23 сентября –29 октября

913        0       

913    0   

Текст: Надежда ЧернякевичФото: музей современного искусства «Гараж», Михаил Лабовский, Аня Кравченко, Аня Пронина

Выставка-перформанс «Партитуры для встречи» танцхудожницы Ани Кравченко (при участии Саши Конниковой, Албертса Альбертса, Кости Челкаева и Альбины Вахитовой), представленная в пространстве мастерских музея современного искусства «Гараж», в своей основе была обращена к динамике, движению и случайности вместо фиксации. Перформанс структурирован как четырехчастная форма, каждый акт в которой представляет собой самодостаточное событие. Пространство арт-резиденций и мастерских, расположенное на территории ВДНХ, задуманное в первую очередь как рабочее, а не публичное пространство, разделилось на две связанных точки, условно которые можно определить как выставку и перформанс.

Расположенная на первом этаже выставочная часть объединяла в себе артефакты предыдущих актов: заметки и рисунки зрителей и участников перформанса, надписи мелом на грифельной стене, зин с текстами Ани, написанными за время пребывания в арт-резиденциях и распечатанные полотна — выдержки из зина. На втором этаже расположен небольшой танцевальный зал с несколькими компактно установленными для зрителей стульями. Некоторое время до этого в этом же зале я посещала классы Ани, где мы говорили об объемах, анатомических образах, наших ритмах и откликах, а потому как зритель я вошла в выставку-перформанс с чувством узнавания, которое в процессе наблюдения за перформансом то схлопывалось, то наростало.

4-й акт «Партитур для встречи» построен на стыке прописанной линии или партитуры для исполнения, на основе которой участники перформанса строят свою импровизацию, и на партиципаторности. Нарратив события открывает зрителям разные режимы взаимодействия внутреннего и внешнего, последовательно сменяющие друг друга. Отношения в «Партитурах» включают в себя спектр развития событий во время встреч, композиционно законченный и одновременно случайный. Динамика развивается от разобщенности, когда каждый из участников перформанса солирует в случайном порядке, наблюдения и повторения, во время которого один задает вектор движения остальным, через первые попытки взаимодействия (контактная импровизация по двое и по трое) и выход за пределы сообщества, реализованный через ни-к-чему-не-обязывающий-разговор перформера со зрителем к кульминации совместности — коллективной скульптуре, объединяющей участников перформанса. В конце нарратив призывает зрителя присоединиться к производству перформанса и создать свои артефакты: тексты, рисунки, заметки.

С названием выставки-перформанса тут же хочется сыграть в игру — разобрать по составу, будто название «партитура» пришло не из музыкального, а из социального поля и скорее обращается к слову «часть» (от англ. part), а затем «участие». Значимо и то, что именно эту работу Аня Кравченко показывает по итогам своей работы в резиденции, а зин включает тексты, написанные в других резиденциях. Так размышления о случайных и неслучайных взаимодействиях поднимают вопрос о том, как жить и работать вместе и помещает его в пространство резиденции, которую делят одновременно несколько художников. Аня Кравченко вместе с приглашенными танцовщиками как будто обращаются к терминологии Ролана Барта и предлагают зрителю свои размышления на тему вопросов «как жить вместе?» и «как танцевать идиорритмически?». Ответом на этот вопрос может стать вспыхнувший в зрителе аффект.

913    0   

Текст: Мария СарычеваФото: Анна Феоктистова (SAM Fair)

Несмотря на тот факт, что я давно не мыслю для себя aroundart как прессу, посвященную актуальной повестке и большим художественным событиям, периодически пресса все-таки выезжает смотреть что да как. По приглашению организаторов, я приехала смотреть, что да как на ярмарке современного искусства, организованной по инициативе петербургского музея стрит-арта.

Пока собиралась, обсуждала со своим близким другом переживания по поводу спекуляций на тему самоорганизации (помню ощущение от просмотра сториз с SAM Fair в прошлом году: ну чуть ли не стокгольмский Supermarket). В качестве другого источника вдохновения организаторs называют самоорганизованную ярмарку группы «Север-7», которая проходит с 2017 года на разных площадках Санкт-Петербурга.

Читаю пресс-материалы (я же пресса): ярмарка проходит в третий раз, лозунг ярмарки — «искусство в каждый дом». Верстка каталога напоминает рекламные материалы из гипермаркетов с навешанными на художников ярлычками «папе понравится», «мама будет довольна» и «теще на радость». Судя по тому, что большое количество петербургских самоорганизаций в этом году молчаливо не успели в сроки или еще как-то галантно увильнули от участия в ярмарке, кажется, что она стала спекуляцией на тему чего-то совсем другого.

