1 июня – 15 июля

1 307        6       

1 307    6   

Текст: Екатерина МуромцеваФото: Роман Мокров

.

Роман Мокров показывает жизнь глобального русского подъезда, в котором соседствуют болотные прогулки на красном матрасе со следами жирной помады на кружевах платьев бесчисленных невест. «Щемящее русское социальное» становится карнавалом, шоу, воплощающим чаяния, мечты и одновременно реальностью простого русского парня из подмосковных Электоруглей. Каждый из нас, выросший в пробежках по гаражам в 90-е, может ассоциировать себя с лирическим героем Ромы. Он играет с неутешным русским миром в рулетку — цепляется на ходу за электрички, которые никуда не ведут, а ездят по кругу, лихо танцует на столах вприсядку, устраивает свадьбу с медведями и цыганами в музее современного искусства. Но это ранние работы, где лирический герой всё же дистанцирован от автора с помощью иронии, это почти фольклорный образ неунывающего русского Дон Кихота, который борется с серыми унылыми пятиэтажками. И всегда побеждает, ведь хотя бы в фотошопе на хрущевку можно посадить пальму и улыбнуться.

«Пока дышу, надеюсь» — последнее видео Ромы, и в нем происходит поворот. Рома становится серьезным, уже сложно назвать его героя лирическим и собирательным. Это сам художник идет по неокрепшему льду, не зная наверняка, какая глубина под ним. Первые шестьдесят шагов — устойчиво, на шестьдесят втором — падение, на шестьдесят седьмом — снова падение… Вдруг он утонет? Выбрался! Мы переживаем уже не за лирического героя, а за самого автора, потому что здесь нет ироничной дистанции, затертой популярной песни на заднем фоне или бутылочки «Жигулей» в руках. Здесь только худенький упрямый художник и статичная камера сверху, которая безучастно регистрирует этот одинокий проход по тонкому льду, рождающий бесконечный ассоциативный ряд интерпретаций. Это может быть и история взросления, и путь художника в искусстве, и отношения человека с природой, и.…
Вместе с Ромой мы шагаем и проваливаемся под лед, и опять шагаем. Сто сорок два шага за две минуты тридцать шесть секунд.

1 307    6   

Текст: Екатерина МуромцеваАвтор фотоколлажей: Зина Исупова

Когда мы начинаем замечать существование туалетной бумаги? В тот момент, когда она заканчивается. Когда розетка становится необходимой? Когда перестает работать. Маленькие, бытовые, подручные предметы — к ним приковано внимание новой серии коллажей Зины Исуповой. Чтобы вытащить себя из повседневности можно поиграть с ее образами, из неприметного сделать знаки времени. Привычное становится картинкой, Зина ставит лайки тому, что всегда под рукой. Используя приемы поп-арта, содержательно художница переворачивает его. Если американские пионеры потребления механически тиражировали образ до бесконечности, то для Зины важен ручной труд и аккуратность, с которой делается каждый коллаж. Она не пытается справится с травмой культуры потребления, а делает акценты на ее слепых зонах: на плоскогубцах, розетках, растении в горшке, георгиевской ленточке на зеркале дальнего вида. Простые материалы и незамысловатые сюжеты создают ироническое отстранение от реальности, которое помогает смириться с ее несовершенством.

