманистичны и так далее. Мы хотим, чтобы они нас вдохновляли, поучали, направляли, использовали, ужасали, делали иными.
Хотеть слишком малого это значит воспроиозводить странный финал политики различий. Мы признаем вселенную миллиарда миллиардов сущностей, предоставляем каждой из них право встать в общий справедливый список, и в этот самый момент миллиард миллиардов сущностей испаряется как утренняя роса в степи.
Это всё были важные дела, но теперь нужны новые.
Так как нам быть с упрямостью реальностей? С почками, которые, как мне сейчас кажется, даже спят упорно, а не безмятежно?
Для начала нужно признать эту упрямость. Признать, что реальности могут и хотят иногда противостоять друг другу, уплотнять границы, воздействовать друг на друга и на нас вплоть до уничтожения.
Безусловно, это не отменяет их же способностей заботиться, просачиваться, или быть просто безразличными.
Так вот, если реальности упрямятся, не нужно обещать им и себе добрую равнодискретную горизонтальность. Ни одна упрямящаяся реальность не может быть помещена в список, её упругость сразу дает ей размерность, превосходящую размерность списка. Корневище борщевика больше не может уместиться в одной строке с черной дырой.
Признание упрямости позволяет обратить нашу чувствительность собственно на то, что упрямится. Увидеть отдельно тритонов гребенчатых и иглистых, не через запятую, а как напряжения, по-разному себя проявляющие и ведущие, с которыми и обращаться нужно по-разному (и здесь я намекаю на способность иглистых тритонов в целях защиты прокалывать собственными ребрами собственную кожу и ранить схватившего их зверя).
Да, безусловно, наша чувствительная, материальная, мыслительная работа сделала нелепыми старые бинарности, иерархии, диалектики.
Мы никогда не сможем больше противопоставить технику культуре, культуру природе и так далее.
Для этого понадобилось увидеть мир как звездное небо, как цветущий луг.
Теперь стоит признать, что луг состоит не из россыпи созданий. А из упрямых сообществ, плотностей, ассоциаций, которые ведут собственные политики, конструируют свои ритмы и не вовсе не так прозрачно перетекают друг в друга, как утверждают это теории сетей.
Возможно, сейчас мы расположены в моменте, в котором нужно научиться ощущать совершенно несхожую упругость реальностей, научиться уважать их упрямость, научиться совершенно новыми способами видеть их отличия друг от друга и взаимодействовать с каждым из этих отличий.
Перед вами несколько соединенных элементов с различными фактурами и масштабами. Постарайтесь обращать внимание на нумерацию, когда будете читать текст.
Элемент № 1000.9
Это наземные позвоночные, которые появились на Земле в ходе эволюции в конце триасового периода (более 150 млн. лет назад). Современные чешуйчатые пресмыкающиеся распространены на суше практически повсеместно, некоторые — в морях либо пресных водоемах (водяной уж, морские змеи, т.д.).
Элемент № 0000.9
С правой стороны центральной части триптиха «Воз сена» Иеронима Босха (16 в., музей Прадо) в направлении рамы двигается человекорыба — гибридное существо, собранное по принципу глитча за несколько веков до появления самого понятия «глитч». Как и другие фигуры, рассыпающиеся вокруг стога сена, эта символизирует один из «пороков». Согласно искусствоведческим интерпретациям, рыба у Босха на этом триптихе символизирует неумеренность. В живописи Северного Возрождения в целом рыба была фаллическим символом, она также обозначала глупость и бессмысленный разгул. Кроме того, рыб часто изображали в качестве атрибутов ведьм и волшебников, там она отсылала к «нехватке целомудрия».
В «Саду земных наслаждений» на срединной панели рыбы образуют зигзагообразную линию, движущуюся от нижней части картины в правый верхней угол. Такая траектория изображений позволила немецкому историку искусства Вилгельму Френгеру предположить, что в этом случае рыбы обозначали не половые акты, как думали его коллеги, а были плейсхолдером для Христа.
Элемент № 0.011.1
Он показывал глаза мертвых рыб Захару Павловичу и говорил: «Гляди — премудрость». Рыба между жизнью и смертью стоит, оттого она и немая и глядит без выражения; телόк ведь и тот думает, а рыба нет — она все уже знает». Созерцая озеро годами, рыбак думал все об одном и том же — об интересе смерти.
Элемент № 0001.1
Персонаж африканской мифологии Мами Вата изображается двумя способами: как женщина с рыбьим хвостом или же как темнокожая женщина, управляющая змеями. В африканском фольклоре, Мами Вата представала то коварной соблазнительницей, способной обманывать влюбившихся в нее моряков, то наоборот обладающей способностью приносить тем, кто последует за ней радость и богатство. Рабы, попавшие из Африки в Америку принесли образ Мами Ваты с собой. Там богиня воды и покровительниц рыб стала символом сопротивления рабовладельцам.
