Совместно с фондом поддержки современного искусства Cosmoscow печатается расшифровка прошедшей на ярмарке дискуссии из серии Cosmoscow Talks: Кристианна Бонин, доктор искусствоведения из Массачусетского технологического института и корреспондент издания Russian Art Focus, провела обсуждение «Создание пространства: новые перспективы самоорганизующихся арт-инициатив». В нем приняли участие: Александра Дорофеева, основатель, директор и куратор железногорского Центра современного искусства «Цикорий»; Симон Мраз, коллекционер современного искусства; Анастасия Пацей, искусствовед, куратор, директор Музея нонконформистского искусства; Евгений Римкевич, Василий и Степан Субботины, группировка ЗИП, «Типография».
Кристианна Бонин: Я очень рада, что сегодня офлайн модерирую эту сессию, которая называется «Создание пространства: новые перспективы самоорганизующихся арт-инициатив». Мы здесь объединили кураторов, коллекционеров, искусствоведов, которыми я действительно восхищаюсь. Прежде всего я хотела бы обратить внимание на спонсора этой панели — это онлайн журнал Russian Art Focus, который поддерживают The Art Newspaper и Aksenov Family Foundation. Он публикуется на английском языке и охватывает все, что происходит в современном искусстве в России и соседних странах. Кроме того, у нас есть Youtube-канал, на котором регулярно выкладываются интервью с художниками. Большое спасибо, Russian Art Focus. Большое спасибо за поддержку The Art Newspaper и Aksenov Family Foundation. Кроме того, я хотела бы поблагодарить фонд Cosmoscow и лично Сашу Буренкова, куратора фонда и программы Cosmoscow Talks, за то, что вы нам дали возможность собраться сегодня здесь.
Сначала я хотела бы сделать небольшое вступление. Нам всем, когда зашли сюда, померили температуру. Хотелось бы использовать эту метафору для того, чтобы поговорить о температуре в мире искусства сегодня. Я бы хотела поговорить о группах в этом мире, которые формируются органично, возможно, на основе дружбы, и потом развиваются автономно и создают некоторую альтернативу существующим институциям. Это могут быть экономические, образовательные институции. Мы можем поговорить о том, что мы в принципе подразумеваем под институциями сейчас. Кроме того, мне недавно вспомнилась цитата Уильяма Гибсона, который говорил, что будущее уже здесь, просто оно распределено неравномерно. В этом смысле я считаю, что мы можем обсуждать будущее самоорганизующихся пространств для современного искусства. Что касается наших спикеров, они уже очень интересный взгляд разработали на эту и другие темы.
Для начала я бы хотела представить группу ЗИП. Я познакомилась с этой группой в Краснодаре в этом году. Cначала я познакомилась со Степаном, он в тот момент ремонтировал дверную ручку «Типографии». Позже я познакомилась с работой группы в целом. Она была основана в Краснодаре в 2009 году. В этой группе участвуют также Василий Субботин и Евгений Римкевич. Они также преподают в Институте современного искусства Краснодара, который сейчас быстро развивается. Они также занимаются краеведением, создают инсталляции и различные объекты искусства на пересечении разных сред. Кроме того, они получили ряд наград, например, премию Кандинского и премию «Инновация».
Далее хотела бы представить Симона Мраза, который является директором Австрийского культурного форума. Он занимается этим с 2009 года. В этом качестве, а также в рамках своих частных инициатив Симон был куратором ряда выставок российских и международных художников, участвовал в проекте Cosmoscow и не только. В 2016 году он попал в список 50 самых влиятельных людей в мире культуры России.
Далее — Александра Дорофеева, которая является основателем, директором и куратором Железногорского центра современного искусства «Цикорий», который был создан в 2018 году. Она является одним из организаторов Железногорской биеннале. Александра изучала градостроительство, а также историю, она занимается вопросами интеграции ментального, социального и физического пространства. Вы можете посетить ее стенд на этой выставке.
Наконец, Анастасия Пацей, Санкт-Петербург. Искусствовед, куратор, директор Музея нонконформистского искусства, а также руководиель резидентской программы этого музея. Она работает в музее с 2010 года как куратор. У нее есть ряд степеней, в том числе в области свободных искусств СПбГУ.