Смотрим дальше: ярлычок «художник года» красуется возле художников из рейтингов In Art и 49 Art, «кандинский» — возле обладателей премии Кандинского, а «уникальное предложение» — возле художников, у которых за плечами успешные институциональные сотрудничества и продажи на Cosmoscow, с которым регулярно почему-то сравнивают SAM Fair. Ловкое навешивание этих гетеронормативных тэгов и выпячивание карьер художников говорит, что ярмарка взяла курс на назидательное обращение к необразованному на территории арт-рынка покупателю, но готовому впустить искусство в свою жизнь (и стратегия эта сработала: 70% покупок в этом году было совершенно широкой аудиторией, а не профессиональным сообществом).

Двигаясь к заводу слоистых пластиков, на территории которого располагается музей стрит-арта, я уже чувствовала приближение другой художественной среды: слухи передаются в этих атмосферных условиях быстрее, вес символического капитала изменен. Отдельные стенды, партнерские коктейли, организация пресс-превью — внешне все похоже на ярмарку для взрослых. Но вот встреча с художниками, сидящими на фоне деревянных палет своих стендов («общение с творческими людьми само по себе обогащает», — говорит ловко поменявшийся должностями с Татьяной Пинчук, бывший директор музея стрит-арта, а ныне художественный руководитель Андрей Зайцев*), скорее напоминает посещение зоопарка, и от этой мысли я уже больше не смогу избавится. Здесь много художников, за искусством которых я внимательно слежу (Аня Андржиевская (на открытии она делала «Кровавую Мэри» и топтала ногами томаты), Екатерина Муромцева, Света Исаева, Ульяна Подкорытова, художники арт-студии «Перспектива», Партия мёртвых, Грехт, Алёна Терешко), много новых интересных имён, но смотреть их работы в такой обстановке — работы, которые так удачно впишутся в ваш интерьер, — мне не хочется. Я теряюсь в этом гипермаркете.

*смотри #андрейвернидетей

913    0   

Текст: Сергей ГуськовФото: Иван Новиков-Двинский; Юрий Пальмин

Поистершийся в постоянном повторении тезис, что у жителей планеты Земля нет больше нерабочего времени, кажется настолько банальным, что строить на нем целую выставку, мягко говоря, рискованно. Однако именно такой фортель выкидывают Дарья Иринчеева вместе с куратором Алексеем Масляевым. Жившая долгое время в Нью-Йорке, а последнее время базирующаяся в Вене художница явно сталкивалась с бушующим потоком выставок, отдельных проектов и теоретических текстов о прекарном состоянии современного человека, а также постфордизме и неолиберализме. В соцсетях творческие работники каждый день обсуждают нестабильный труд, порабощение платформенным капитализмом и ужасы фриланса. Как они не спят, мучаются из-за обилия дедлайнов, недобросовестных работодателей и зависших гонораров. Как они структурируют свою сверхзанятую жизнь, какими инструментами для этого пользуются. Потом все выше изложенное проникает в художественные работы. В России за последние десять лет объем дискуссий и культурной продукции на данную тему также рос в геометрической прогрессии.

Самое удивительное, что на такие проекты благодаря выбранной теме будто бы сваливается проклятие. Вот например, прямо сейчас в Центре имени Мейерхольда идет спектакль «Кариес капитализма», где вся эта проблематика разжевывается и излагается доступным языком. Но сам театральный нарратив в процессе буквально подвергается прекаризации, от бодрого начала переходит неуверенному финалу. Примеров такого распада полно. Как вы яхту назовете, так она и поплывет. Поэтому неплохо, что большинство зрителей на открытии «Непрерывной функции» в буклет особо не вникали, текст Масляева (неплохой, информативный конечно) и поэтичное высказывание самой Иринчеевой не особо читали — просто фланировали между работ. Без объяснительного текста, без предыстории, без легенды, без желания положить сделанное на какую-то дискурсивную полку, выставка бы сильно выигрывала. Не то чтобы вопросы труда не важны. Важны конечно, но для разговора о них имеются другие, более подходящие инструменты (те же соцсети и медиа, а также не забудьте о юристах).