В каком-то смысле между женским и рыбьим можно проследить сходство: например, среди положительных качеств рыб Франциск Азисский отмечал то, что они не смогут перебить его во время проповеди, похожие свойства ценит в женщинах патриархальный порядок.
В европейском воображении русалка не может сохранить пограничную идентичность, ей необходимо сделать выбор — быть человеком или рыбой, остаться с ногами или с хвостом. Правда, согласно европейскому же воображению стоило русалке сделать выбор в пользу человеческого или рыбьего, она погибала
Элемент № 0002.1
Алиса рассказывала, как однажды ночью она нашла у себя во дворе в центре города змеиную чешую. Объяснить эту встречу с покровом без тела было невозможно: можно было предположить, что в городской канализационной трубе живет змея, смытая туда безответственными хозяевами, или что небольшой уж из соседнего парка зачем-то переполз через мостовую. Можно было придать змеиной чешуе значение, укорененное в событиях человеческой повседневности, но зачем? Вместо этого можно отнестись к этой находке не как к метафоре, а как к событию, способному значить лишь самого себя. Такой подход позволит приглядеться внимательнее к тому, какую поверхность Алиса подсвечивала телефоном в тот вечер
Элемент № 0002.2
Что может скрывать чешуя? Оружие (как у танка), уязвимое тело (как у рыбы или как у змеи), пустоты/секреты. В то же время чешуя сама может быть оружием. Например, плактоидная чешуя, состоящая из шипа и округлой пластинки, есть как у скатов, которые используют ее для того, чтобы избежать нежелательных прикосновений и слиться со средой, так и акул, им такая чешуя в районе челюсти нужна для охоты. Похожие функции выполняют коды шифрования: они позволяют скрывать разговоры от нежелательных читателей.
Элемент № 155.8
Алиса и Боб (Alice and Bob) — Наиболее часто Алиса хочет послать сообщение Бобу. Эти имена были использованы Роном Ривестом (Ron Rivest) в 1978 году в журнале Communications of the ACM в статье A Method for Obtaining Digital Signatures and Public-Key Cryptosystems. Ривест отрицает, что эти имена имеют отношение к фильму 1969 года «Боб и Кэрол, Тед и Элис», как предполагалось некоторыми.
Кэрол, Карлос или Чарли (Carol, Carlos or Charlie) — выступают в качестве третьего участника соединения.
Чак (Chuck) — посторонний, обычно злоумышленник.
Крейг (Craig) — взломщик паролей (cracker), обычно встречается в ситуации с хранимыми хэшами.
Дейв (Dave) — четвёртый участник (и так далее по алфавиту).
Ева (Eve) — пассивный злоумышленник, от англ. eavesdropper (подслушивающий). Она может прослушивать сообщения между Алисой и Бобом, но она не может влиять на них. В квантовой криптографии Ева может представлять окружающую среду.
Мэллори (Mallory, от malicious) или Труди (Trudy, от intruder) — активный злоумышленник; в отличие от Евы, Мэллори может изменять сообщения, воспроизводить старые сообщения, подменять сообщения и так далее.
Пегги (Peggy), прувер (prover) и Виктор (Victor), контролирующий (verifier) — третьи лица, доказывающие, что транзакция произошла. Они встречаются, в частности, в доказательстве с нулевым разглашением.
Трент (Trent), доверенный арбитр — своего рода нейтральная третья сторона, чья точная роль изменяется в зависимости от стадии обсуждения протокола.
Уолтер (Walter) — надзиратель, может быть необходим для охраны Алисы и Боба, в зависимости от обсуждаемого протокола.
Элемент № 1.999
Чешуя отличается от доспехов тем, что она — часть тела, изменчивый орган
Элемент № 0003.7
Требования проявить «истинную сущность» или «намерения» принуждают к тотальной видимости и проницаемости. В процессе избавления от покровов объект знания лишается собственной воли быть или не быть видимым/видимой. Желание полной проницаемости создает четкое разделение на тех, кто смотрит/слушает/изучает и тех кого слушают/смотрят/изучают. Самый известный пример непроницаемого вещества — темная материя — показывает невозможность полной ясности.
Если объект и субъект знания не обладают постоянными позициями, то контактом будет процесс изменения структуры отношений взгляда (или слуха). В сетевых отношениях контакт сводится к коммуникации, к принуждению к включенности. Возможно, необходимо вообразить иной тип контакта вне дихотомии включения-исключения. Что-то вроде динамического со-присутствия частично проницаемых объектов.
