Катя Хасина. Безвихрастый умножает скуку, с — отмерший перламутр, полая загадка

1 455        0       

.

Из всех возможных ролей, которые могло бы на себя взять предисловие, оно исполнит роль ненастойчивой советницы, которая лишь делится своими соображениями в связи с опытом чтения выставки. До того, как она была собрана, я встречалась с фрагментами текста, некоторыми изображениями, переживаниями, планами и прочими составляющими художественного производства. Я беспокоилась, что когда увижу все, полностью собранное и готовое, то не смогу разгадать, увидеть и сложить все находки, прийти к открытиям, которые в нее вложены. Но на выставке пространство, ритм расположения картинок и текстов, булавочки, указатели направления, шепчущиеся как в библиотеке зрители напомнили одну простую вещь: чтение (равно как и смотрение) — это не чемпионат по скорости понимания, не соревнование в нетерпеливой сборке интерпретации; тревога все-таки сбивает с толку. Интересно двигаться (даже по страничке в интернете) постепенно, выхватывая на первых порах только то, что тебя касается или то, что захватывает; потом можно расслабить взгляд и рассеять внимание, ухватывая столько, сколько можешь; затем можно сделать, например, прыжок назад и пересмотреть. Любая хореография подойдет, особенно, когда выставка переехала на скользящую плоскость. В последнем случае нужно лишь постараться организовать замедления. Здесь можно еще вспомнить замечание, сделанное писательницей Элен Сиксу: «Есть два порока: лень и нетерпение. Из-за них мы ничего не делаем и никуда не продвигаемся: застреваем в пути по лени, спешим из-за нетерпения». Для знакомства всегда нужна некоторая выдержка, некоторое время, чтобы освоиться и понять, как быть с тем, что ты встретила. 

Предисловие — Анастасия Дмитриевская

Текст Сергея Бабкина о выставке

.

* * * * * * * *

.

Есть несколько способов прочесть:

• изображение комментирует текст;
• текст отвечает изображению;
• удовольствие разрыва;
• безразличие.

А

Если это инструкция: к чему она может быть применена? Говоря о чтении, мы говорим и о письме: желание расшифровки этой работы заложено в ее производстве; а желание расшифровки двоится в себе. Говоря о иллюстрации, оставить россыпь ядовитых и ссохшихся линейных оппозиций о магическом и историческом; уме и чувстве; образе и слове; — напряжение между многими колышками. Колышек-разочарование, колышек-желание ясности, колышек-невозможность, колышек-зависть, другие. Напряжение между многими колышками: не нитка, а (мембрана и) батут.

Есть четыре способа прочесть текст с иллюстрациями, есть четыре способа прочесть эту работу.

Если это инструкция: к чему она может быть применена? Если это инструкция: она может не быть применена, и оговоренные возможности не должны стать правилами.

.

А1

Нужно начать с натюрморта:

представьте себе «классический натюрморт» — выберите в памяти знакомый или скомпануйте из воспоминаний, вообразите безымянную живопись из любых символов: нам подойдет и печаль, и соблазнение, и напоминание о смерти, и алчность. Ветчина, стекло, виноград, металл, дичь, спиральная цедра, —.

Собрав его и сосредоточившись, оберните каждый объект пластиком: пищевой пленкой/ полиэтиленовым пакетом/ плотной вакуумной упаковкой/ пластиковыми контейнерами. Ослабьте связку пластика и экоповестки, и отследите изменения в изображении. Взгляните: световые пятна сместились, белые блики скрыли фрагменты, контур раздробился, отчетливое потерялось. Взгляните: это иллюстрация изменений, это изменения, это сплавленная дистанция. Взгляните: натюрморт — это схема, элементы которой решились сблизиться и набросить друг на друга тени. Взгляните: обрюзгший Наполеон оборачивает отрубленные руки пакетом, и этот образ завакуумирован вдвойне.

Вы знаете, в чем смысл заниматься иллюстрацией сегодня? Старый смысл иллюстрирования давно обернут пленкой изменений, и едва ли он хорошо сохранился.

.

Б

Эта инструкция применима; это инструкция? У слова «иллюстрация» два словарных значения: первое о изображении, поясняющем текст, второе — о наглядном примере. Иллюстрация второстепенна, в обоих значениях она подчиненная, прислужница и помощница.

(Помощницы бывают преданными, хитрыми, переменчивыми, ленивыми, жадными; иногда их влияние и деятельность незаметны, иногда они молчаливы. Помощницы бывают умными и глупыми, помощницы бывают покорными и вспыльчивыми).

Что умеет помощница? Украсить, пояснить, подтвердить, испортить, оспорить, обмануть.

Достаточно ли словаря для описания мира? Едва ли.

