Служебное производство и практики заботы

588        0       

Объединение «Паразит». Пригласительный на «Выставку, на которую никто не придёт», декабрь 2019.

I. «Тёмная» изнанка институций

Моя позиция может звучать достаточно маргинально, так как именно из-за политической специфики нашей художественной работы (коллектива «Что делать» — его худ. ячейки) у нас типа такая «чёрная метка» — полузапрет на работу в профессии в России. Поэтому у меня очень мизерный опыт работы и взаимодействия с российским институциями искусств, и я много чего могу не понимать и не учитывать. И для меня комментировать ситуацию вокруг конфликта по реализации двух кураторских проектов «Немосквы» довольно сложно: кроме общих фраз, что всегда надо быть на стороне угнетённого.

Сейчас ситуация из-за активности обеих сторон уже вышла в состояние того, что принято называть дистанционным «срачем». А это наиболее мутный способ в чём-то разобраться, тем более что читать десятки страниц заявлений и предъяв очень сложно. Эскалация дистанционного общения, усугубленная (пост)травматическим состоянием пандемии, приводит к коллапсу любого общего дела. Мне кажется, что сторонам надо спокойно всё обсудить в личных встречах и решить ряд практических продюсерских вопросов, тем более что между ними нет никаких политических, эстетических или смысловых разногласий — хочется надеяться, что так и произойдёт в ближайшее время. Конечно, при этом важно снять все нападки на партнёров и принести извинения со стороны большой институции за очевидное профессиональное неумение вести диалог и неуместные административные угрозы.

Очень жаль, что, как часто бывает, всплески подобных конфликтов, легитимных и важных, в реальности не помогают серьёзной системной критике и анализу проекта, а наоборот, уводят смыслы в сторону более безопасную и поверхностную, хотя обнажают «тёмную» изнанку институций, — за что имеет смысл относиться к ним предельно внимательно. Проснувшийся интерес сообщества говорит прежде всего, что это сообщество появляется и учится вести себя достойно.

Но в тени этого важного конфликта, после открытия выставки, мы практически не слышим мнений, которые готовы были бы серьёзно говорить о результатах работы «Немосквы» в других критических регистрах. А это мне кажется принципиально важным.

II. Cлужебное производство и чрезвычайное положение

В отличие от большинства участников полемики, говорящих изнутри проекта, я внимательно следил за развитием «Немосквы» на дистанции. Мне с самого начала показалась общая идея проекта неубедительной и, более того, неспособной серьёзно повлиять на развитие ситуации в регионах — то есть отвечать самим же собой поставленным задачам. Участвуя во множестве больших художественных проектах с прогрессивной риторикой, могу подтвердить, что это характерно не только для российской «Немосквы» — это внутренне структурная проблема больших иерархических «машин» искусства, декларирующих заботу о маргиналах, создание горизонтальных связей, партисипативность и прочие вечные ценности. Эта «фасадная» показуха, которую можно легко увидеть за чудесной риторикой всей этой затеи неизбежно — как и везде — проявилась на выставке в Манеже.

Нужны ли большие выставки? Этот вопрос наиболее остро встал во время пандемии, жёстко прекратившей глобальный конвейер этих стремительно теряющих смысл событий. «Немосква», открывающаяся в ситуации чрезвычайного положения в искусстве без его проблематизации, теряет любой смысл, как бы прекрасно она ни была решена пластически и дизайнерски. Неготовность «Немосквы» хоть как-то касаться острых социальных и политических проблем сейчас, когда ситуация усугубляется разрастающимся политическим и экономическим кризисом, полностью парализует замечательные эстетические изыски проекта.

На днях столкнулся в Фейсбуке Лолы Кантор с уникальным наблюдением Харольда Розенберга из 1967 года: «Изъятое из истории с помощью партийной монополии на реальность, защищённое указами от исторического развития, которое может изменить самосознание, советское искусство не причастно тому нервному исследованию течений и возможностей, которое оживляет современное творчество. В своей неизменности оно превратилось в служебное производство»[1]Комментарий Ивана Стрельцова описывает логику проекта, вписанную в государственнический консерватизм: «Nemoskva не критикует гиперконцентрацию ресурсов, не создает новых инструментов культурной политики. …> Nemoskva строится по логике, схожей с другими экзотизирующими проектами, ищущими в региональной репрезентации ресурс для конструирования российской идентичности и новой традиции. Но этот апроприирующий консерватизм противостоит локальной традиции и автономии региональных художественных сцен». Стрельцов И. Экзотизирующая политика. Nemoskva и Владивосток: опыт бесцельных художественных исследований // NEST, 21 декабря 2018..

