«Я официально обнажена»

2 002        0       

Алиса Йоффе на открытии выставки Curated by Alisa Yoffe в Aperto Raum, Берлин, 2019 // Фото: Karina Ekizler-Kirillova

Мария Ласкина: Начать бы мне хотелось с того, что, судя по соцсетям и последним интервью, твоя жизнь довольно сильно изменилась за последние несколько лет. Что тебя к этому подтолкнуло? Что произошло?

Алиса Йоффе: А какие изменения ты видишь?

МЛ: Например, смена тусовки. В фотокниге Игоря Мухина «Богема» ты представлена «панк королевой», а сейчас, в одном из последних интервью, ты говоришь: «Я не пью, не курю и ничего не употребляю», и что главное для тебя – это работа.

АЙ: Да, я решила не только не поддерживать табачных, алкогольных производителей и производителей наркотических веществ, я решила использовать свой мозг на максимум. Когда-нибудь он перестанет работать и патологоанатомы констатируют мою смерть. Зачем мне, будучи живой, отключать свой мозг? Я занимаюсь искусством и не трачу себя на пустые действия.

МЛ: Изменились ли в связи с этим твои художественные, эстетические ориентиры в искусстве?

АЙ: Да, в процессе работы я поняла, что прежде меня ограничивала моя фиксация на таких оппозициях, как правое и левое, коммерческое и некоммерческое. Всё правое и левое одновременно, в зависимости от того, куда ты сдвигаешься на сантиметр — вправо или влево. Моя прежняя позиция была наивной. Сейчас мой выбор — взгляд над ситуацией. Только беспристрастно, как камера фотоаппарата, я могу зафиксировать происходящие современные мне события, не вовлекаясь, не испытывая относительно них какие-то эмоциональные переживания.

Алиса Йоффе в своей мастерской в ЦСИ «Фабрика», 2016 // Фото: Игорь Мухин

МЛ: Панк-рок как позиция жив в России?

АЙ: Я думаю, что для тех, кто живёт по панку, — да. Панк – это эстетика, направленная на быструю и стремительную смерть, красивое сгорание во время падения. Но когда ты начинаешь падать, понимаешь, что организм отравлен. Ты теряешь производительность. Сложно работать. Ведь для того, чтобы что-то рисовать, особенно большие работы, мне нужна энергия. Силы, для того чтобы залезть на стремянку, перетащить её с одного места на другое.

МЛ: Три твоих последних выставки — это групповой проект «Что такое красота, я не знаю» в König Galerie (Берлин), выставка в пространстве Aperto Raum (Берлин),твой опыт кураторства, в том числе, и других художников, а также выставка «Адрес?» в Нижнем Новгороде в галерее Futuro, где ты курируешь саму себя. В какой роли тебе было наиболее комфортно и что ты думаешь по поводу отношений «куратор – художник»? Движение в сторону самокураторства осознанное или случайное?

АЙ: Когда выставка кураторская, то это такая метапозиция, особенно в случае с Каспером Кёнигом. понимала, что выставка касается политики, но не настолько, насколько моя работа может сделать её политической. Мне хотелось довести свою работу до радикальной простоты, когда ты входишь и видишь двуглавого орла — то то, чего ждут от России, чего боятся. В одной лапе у него автомат Калашникова, а в другой коктейль Молотова. Мне кажется, что это похоже и на образ художника. Именно такого метода от него ждут. Или мне казалось, что этого ждут. Каспер был прекрасным режиссёром этого шоу. И он очень талантливый. Тогда у меня и появилась амбиция сделать самой такое же шоу, посоревноваться с ним.

Алиса Йоффе в резиденции в галерее 9Б. Ноябрь 2019 — февраль 2020, Нижний Новгород. Оператор Дмитрий Стуковников, режиссёр Виталий Акимов

МЛ: Проект в пространстве Aperto Raum многоплановый и состоит из картин и газеты. Расскажи, как вы с владелицей галереи пришли к такому решению?

АЙ: Лена Юшина сказала, что также выпускает газету, и во время моего шоу как раз должен выйти 3-й выпуск. Тогда я предложила наполнить её своим контентом. Я наполнила её несвежими новостями из своей жизни и своими изображениями, представленными на этой выставке. Несвежие новости —фотографии Игоря Мухина, документирующего процесс производства работ. Саму выставку я построила по принципу диалога «мужское/женское», там есть определённый ритм — раз-два, раз-два, раз-два-три — две работы составляют одну. Две работы на одной стене — два мужчины один с улыбкой, другой с пенисом и с галстуком.
На второй стене, как бы отзеркалено крупные женские портреты:один с клоунской улыбкой и с пенисом, повисшем вверху, с каплями спермы, которая летит вниз, в рот, другой — это же лицо немного трансформированное, раздутые щёки, потёкшие глаза.