В

Размышление о иллюстрации похоже на тупичок, на выемку, осуществлённую падением. Два направления: мыслить иллюстрацию политически — как партизанку, как женщину, как служанку; и мыслить иллюстрацию как двойницу искусства. Как мыслить ее политически, если оказываешься во власти каламбура: иллюстрация-изображение становится иллюстрацией-примером? Как мыслить ее двойницей искусства, если для этой мысли нужно говорить о искусстве, а не о ней самой?

Падая двумя коленями после прыжка, отпечатываешь две мысли: это бесполезный след; я не хочу вставать. Сухая земля поднимается пылью, влажная горбится вокруг, но ландшафт как будто остается тем же, и спрятавшееся в земле животное не замечает меня.

Все верно, это тупичок: эмансипаторные кличи, обращенные к иллюстрации, сравниваемой с женщиной, примерно идентичны: «беги, забудь тирана, оставь текст, будь самостоятельна». Но текст не тиран, и иллюстрация — не жена ему, их отношения другого толка (я говорю о иллюстрации, которая любит свой труд, и ее не держат в заложницах): они нужны друг другу, чтобы раскрыться себе и зрительнице. Они работают вместе, и каковы бы ни были их отношения, их цель находится вовне. Они борются друг с другом за признание, внимание, уважение и равную оплату труда — это важная борьба, и их спор связан с угнетением и неравенством, но бегство его не разрешит.

(Г)

Д

(Эта работа — сеанс акробатики в пасмурную погоду: скользкие основания, непрозрачность, нарушенное удовольствие зрительниц, зыбкость. Но для участниц это не опасная игра — страховкой служит скука: вы замечаете на маршруте несколько ее приглашающих флажков (повторы, нехватки, избыточность, неясность, избитость). В этих участках покинуть сеанс не составит труда).

Д — двойницы, дублерки, дымка и дары; но я (не) буду говорить о них.

Эта работа хранит в себе противоречия, и от них не получится избавиться: даже дословный перевод знает, что между ним и оригиналом есть раскол, даже самая точная схема знает, что в ней есть удовольствие разрыва. Два близнеца обладали одним тембром и долго тренировались петь в один голос. Во-первых, ничего не выйдет, во-вторых, зачем? Этот текст хранит в себе противоречия: я хочу разрушить свой текст, чтобы он стал моим; я хочу дописать его, чтобы он стал общим.

(Её)

Иллюстрация спорит, иллюстрация борется, иллюстрация повторяет. Но случается, что усталой она вновь замечает привычку.

В целом, образование барышни включало в себя почти исключительно науки доставления удовольствия мужчине — танцы, ведение беседы, языки, музицирование; некоторые следы этого подхода мы наблюдаем до сих пор. На иллюстрацию часто смотрят, как на праздную барышню, избалованную, пустую, но способную украсить, согласиться и развлечь. Эту оптику сложно забыть, и маленькие скандалы иллюстрации вписываются в функцию развлечения: ее сопротивление забавно.

Как преодолеть эту насмешку? Как не быть разбитой нежным пустым взглядом?

Изображение шепчет: оторвать его — оторвать его, и обнаружить паттерн.

Вскрыть этот взгляд, раскурочить, выжечь его, разорвать его, накинуться на носителя этого взгляда, выцарапать глаза.

(Субтитр: это жестокий метод, и мне сносит голову)

(Ж, З)

И

Излишек, изменение, исколоть

Это была кульминация? Нет, это укол желания, это излишек фантазии, это бесполезно. Нет, напряжение — между многими колышками, и пики не должны быть высокими. Нет, не кульминация — показательное убийство было бы так же (извращенно) забавно в глазах остальных.

Каковы бы ни были цели маленькой ассистентки большого текста, ее инструментарий состоит из маленьких жестов, маленькие жесты оставляют маленькие следы; маленькие жесты могут не оставлять следа, но они случаются, и нужно время. Маленькие движения бесят, маленькие движения иногда доводят до отчаяния. Выцарапать глаза, будучи в ярости — это много маленьких действий, и много впустую спущенных сил, а главное — это бессмысленная жертва.

(В день, когда болезнь чуть ослабляет хватку, уставшее от долгой борьбы тело оглядывается на себя. Оно замечает — возбуждение сплетено с бессилием; оно замечает — глухота и укрытый слезками взгляд связаны с обостренной реакцией; оно замечает свою исключенность и отделенность, и уязвимость. Слабости — и слабой позиции — свойственна обманчивая чуткость и пустоцветная эмпатия. Это тоже рыхлый капкан.)