1 307    6   

Текст: Сергей ГуськовФото: ISSMAG Gallery

Это не первый случай сотрудничества Даши Кузнецовой и Ильи Смирнова. Ранее они уже выступали вместе – чаще как художница и куратор соответственно – на выставках «Сегодня был тяжелый день» (2018) в Центре Красный и «Кто у меня мать на самом деле» (2018) на площадке «Старт». В тех же ролях они появлялись в нескольких коллективных проектах в Москве и Краснодаре. На нынешней выставке в недавно обновленной галерее ISSMAG (после ремонта пространство серьезно изменилось) они предстали в более равноправной диспозиции – как два художника. Каждый со своими работами, плюс две совместные. Главный объект, как раз совместный, – «ОЛЯ». Чисто типологически его проще отнести к инсталляции, хотя по духу это скульптура. А для Смирнова это и вовсе «музыкальный инструмент <…> с неизвестным и даже пугающим предназначением». Он представляет собой резную доску, с письменами, символами и бороздками, в центре которой проглядывает лик, вмиг ее оживляющий. Отсюда видимо и такое очеловечивающее название работы. В этот корпус утоплены личинки замка, в которые вставлены ключи. Последние в свою очередь соединены струнами разной толщины и материала. «Тебе нужно повернуть лишь один ключ, чтобы повернуть все остальные, – сообщает Смирнов. – Одновременно. Похоже на запуск ракеты». Впрочем, делать этого никто не собирался. Разве что в уме. Инструмент этот мог бы появиться в какой-то альтернативной эпохе Возрождения, сделанный мастерами, которым были бы не чуждыми занятиями магия и иные тайные науки. Собственно потенциальность этого объекта, которую никогда нельзя или скорее можно, но не нужно реализовывать, и намекает на своего рода логику сакрального, заложенную в работу. Чтобы по-настоящему понять, что это, зачем и почему сделано, нужно совершить нечто, что делать не рекомендуется, хотя по сути это нигде не прописано. Когда нельзя, но очень хочется – и на этом всё, без продолжения. И ты стоишь растеряно, с восхищением и немного ужасом взираешь на эту стилизованную архаику, столь востребованную сегодня. Добавлю: в очередной раз. По отдельности авторы также углубляются в сюжеты, которые обнаруживаются в «ОЛЕ». Например, Кузнецова в своей работе «Ангел» в суровой блейковской манере тоже пугает зрителя, только более прямолинейным способом – на тебя глаза в глаза смотрит грозный небесный посланник. А Смирнов продолжает тему тайных наук – наносит на свинцовый лист схемы, рисунки, все те же письмена и символы. Важный момент на выставке – сделанность или даже «эксцесс рукотворности», если воспользоваться выражением Виктора Мизиано. Чего стоят одни только специально выкованные гвозди, удерживающие свинцовый лист Смирнова. Они такого вида, что сразу становится понятно – обращались к кузнецу (а представители этой профессии, как известно, на короткой ноге с потусторонними силами; да и предки Даши Кузнецовой явно тем же промышляли). Вообще отношение к фактуре и материалам у авторов не утилитарное, а гипертрофированно — если не сказать, маниакально — внимательное. Вкупе с описанной выше тяге к сакральному это дает удивительный эффект — ощущаешь концентрацию силы в каждом объекте. Хотя объяснить логически причины такого сгущения не можешь. Но так и должно быть с объектами, предположительно сакральными.

1 307    6   

Неоготический особняк купцов Новиковых и мещанки Свешниковой на Большой Полянке, где располагается Башмет Центр, построен в 1907 году, перестроен в 1915-м и отреставрирован в 2014-м. Дому возвращен изначальный вид. Место само по себе обладает сильной аурой: каждый архитектурный элемент, каждый изгиб свода норовит сбить с толку и отвлечь внимание. Как будто проваливаешься во времени, оказываешься как минимум в советском сериале про Шерлока Холмса. Тайная выставка Алисы Омельянцевой под кураторством Александра Плюснина проходила (или все еще проходит — со временем здесь происходит что-то странное) в зимнем саду Башмет Центра. Это такая теплица, сбоку встроенная в особняк, с потолком-плафоном и огромными окнами. Приходишь — тебя просят снять обувь, надеть белые носки. Тогда можно войти в сад. Под ногами — плитка, которая угадывается только по очертаниям, потому что пол покрыт серебристой тонировочной пленкой. Из-за неё пространство удваивается. Каждый объект и посетитель получают по зеркальной копии, а расположенные в середине зала подиум и витрина, похожие то ли на большой фонарик, то ли на не менее грандиозную спичку, повисают в невесомости. Под стеклом на полу лежат (в данном случае ещё и левитируют в зеркальной удвоенности) фирменные инопланетные объекты Омельянцевой — медицинские инструменты, отшлифованные до полной потери функционала и первоначального вида. Но эта композиция, которая, кажется, должна быть сердцевиной проекта, оказывается сильно оттенена обслуживающим окружением — и зеркальная тонировка влияет на восприятие ещё сильнее, чем архитектурные красоты дома, которые она призвана нивелировать. Стоящие на полу пульверизаторы для полива растений и вода для посетителей (в теплице довольно душно) также отчасти теряют в этом контексте свой функционал. Всю дорогу подозреваешь, что у них какое-то более хитрое назначение. Но это не так, поэтому искажения восприятия, практически overinterpretation по Умберто Эко, сложно избежать. Отсутствие кураторского текста компенсируется тремя намеками — зеркальными фразами, отчего-то на английском: Bird Parliament, Stardust Pedestal, Kapp’s Kaizen. Плюс название выставки, не менее многозначное. А также кураторской экскурсией (без неё выставку посмотреть нельзя), в которой Плюснин пытается все элементы объяснить и соединить. Но на выходе всё равно получается открытая история — у каждого свой сюжет. В итоге вся выставка работает как эти небольшие объекты: отшлифованное, лишенное острых углов пространство. Сверкающее, зеркальное, сбивающее с толку, обманывающее.