Элемент № 0009.1
Сокрытие используются не только как метод сопротивления, но также как инструмент сохранения власти. Зачитаю один из примеров спектаклей сокрытия:
«Спецслужбы России и Украины заподозрили в том, что они следили за голландскими специалистами, которые занимались на Украине расследованием крушения малайзийского «Боинга», сбитого над Донбассом 17 июля 2014 года. Об этом сообщает телеканал RTL News.
По словам источников телеканала, слежка проводилась в отелях, где жили следователи из Нидерландов. Кроме того, за голландцами следили через их мобильные телефоны и компьютеры.
По возвращению следователей в Нидерланды эти электронные устройства были перепрошиты или уничтожены.
Напомним, в мае Объединенная следственная группа (JIT) заключила, что зенитно-ракетный комплекс «Бук», из которого летом 2014 года был сбит Боинг-777, следовавший рейсом MH17 «Малайзийских авиалиний», был доставлен в Донбасс из 53-й зенитной ракетной бригады, расположенной под Курском. После заявления JIT власти Нидерландов и Австралии официально обвинили Россию в катастрофе малайзийского Боинга. В российском министерстве обороны заявили, что ракета комплекса «Бук», сбившая в 2014 году Боинг-777, не принадлежит российской армии.»»
Элемент № 2886.5
Как можно критически относиться к покровам и поверхностям, избегая срывания? Можно произвести несколько видов действий: наслоение, расширение, смещение.
Смещение описывает Вилем Флюссер, когда предлагает «еще ближе плести покрывало иллюзии», то есть настолько интенсифицировать существующие связи, чтобы их структуру уже невозможно было игнорировать
Вторые два действия связаны с отношением к ситуациям. Совершать их значит становиться импульсом, разрывом, гибридом первого и второго.
(быстрая склейка!)
Но, на самом деле, что я могу сказать, что я могу сказать о чешуе, что я на самом деле могу сказать о чешуйчатости, что я хочу сказать? Какое тело прячется под блеском и серостью? Прячется ли оно? Ок — подковырнуть чешую,
Комикс — это чешуя с проливами между словом и образом, между образом и образом. Рука отрывается от клавиатуры на каждом пробеле — визуальное stoccato
Чешуйчатость — это всегда многообразие. Есть бесконечное множество типов и форм чешуйчатости. Чешуйчатость — нечто, что обеспечивает становление-средой (как, например, для змеи, которая своим чешуйчатым каркасом расчерчивает некоторую территорию, считывая чешуей окружающие средовые вибрации, прокладывая путь, не имея слуха, но обладая чешуей). Становление через траекторию, через движение, конструирующее территорию, но одновременно и отграничивание себя от среды броней или покрывалом. Чешуя плотно привязана к поверхности соприкосновения со средой, а ее основная работа связана с движением.
Движение оборачивает среду. Каркас множеств элементов — динамический оборот. Город тоже в каком-то смысле можно назвать чешуей общественной жизни. В этом ключе можно рассмотреть проблемы многообразия, территориальности и становления.
Ход мысли о чешуйчатости может быть произведен или воспроизведен через этимологию. Язык (в определенной степени) сам по себе является чешуей реального, а этимология — это отслаивание чешуек языка, закрепленного в определенных традициях или правилах согласования и разделения элементов, наслоения смыслов. Но всегда испытывающего влияние внешнего, «чего-то еще», вариации.
В английском чешуя – scaling (esquama) – расчерчивание определенной сущности на составные части, разборка: когнитивный демонтаж. Демонтаж и расчерчивание спектра на сегменты – частот например, как в случае гаммы (scale) или тональности. Эскалатор – поднятие, движение по ступеням. Такое же, как гамма или иерархия. Эскалация – увеличение интенсивности какой-то ситуации или проблемы. Эскалация конфликта как поднятие по его ступеням, по эскалатору конфликта. Нечто, обозначающее одновременно и действие по расчерчиванию множества, и событие, смещение или перемещение. Кроме того, scale – это масштаб, мера, тогда чешуйчатость – оператор масштабирования. Корпус существа соизмеряет свое движение со средой.