Я бы хотела начать с вопроса про цели. Достаточно часто у тех, кто организует свою работу самостоятельно, спрашивают, как они взаимодействуют с институциями. А я хотела бы узнать, чего вам не хватало и не хватает в существующем мире искусства, и что именно вас мотивирует; какой пробел вы пытаетесь восполнить? Итак, я думаю, мы можем начать с Александры.
Александра Дорофеева: Всем добрый день, я очень рада быть здесь. Я представляю «Цикорий», Железногорский центр современного искусства. Отвечая на вопрос про то, с чем мы боремся и какую дыру мы хотим заполнить, развивая свой центр, наверное, я бы упомянула такое понятие, как способность проникать — в английском это permeability. Обычно это понятие используют в урбанистике, когда говорят о том, что в городском пространстве очень легко от одной точки добраться до другой, не встречая никаких преград на своем пути. Мне кажется, что сейчас ситуация в провинциальных, в малых городах такая, что есть некий недостаток способности проникать между городскими структурами. Возможно, системы в малом городе существуют в некоторой изоляции друг от друга. Как раз мы, «Цикорий», хотим стать связующим звеном между этими системами.
К. Б.: Симон. Вопрос: чего не хватает, на ваш взгляд, в мире искусства, и что вас мотивировало на то, чтобы заниматься тем, чем вы занимаетесь?
Симон Мраз: Чего мне не хватает?.. Мы сейчас больше говорим о самоорганизации, о частных инициативах, в частности, в современной российской культуре. На мой взгляд, сегодня тем, кто избрал для себя этот путь, приходится достаточно непросто. Тем не менее эти инициативы очень уместны, потому что они позволяют создавать пространства, которые существуют свободно от спекуляций и идеологий. Это действительно свободные пространства. Это создает атмосферу, которая привлекает других людей. Ваш вопрос: чего вам не хватает? Конечно, не хватает структурной поддержки таким инициативам. Поддержка, конечно, была бы очень важна, однако без одновременной попытки контроля над этими инициативами. Я думаю, что инициативам помогла бы честная поддержка их работы без попытки их контролировать, без попытки чего-то им навязать. Это не то, чего мне не хватает, а, скорее, мои мечты, что было бы здорово. Было бы хорошо, чтобы их признали и поддержали. Я посещал различные города, в которых существуют такие организации, и особенно прекрасно то, что такие инициативы очень быстро привлекают большое количество людей. Причем не только молодых, но людей всех возрастов. Эти люди обычно действительно открыты, они готовы делиться идеями, обсуждать, создавать что-то вместе. Думаю, что это действительно очень ценный вклад в культурную жизнь для конкретного города, где существуют такие инициативы. Потому что иначе можно застрять в прошлом, получить в результате кладбище прошлого. Я думаю, что, кроме того, такая поддержка была бы очень важна психологически, если администрация города поддерживала такие инициативы, не говоря при этом напрямую, что они должны делать, разумеется. Такая поддержка может быть действительно важна. Вклад таких инициатив в культурную жизнь города действительно очень высок, и он должен быть заметен и оценен. Куда бы я ни отправлялся, я вижу нехватку такой поддержки. Когда я приезжаю в город, я обычно встречаюсь с его официальным представителем. Эти встречи обычно проходят в достаточно дружеской обстановке. Я их спрашиваю про местных художников, которых я знаю. Но эти официальные лица обычно и понятия не имеют, о каких таких художниках я говорю, они их просто не знают. Мне кажется, это очень досадно, и официальным лицам следовало бы гордиться такими художниками.