Газета была растиражирована и брошена на пол. Она была в такт размножению, готовой к распространению. Также и образы, нарисованные с помощью digital: можно сделать миллион улыбок у одной Моны Лизы.

МЛ: К слову про дерзко, пенисы в России — это дерзко, а пенисы в Европе — это тоже ещё дерзко?

АЙ: Реакция на пенисы у людей одинаковая, потому что чувства, которые они испытывают, сексуальные, похожи. Может быть, степень легитимности этого изображения несколько разная. Там проще это показывать. Но чувства смущения, улыбки, какого-то сексуального возбуждения будут такие же, как и здесь.

МЛ: Есть ли у тебя куратор-фаворит?

АЙ: Да —это Каспер Кёниг. Он мыслит как художник, свободен от веры в необходимость объяснения занятия искусством, создания того или иного изображения. Он говорит, что на искусство нужно смотреть, а не объяснять его. Круто, что есть люди, которые по-настоящему понимают искусство как событие, ситуацию. Многие кураторы пытаются оправдать необходимость искусства.

МЛ: В связи с твоей активной художественной деятельностью на Западе расскажи про протестный потенциал твоих работ. В König Galerie он очевиден.

АЙ: Да, название той работы — Politik in der Luft, «Политика в воздухе». Не где-то в России или Турции, она между границ. Все связаны,но как русский художник я могу выступить так же агрессивно, как ведет себя Россия на политической арене.

МЛ: Такой художественный жест.

АЙ: Да-да.

МЛ: Как ты думаешь, как тема этой работы соотносится с протестными движениями, которые происходят сейчас в Берлине? Они близки тебе?

АЙ: Протестов всегда будет много. Один задел другого — ему не нравится. Фашизм не нравится. Не знаю, люди протестуют, люди убивают друг друга. Гибнут целые виды. Вымерли динозавры и наш биологический вид тоже когда-нибудь вымрет. Я не могу в это включаться, выбирать какую-то позицию, не могу тратить своё время на отстаивание каких-то политических взглядов, потому что потрачу своё время не на рисование.

МЛ: Расскажи про свою выставку в галерее Futuro. Как на твой персональный кураторский проект повлияли берлинские выставки?

АЙ: Когда я рисовала эскизы к выставке в König Galerie, я использовала фотографии галереи и примеряла свои работы для одного из залов. Но позже мне сказали, что в там будет висеть работа Сьюзи Поп (Susi Pop), большая розовая. Поэтому для выставки в Нижнем Новгороде я решила сбросить её на пол в виде розового ковра.

Что такое розовый на земле? Это выплюнутая жвачка. Но розовый — это также восточный цвет, открытый, очень яркий. В нашей визуальной культуре нет розового в качестве технического сигнального цвета. Он выпадает, не имеет функции. Я поняла, что подобное «выпадение» как раз мне необходимо. И сделала розовое пятно как будто оплошностью.
Я использовала флуоресцентную краску. Цвет положен на холст лессировкой и поэтому определённым образом светится. Луч света проходит сквозь него.

МЛ: В галерее Futuro активное, притягивающее к себе пространство. Как ты с ним работала?

АЙ: Пространство очень активное, хранит следы времени, разрушенную лепнину. Хочется уступить красоте этих стен. Но не хотелось бы, чтобы кто-то сравнивал мои работы с пространством галереи. Поэтому одна работа ползёт по полу, вторая — прозрачная, чтобы показать стены. Она сохраняет только слои краски, небольшие элементы, которые впечатал в себя прозрачный слой ткани, и краска легко повисает в воздухе. Эти элементы картины — digital мазки. А фон может быть любым.

В галерее есть ниша в стене, в которой располагается галерея Futuro Minor. Это некоммерческий проект внутри коммерческого. [Художник] Иван Серый — галерист этой галереи. Он выбирает художников и заявляет себя как человека независимого от основного пространства. Там я разместила iPad с видео, для которого работала с другими художниками. Это Виталий Акимов — режиссёр, Дима Стуковников — оператор, также мы использовали фотографии Игоря Мухина. Бхима Юнусов написал для видео музыку. Мы сделали видео процесса производства работ. Для меня процесс производства не менее важен, чем готовый результат: как я проживаю, получаю удовольствие от того, как краска ложится, сколько усилий и амбиций мне нужно иметь, чтобы забраться на эту пятиметровую стремянку и нарисовать. И потом понять, что я не успеваю и позвать друзей-художников в качестве ассистентов. Это очень интересная работа с телом, своими физическими возможностями.