Это высказывание из совсем иного контекста легко переводится в ситуацию «Немосквы», которая вполне осознанно говорит о состоянии летаргии российской действительности, но не может сказать-предъявить причины этой летаргии. «Партийная монополия на реальность» сегодня реализуется как деполитизирующая репрессивная вертикальная организация общества, не позволяющая никаких проявлений самоорганизации и протеста, стимулирующая негласную самоцензуру, когда, уже как в советское время, все знают, что и как можно показывать. На этой выставке вы не увидите никаких реакций художников ни на дело художницы и режиссёра Цветковой[2]Пригласить Цветкову и достойно показать её «порнографические» работы и спектакли, якобы вовлекающие в гомосексуальность подростков, было бы простым и важнейшим жестом, отсутствие которого история обычно не прощает. Тем более Цветкова самая такая глубокая «Немосква»., ни на социальные протесты, ни на преследования ЛГБТ и их борьбу за право на свою идентичность, ни на феминистcкую повестку, ни на ситуацию на востоке Украины[3]Мне почему то показалось важным, что проект с масштабной живописью в переходе пришел из Ростова-на Дону, города, где живет куратор Олег Устинов. Он находится практически на границе с Донецком, где трагическая военная ситуация ощущается, как мы знаем из прессы, довольно остро..

Мне повезло увидеть несколько биеннале национального американского искусства Уитни — это всегда была зубодробительная критика реальности США, полных страшных противоречий и ежедневного насилия, коррупции, катастроф — именно это составляет силу искусства, что оно находит пластический язык об этом говорить.

Я был участником круглого стола в рамках «Немосквы», и там я столкнулся с одним из наиболее идиотских вопросов, которыми одержима российская художественная сцена: что надо сделать для экспорта российского искусства на запад? Надо научиться говорить о больных вопросах, не бояться их, не цензурировать, и тогда будет интерес не к экспорту «художественного продукта», а к смыслам, создаваемым художниками, кураторами и институциями.

На выставке сложно найти «реальности» современной России — есть «кротовые норы», «чистые зеркала времени», болота и парадные, в которых нет ни одного политического графического знака, парки развлечений и приколов, эскапизм и другие невинные эстетские радости. И как иронический эпилог ко всему проекту звучит точнейшая работа Анастасии Вепревой, рассказывающая на английском языке, почему вас никогда не возьмут на международные выставки.

III. В защиту местной экологии

Выставка реально «шикарна», и я её посмотрел с огромным удовольствием — много замечательных художников с тонкими пластическими решениями, sophisticated кураторские решения, прекрасный, образцовый ридер к выставке, идеально помогающий ориентироваться в сложном пространстве… Можно отметить, что в проекте кураторы и дизайнеры выставки слишком «пластично» подошли к работам художников и откровенно тяготеют к собственным тотальным практикам gesamtkunstwerk, явно не доверяя автономии художественных работ. Как и везде, есть удачи и провалы. Часть куратора Филатова, на мой взгляд, сильно перетянула и усугубила бутафорский характер экспозиции. Но эти «ништяки» — тонкие радости встречи с прекрасным — сегодня, скорее, вызывают недоумение. Как шикарный и дорогущий обед в нищем районе.