Вместе с этим «чешуя» восходит к греческому λεπίς – сохранившемуся, например, в «лепестке». У этого слова несколько значений, разным образом восходящих к многообразию. Опилки или стружка, оставшиеся после соскабливания какого-либо предмета (и само действие), снежинка и само событие снегопада, лоскутное одеяло или его часть. Удар металлическим предметом по листу металла и одновременно искра, высекаемая этим действием. Речь идет, таким образом, о частях многообразий и одновременно о некотором событийном напряжении при столкновении нескольких множеств. Esquama, в свою очередь, часто употреблялось для обозначения кольчуги: тело солдата оборачивается металлической чешуей, состоящей из отдельных звеньев. Соединенные в многообразие элементы этого плетения оборачивают тело солдата и отгораживают его от потенциального воздействия оружия (или приуменьшают это воздействие). Чешуя здесь – своего рода ритмическая мембрана между ее носителем и территорией, на которой он действует. Это может быть библейская соринка в глазу или пелена, спадающая в момент прозрения – нечто, что является отдельной частицей, или нечто, что «окутывает».
Когда тело существа пребывает в среде, оно неизбежно связано с территорией: оно окажется на ней, когда перейдет из одной среды в другую, внося критическое различие ритма, фиксируя ритмы между средами.
Двойное движение: и становление-средой, и отграничивание от среды. Одновременно расчерчивание и определение траектории скачка с расчерченной территории. Которая ведет к перестройке территорий.
Процесс становления не связан с репрезентацией огранизма, механизма, животного, колонии или сгустка, он — вне метафор об их существовании. Становление — пограничная зона между разными типами знания.
Змея движется по земле, ее чешуйчатый каркас связывается со средой: покров чешуек обеспечивает ее семиотикой окружающих вибрационных контуров. Речь об интенсивном становлении, о типе субъективности, в основе которого – новое решение проблемы становления, связанного не с ощупыванием или касанием, а именно с противоречием между оборотом и разграничением.
В городских средах легко можно найти чешуйчатые блоки: например, в дизайне мостовых: веерные чешуйки, собранные из камней, накладываются друг на друга, выходя за пределы собственной поверхностности: поверхность становится объемом, абстрактной территорией «наложения» или наслаивания.
Поверхности, захваченные граффити, тоже производят территорию, в которой семиотический план связан с материальным: языковая фактура входит во взаимодействие с другими ритмическими сгустками – узорами или отдельными графическими элементами, а слои краски, из которой они создаются, постепенно отслаиваются и отпадают – λεπίς.
Дома могут быть накрыты чешуйчатой черепицей крыш, да и сами дома – ряды повторяющихся блоков, сложная чешуя территории социального, где субъективность ритмических персонажей вписана в логику территорий. Ритмические персонажи не привязаны к телам, они – между телами как между средами. Среди городских территорий возможно становление-транспортом, сетью перемещений: линии сообщения предполагают разработку разных типов и форм когнитивной чешуи – у пешехода, велосипедиста и скейтера разные навигационные концепты, разные преграды, ограничители, формальные и неформальные указатели и другие семиотические или материалистические «реперы» или «точки привязки», определяющие интенсивность движения как становления разными средами с ритмами между ними, с траекториями пересечения возникающих в процессе движения территорий. Тело оборачивает (или оплетает) территориальную карту (для территорий если и могут быть карты, то — множественные).
Спорный момент состоит в том, что плетение и чешуйчатость — на первый взгляд разные процедуры реального. Но логика мембран подсказывает, что между оборачиванием среды и отграничением от нее находятся действие и движение. Паук, транскодирующий интенсивности ветра, чтобы организовать поверхность паутины так, чтобы она была достаточно устойчивой, производит территорию в самом акте разработки поверхности, становится средой с многообразными параметрами перемещения ветровых потоков и организует собственную территорию, территорию плетения. При всех различиях плетение и чешуйчатость сходятся в этой точке: оборачивания среды (становления–средой) и отграничения от среды (эскалации).
Территория — по факту — есть некий акт — действие и движение. Нет территории без действия (но есть территория бездействия). Действия нет без движения.
Территория многообразна, есть много уровней или слоев: производства или взаимодействия, смещения, разрыва, совпадения или мутации (территории всегда мутируют, в том числе — между слоями). Необходимо также обращать внимание на аппараты, которые конструируют территории.
Политическое значение подобных открытий может быть сведено к проблеме композиции, которая касается поля гораздо более широкого, чем социальное. О движении невозможно говорить вне процессуальности — типа знания, выходящего за рамки оппозиций механизма (или инструментария) и организма (или субъекта).
Чешуйчатость — органический процесс и инструмент — процедура, связанная с оборачиванием территорий и разграничениями внутри самих территорий: отгораживанием от территории, прокладывании траекторий на территории, прочерчивании и стирании границ внутри территорий — движением. Территории — там, где вопросы границ. Оборот — это и оборачивание среды, и оборачивание тела — и становление средой, и утверждение территории. Гибкость сочленения элементов позволяет двигаться без конечностей — многообразием, становящимся территорией.
The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.
Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.
Перезвоните пожалуйста по телефону 8(909)623–43-91 Олег