Степан Субботин: Всем доброе утро, меня зовут Степан Субботин. Мы представляем «Типографию» и группировку ЗИП. Наша миссия изначально строилась на личной инициативе и желании нас как художников остаться в Краснодаре. Так как Краснодар не был развит в локальной художественной среде, то нам нужно было эту художественную среду самим создавать. Первая наша попытка была связана с тем, что нам хотелось составить для себя комфортную среду, чтобы нам было с кем общаться, было где выставляться, где читать лекции, заниматься самообразованием. Мы сняли мастерскую на заводе ЗИП и взяли название этого завода, который вдохновил нас на коллективную работу. На следующем этапе мы стали самоорганизованной институцией, создали КИСИ — это самопровозглашенный Краснодарский институт современного искусства, куда звали всех читать лекции, заниматься самообразованием и делать выставки. В какой-то момент у нас появилась возможность вместе с местным бизнесменом Николаем Морозом открыть «Типографию» именно как Центр современного искусства в городе. Уже не на заводе. Это было достаточно большое пространство. Мы перешли на следующий, отличный уровень ответственности. Мы перешли к такому важному социальному, политическому отчасти проекту «Типография», который сейчас уже тоже, мне кажется, на новой стадии находится. У нас работает около восьми сотрудников. Наши цели сейчас — это сохранение коллектива и открытие современного искусства не для художественной среды в городе, а именно для публики, работа с публикой. Мне кажется, это сейчас одна из главных целей: привлечь внимание, аудиторию в «Типографию».
Евгений Римкевич: Немножко хочу дополнить, обобщить то, что сказал Степан. Одной из главных целей у нас является формирование различных сообществ. У нас это происходит именно на базе «Типографии». Мы хотим создать в своем городе точку притяжения для различных групп людей, для тех, кто интересуется искусством, кино, музыкой. Это такой культурный кластер, который был создан по принципу горизонтальной инициативы. Не было ресурсов от администрации города, например. Это было именно желание самих жителей, то есть нас как жителей города, локального бизнеса в лице Коли Мороза. Все появилось снизу, потому что была необходимость, было желание создавать, при этом оставаясь в своем городе. В какой-то момент у нас был вопрос о том, что, может, стоит снять мастерскую в Москве, например, и переехать сюда. Но мы любим свой город, нам нравится его масштаб, его соразмерность. Зачем переезжать куда-то, где и так много всего? Москва довольно насыщена событиями, большое количество художников и институций. Гораздо интереснее развивать что-то с нуля и занимать эту нишу, которая была пустая у нас в городе.
С. С.: Я еще хотел дополнить то, что говорил Симон: очень важно, чтобы была поддержка на высоком уровне. Наверное, на городском. Что нам ценно, что все идет действительно от дружеских связей, связей взаимопомощи. То, что мы являемся и художественной, и городской площадкой, в которой участвуют разные люди.
К. Б.: Анастасия, вам вопрос про цели. Продолжим про горизонтальные связи и вертикальную поддержку?
Анастасия Пацей: Наша организация — арт-центр «Пушкинская, 10» — одна из старейших в России. В 1985 году несколько художники объединились в товарищество и захватили здание, в котором они устроили мощный художественный сквот. У них была очень хорошая организация, сегодня мы бы сказали арт-менеджмент. Они делали выставки и другие мероприятия. Из этой нелегальной деятельности возник культурный центр, вполне себе официальный и известный сегодня. Мы договариваемся с местной администрацией, получаем поддержку разных сторон. Лакуна, которую «Пушкинская» здесь заполнила, это было в первую очередь рабочее и потом уже презентационное пространство для художников. Они долгое-долгое время были вынуждены оставаться в андеграунде и были широкому кругу людей неизвестны. То есть стояла такая практическая задача, нужны были мастерские, а их не было. Получить их было формально нельзя. Тогда художники выбрали путь сквоттерства, захвата с последующей трансформацией в институцию. И с культурной точки зрения это, конечно, была большая лакуна, я бы даже сказала дыра, и оставалась на периферии. Обе цели были достигнуты.
К. Б.: Вопрос про аудиторию. Во всех выступлениях сейчас говорилось о создании сообществ или о сообществах в том или ином виде. О желании остаться в своем родном городе. Для кого эти инициативы? Если основной фокус — это сообщества, то хотела бы ввести два понятия: первое — это знакомства, и второе — чувство удивления и неожиданного восторга. В первом случае нужно быть знакомым с местной аудиторией и приглашать людей в знакомое для них место, где они чувствуют себя своими, куда они спокойно входят, где они могут даже поучаствовать. Но при этом нужно создавать моменты удивления, нужно вызывать у людей любопытство. Наверное, здесь не так просто сходу найти баланс. Как увязать эти два вектора, как заинтересовать людей в знакомом родном месте, как создать это чувство необычного? Может, здесь помогает архитектура. Может, выставки. Может, какое-то обрамление эстетическое. Может, момент остранения, где вы слегка отступаете от привычного контекста и создаете ситуацию для людей, где они видят что-то необычное, и это создает для них момент задуматься, на минуту остановиться. Как создать это чувство необычного, как вызвать любопытство в знакомом контексте?