Попробуйте походить по выставке, ничего не читая (даже названия работ), с чистым восприятием, оценить оркестровку работ, размещенных в пространстве. Графики из веточек, акварелей и линолеума, шагающие персонажи из дерева с раскраской в крупный пиксели, структуры из холстов-баблов и т.д. У всего этого есть объяснение, но оставьте его на столь отдаленное потом, что забудете посмотреть. Прелесть этой выставки в том, что на формальном уровне она уже выглядит завершенной и самодостаточной. Возможно, так вышло благодаря авторской обсессии рукотворностью. Иринчеева все сделала сама — красила, грунтовала, пилила, клеила. А могла бы кого-то нанять, но нет ведь. Буквально напитала собой все представленные работы – если не кровью и нервами, так потом и бессонницей. Но не в смысле риторики о позднем капитализме и бла-бла-бла, как плохо, извел меня арт-рынок проклятый, а в смысле наполнения искусства аурой (начинайте уже меня за эти слова контрреволюционером называть). К тому же, в процессе работы над проектом она сняла пространство, где отрепетировала ту самую оркестровку выставки. Получилось наверное не с первого раза, но в музей она пришла уже с более-менее готовым решением.

Выходит, что то, как выставка сделана, в некотором роде не соответствует — если не сказать, противоречит — довольно искусственной интерпретации, к ней прилепленной и самой художницей и куратором. Может, это попытка повлиять на наше восприятие? Или самообман? Так часто бывает, в этом нет ничего страшного. Главное вовремя это понять. Проект сделан уверенно, продумано и четко. А нам говорят: вот современные трудовые условия такие ужасные. С одной стороны, это действительно так для большого числа людей. Но с другой, в случае художницы это явно несправедливо, это не правда. Из того, что мы видим, Дарья Иринчеева наслаждается проектом, гордится им. Она не чувствует себя рабыней, офисным планктоном, пролетариатом или прекариатом. Наоборот, она полна сил и вообще-то у нее все хорошо.

913    0   

Текст и фото: Сергей Гуськов

Запущенная в феврале этого года Фондом Владимира Смирнова и Константина Сорокина программа «Фокус» рассчитана на две выставки в год. Первая была посвящена Ростову-на-Дону. Вторая открылась только что и рассказывает о самом новом искусстве Краснодара. Собственно оно представлено тремя художниками. Во-первых, это Владимир Омутов, который на стыке 2015–2016 годов показал на площадке «СТАРТ» выставку Content, а также сделал несколько персоналок в «Типографии». Во-вторых, это Артур Голяков и Стас Лобачевский (Тоска) – не только художники, но и кураторы-основатели созданной в прошлом году площадки PLAGUE, которую другие краснодарские художники из добрососедских чувств называют «TZVETNIK’ом Кубани».

Действительно это объединение активно подключилось к интернационалу выставочных фотоагрегаторов и примкнувших к ним независимых площадок. Впрочем, интересно, что даже те художники, которые активно – и часто по делу – критиковали PLAGUE на пару с TZVETNIK’ом, после появления этих площадок довольно сильно переосмыслили собственную деятельность, а их, скажем, выставочный стиль претерпел резкую трансформацию (см., например, последнюю выставку группировки ЗИП в галерее XL). Но еще больше любопытно, что, несмотря на такое влияние на окружающих, сами художники круга PLAGUE не особо меняются. И выставка в Фонде Смирнова-Сорокина это прекрасно демонстрирует. Достаточно посмотреть, что каждый из участников «Фокуса» делал год-два назад. У Голякова — те же синие «резные» конструкции из полистирола появлялись в феврале на персональной выставке в Краснодаре вместе с мотивом (пере)плетения. У Лобачевского – ситуация похожая. В случае Омутова – эта монотонность творчества посильнее, чем у двух его коллег, и идет аж с выставки на «СТАРТе»: все те же оттенки черного и восходящие к фильмам про Чужого и прочим нечеловеческим сущностям, текучие формы.

В таком невольном и, думаю, не осознанном еще самими авторами консерватизме нет ничего необычного. На выставке в Фонда Смирнова-Сорокина на потолке, среди прочих работ, скрепленных шнурками, висит упакованное в пленку «тело», которое дополнительно пронзено стрелами (модного фасона, я бы сказал). Это такое символическое сбрасывание с парохода современности прошлого искусства Краснодара. Узнаваемый ход. Пришли, расчистили себе место, укрепились, нашли единомышленников. Но дальше самое сложное – развитие. Те же ЗИПы зависали годами на одной эстетике и тематике. Получается, что для новых краснодарских художников жизненно важно, чтобы пришли художники еще новее и начали с ними бороться, тогда-то мы и увидим, как они зашевелятся. А пока это выставка представляет собой скорее такую отчетную ретроспективу – что сделано за последние годы. Хорошо, зачет.