(КЛМН)

О—П

Оснастка и осторожность,
Привычка и проводимость,
Память

К кому обращены маленькие жесты, маленькие бунты иллюстрации? С кем действительно она спорит? Кто адресат ее протеста? О чем она говорит? (Как соблазнительны большие нарративы и пирамидальные конструкции «на самом деле»! Как хочется сказать: полумертвая оппозиция текста и изображения — это бравада; на самом деле — иллюстрация обращается к тексту, иллюстрация направляет на него свои оснастки, иллюстрация маневрирует, — но это уже не бой, а танец: она знает, что у нее всегда есть пока-наблюдающий соперник (да, и их двое, одна из них зрительница, второй же — ). Соревнуясь с текстом, соблазняя текст, обманывая текст, она -на самом деле- отстаивает себя от дизайна. Как хочется сказать: на самом деле, иллюстрация отстаивает себя от капитализма; как хочется сказать: на самом деле, иллюстрация отстаивает себя от насилия; как хочется сказать: на самом деле, иллюстрации необходимо переосмыслить себя, чтобы не исчезнуть).

Но нам нужна осторожность: действительно, заниматься иллюстрацией — значит занимать заведомо слабую позицию, и быть внимательной к этой слабости; действительно, заниматься иллюстрацией и текстом одновременно — значит притвориться и властью, и угнетенной, чтобы рассыпаться и собраться от собственных ударов и уколов. Но нам нужна осторожность: каждая бинарная оппозиция обладает проводимостью, и каждая соблазняет параллелями, и кажется удачной иллюстрацией для другой. Каждая бинарная оппозиция — уже условность, а каждая ассистентка знает: у неё нет одной настоящей задачи, у неё множество, множество дел; у неё множество, множество лиц.

Маленькими жестами не отвратишь катастрофу, но возможно сдержать ее ход; катастрофа — это долгая череда случаев.

Р—С

Ранка рассыпаться речь
Соблазнение, старшинство

Иллюстрация соблазняет текст. Вы внимательно смотрите? Сколько раз она оспорила этот текст? Сколько раз текст ответил на ее уловки? Сколько раз они разошлись? Обычно текст старше иллюстрации, и иллюстрация встречает его сформировавшимся, но в этот раз ситуация обратная. Взгляните: иллюстрация формирует текст, она ограничивает его и дробит, она старше, ей принадлежат ключевые темы и главные находки этой работы. Посмотрите, вы видите? Текст должен оспорить иллюстрацию, текст должен обмануть изображение, текст должен рассыпаться и собраться, чтобы быть цельным, чтобы быть самостоятельным. Текст пытается повторить путь иллюстрации, текст становится наглядным примером. Ранки, ранки, ранки, хоровод ранок и неудач, чтобы быть, чтобы признать себя отличимым, окружить себя хороводом ранок, хороводом разрывов. Когда вы уйдёте, взгляните, каково ему быть покинутым, взгляните, как он становится следом коммуникации, взгляните, как он становится полупустым от расставания; прислушайтесь: речь становится эхом.

(ТУФ)

Х

храбрость

(Только скончала мольбу, —
цепенеют тягостно члены,
Нежная девичья грудь корой
окружается тонкой,
Волосы — в зелень листвы
превращаются, руки же —
в ветви;
Резвая раньше нога становится
медленным корнем,
Скрыто листвою лицо, —
красота лишь одна остаётся.)

(ЦТШЩЬЫЪЭ)

Ю

Время последнего раскола: я говорю о четырех способах чтения, и подразумеваю четыре вида отношений изображения и текста, но есть исключение. Это исключение связано с любовью: случается, что иллюстрация сталкивается с текстом, который ослепляет и оглушает ее, от которого бьется сердце, от которого замирает сердце, который восхищает ее, который оглушает ее. Влюбленность для иллюстрации и живительна, и опасна: когда иллюстрация впервые видит текст, она еще не может быть проявленной, и будучи оглушенной, нужно выждать — чтобы не найти себя после податливой и безмолвной, чтобы не найти себя разбитой.

(В дни, когда я занимаюсь письмом, я стараюсь не читать тех, кого люблю (а особенно избегаю постструктуралистских матерей женского письма) — я знаю, что мне сложно будет очнуться от их языка, мне сложно будет вспомнить свои слова).

Будучи оглушенной, нужно выждать; мы знаем, что нет безупречного текста, мы знаем, что каждый текст уязвим. Радость любви не должна остановить соблазнение, радость солидарности не должна остановить спор. Иллюстрация и текст не должны замкнуться на любви друг к другу, чтобы не забыть о читательнице, чтобы не забыть о мире вокруг, чтобы не выгореть и не исчезнуть.

Ранки, ранки, ранки, речь.

рассыпаться и собраться,
обмануть и признаться:
безвихрастый умножает скуку,
с — отмерший перламутр, полая загадка.