МЛ: Ты делала работы в Нижнем Новгороде? Я так понимаю, что это происходило не в Futuro, а в каких-то дружественных пространствах.

АЙ: Было выбрано несколько пространств. Первое — кинотеатр «Империя грез». Ферма напоминает экран летнего кинотеатра. Я подумала, почему бы эту ферму не поставить в кинозале, где я бы была как герой Бельмондо у Годара в фильме «Безумный пьеро», который рисует картину, в которой он сам участвует. Как рисующий кинокартину актёр.

Потом мы переехали в торгово-развлекательный комплекс «Небо», на последнем этаже которого строится фитнес-центр. Это место очень хорошее как точка для съёмок: верхний этаж, панорама города, элементы архитектуры. Когда-то через Нижний Новгород шел Шелковый путь, и я подумала, что довольно символично рисовать здесь картину с изображением турецкого ковра.

МЛ: Проект «Адрес?» создаёт ощущение законченного полного продакшна, здесь ты не только художник, куратор, но и продюсер.

АЙ: Ты спрашивала про политику, так вот, я подходила к производству этой выставки как к некоему политическому проекту. Художник как политический лидер. Моя собственная предвыборная компания, где я выбираю сама себя и разыгрываю историю кочевого города, где ты можешь перемещаться от одного объекта к другому.

МЛ: Расскажи про свои коллаборации с дизайнерами. Это известные имена и нетривиальные решения. Для тебя это история о чём? Ты говорила, что коммерция и некоммерция — это две стороны одной медали, но насколько для тебя данные проекты имеют художественный контекст или это в сторону денег?

АЙ: В данном случае мы имеем дело с конкретным брендом — это Comme des Garçons, который возглавляет Рэй Кавакубо. Рэй применяла деконструкцию и вдохновляла меня, когда мне было ещё 14 лет. Все эти деконструированные плечи, рукава, наросты- горбы. Глаз не сразу может идентифицировать это как прекрасное и приемлемое. Это очень подвижные структуры. Мне написали, что Рей Кавакубо нравятся мои работы и она приглашает к сотрудничеству. Я была очень рада и подумала: «Да, здесь я хочу».

Затем мне предложили сделать перформанс для Maison Margiela. Изучая историю бренда, я узнала, что Мартин Маржела вдохновлялся творчеством Рей Кавакубо и Comme des Garçons, я подумала, что нужно делать [перформанс]. Жизнь сама мне предлагает.

Я воспринимаю одежду, как холст. С некоторых пор покупаю белую одежду и рисую на ней. Перестраиваю пропорции тела через эти изображения. С помощью нескольких геометрических фигур я нарисовала обнаженное тело на костюме. Изменила статус одетого в официальный костюм на статус официально обнаженного. Для меня важна эта концептуальная игра.

ALISA YOFFE X BONNE SUITS // Фото: bonnelife.com

МЛ: Ещё одна важная тема — это знаки, которыми ты пользуешься. Логотипы брендов и, в том числе, твоё имя, которое также успело стать брендом. На выставке «Адрес?», на работах «Водитель» и «Пассажир» изображен логотип BMW. Ты сказала, что это жизненная история и просто так получилось, что в обоих случаях приезжали машины BMW. Ты не боишься, что используемые знаки могут стать просто рекламой?

АЙ: Если кто-то ведёт себя агрессивно, ярко и занимает много места в информационном пространстве, и я понимаю, что мне это нужно зафиксировать, потому что это есть, — я это зафиксирую. Я не выбираю позицию борьбы за права тех, кто меньше оглашен в СМИ, против всех, кто занимает много места. Я не хочу участвовать в чьих-то войнах. И своих не веду. Мне нравится позиция «над».

В моём мире есть только я, от которой что-то зависит. Просить спасения от кого-то извне? Я понимаю, что всё во мне, в моей голове. И Бог, и Дьявол, победа и проигрыш, желание и его отсутствие. Всё в моем организме, который рано или поздно утратит свою способность к жизни и составит компанию умершим. Появится другое поколение. Такая биологическая единица. Пока жизнь бьется во мне, я смотрю сквозь свою призму. В какой-то момент я поняла, что одна со своим телом. И буду одна навсегда. И желательно, чтобы оно было здоровым, и я могла им пользоваться. Я полюбила танцевать. Почитала Ницше про Бога танцующего. Мне не обязательно слышать музыкантов. Есть ритм. Биение сердца, какие-то внутренние ритмы, которые играют для меня. Пульсация. Я могу подыгрывать себе или просто бежать.

Алиса Йоффе. Broken Face. 2019. Режиссёр Виталий Акимов, оператор Дмитрий Стуковников // Видеоинсталляция в FUTURO.minor, Нижний Новгород, 2019