Важно сказать, что эта выставка полностью игнорирует хрупкую экологию петербургского искусства, где нет никакой инфраструктурной поддержки ни для молодых художников, ни для пространств, где они могли бы что-то делать. Питер — это не «Немосква» (или он — Не-Не-Москва). Появление этого проекта в Питере требует выстраивания минимальной заботы и внимания к месту. Тем более, что именно питерская сцена всегда жила и живёт за счет миграции художников из Не-Москвы и Москвы, которые здесь работают и являются её важнейшими акторами. Если даже здесь, в Питере, с таким огромным ресурсом, эта встреча была просто проигнорирована, то и в других местах это игнорирование могло происходить — и, как мы видим, происходило. Я даже не говорю о практике disinviting — отмены приглашений к участию, которые испытали на себе некоторые важнейшие петербургские художники — Семен Мотолянец, Владимир Козин, Тимур Мусаев (все из объединения Паразит), Мария Дмитриева. Эта ситуация серьезно подрывает все чудесные декларации проекта о заботе, региональном развитии и горизонтальности.

IV. Частно-государственное партнёрство

И последнее — Егор Софронов бесстрашно в своем заявлении подверг жёсткой критике все основания финансирования современного искусства в России, указав на их возобновляемую токсичность, на первосцену первоначального накопления, и призвал «потребовать от деятелей искусства, от институций приверженности общественным интересам»[4]Софронов Е. Тезисы о функционерах от искусства // aroundart.org, 8 августа 2020.. При этом рецепт этой приверженности остается открытым и неопределённым, как, собственно, и сам этот интерес, который, очевидно, формируется в широкой публичной дискуссии, в которой современное искусство занимает весьма скромное место.

Ловушка местного развития современного искусства заключается в том, что в ситуации атаки со стороны различных сил консервативной реакции, при наглой и подлой поддержке государства, само современное искусство мыслится как безусловное благо, как раз и воплощающее, по умолчанию, эти общественные интересы. И мы все должны сплотиться, чтобы их защищать, не ставя под сомнения это благо — иначе будет хуже. Собственно, в этой риторике и сделана «Немосква», в ней же работают большинство институций искусства в России. Кураторские проекты, которые сейчас в фокусе внимания, тоже ей нисколько не противоречат[5]Мария Дмитриева: «Материальную поддержку получат в первую очередь те проекты, которые совпадают с городами присутствия спонсоров кураторской школы “Немосква”». Ibid..

Я позволю себе не согласиться с этим общим мнением о безусловной самоценности современного искусства. Для меня центральным вопросом является, скорее, жёсткая критика института современного искусства с позиций его политизации. Вопросы трудовых отношений также могут и должны быть политизированы, и здесь важно, чтобы мы как сообщества требовали от институций отчёта за их действия, прозрачности бюджетов и партисипаторного распределения, что и начало происходить сейчас. Именно это может и должно стать нашим вкладом в общее дело освобождение искусства от его инструментализации новыми формами частно-государственного партнёрства, которые неизбежно приводят к полному эстетическому тупику.

Примечания:

1 Комментарий Ивана Стрельцова описывает логику проекта, вписанную в государственнический консерватизм: «Nemoskva не критикует гиперконцентрацию ресурсов, не создает новых инструментов культурной политики. …> Nemoskva строится по логике, схожей с другими экзотизирующими проектами, ищущими в региональной репрезентации ресурс для конструирования российской идентичности и новой традиции. Но этот апроприирующий консерватизм противостоит локальной традиции и автономии региональных художественных сцен». Стрельцов И. Экзотизирующая политика. Nemoskva и Владивосток: опыт бесцельных художественных исследований // NEST, 21 декабря 2018, http://neeest.ru/opinions/4950.

2 Пригласить Цветкову и достойно показать её «порнографические» работы и спектакли, якобы вовлекающие в гомосексуальность подростков, было бы простым и важнейшим жестом, отсутствие которого история обычно не прощает. Тем более Цветкова самая такая глубокая «Немосква».

3 Мне почему то показалось важным, что проект с масштабной живописью в переходе пришел из Ростова-на Дону, города, где живет куратор Олег Устинов. Он находится практически на границе с Донецком, где трагическая военная ситуация ощущается, как мы знаем из прессы, довольно остро.

4 Софронов Е. Тезисы о функционерах от искусства // aroundart.org, 8 августа 2020, http://aroundart.org/2020/08/08/funktsioneram/.

5 Мария Дмитриева: «Материальную поддержку получат в первую очередь те проекты, которые совпадают с городами присутствия спонсоров кураторской школы “Немосква”». Ibid.