А. Д.: Очень здорово, что вы говорите о чуде и узнаваемости в рамках институции. Мы вообще очень любим говорить про чудеса. Когда только наше сообщество решило, что пора становиться серьезными, и мы хотим стать официальной институцией со всеми последствиями, мы думали о том, что было бы здорово развить некую субъективную, флиртующую институцию, которая могла бы устанавливать очень теплые дружеские связи с посетителями. Конкретно как мы пытаемся этого добиться: мы очень много рефлексируем, как так сделать, чтобы институция была не о дежурной улыбке, а скорее о постоянно меняющихся отношениях с аудиторией. Мы пытаемся в поле SMM и инфоповодов действовать как живой организм. В принципе мы нашу институцию вполне очеловечиваем. Думаю, что это как раз момент одновременно узнаваемости и чуда.
С. М.: Думаю, что важное искусство всегда занимается социальными вопросами. Социальные вопросы бывают разными, но они всегда близки к реальности. Поэтому я думаю, очень сложно сейчас строить Дворцы культуры. Дворцы красивы, но вопрос, насколько они близко к реальности? Они как кунстхалле — хороши для показа искусства. Но искусство растет не там, где его можно показывать — вряд ли оно будет там расти. Оно растет там, где художник чувствует себя дома. Ценна familiarity. Искусство может расти в деревне. Оно может расти там, где творчество встречается с важными социальными вопросами, с реальностью. Поэтому самоорганизации так важны. Потому что там встречаются люди. Те, кто там работает, не только свободны — они чувствуют себя дома. Просто у меня самого есть это маленькое впечатление, в моей квартире. Моя квартира — это точно никакая не история. Что мне нравится, когда я даю художнику свои ключи, чтобы художник или художница могли там работать, приходить в любое время, это приятное ощущение, что художник хорошо, естественно чувствует в моем доме. Мне важно, что потом художники приглашали своих друзей, потому что думают о выставке в личном пространстве. Гостей их не должно быть слишком много. Иначе теряется чувство «быть дома».
Вот здесь большой, прекрасный гостиный двор, здесь продается искусство, все это очень важно, здесь практически ГОСТ пространства искусства. Но именно чудо реализации искусства — оно, по-моему, реализуется там, где чувствуется дом.
С. С.: Мне кажется, что это две разные тактики. Чтобы совмещать их, нужно находить силы уходить от них, отчуждаться и возвращаться обратно, потому что удивление — оно существует ближе к тем, которые занимаются другими профессиями и ждут удивления, чтобы развилось последующее размышление. Для художников важна локальная, автономная среда, помимо того, чтобы они могли открывать то, что закрыто, например, какие-то двери. Как котам. Котам тоже не нравится, когда двери закрыты. У нас год назад произошел переезд из одного пространства в другое. Это был на самом деле очень большой страх того, что нужно все менять, нужно делать ремонты колоссальные. Что нас вдохновило, это что мы в новом пространстве можем делать что-то кроме выставок, и что это пространство за счет этого будет действительно социальным. Потому что выставка — это важное политическое поле, где люди встречаются в свободном пространстве с искусством, друг с другом. Но, с другой стороны, выставка обладает некими консервативными свойствами. Нам хотелось, и в принципе, мне кажется, мы этого добились отчасти, чтобы новое пространство было гибридным, где человек приходит смотреть кино, слушать разного уровня сложности лекции, где он параллельно может заниматься изучением книг или прийти на фестиваль или на свопы. Все это будет среди искусства. Искусство перестает быть элитарным и повешенным на белые стены, а, наоборот, приглашающим к разным опытам восприятия. Это то, к чему мы стремимся, чтобы мы были гораздо разнообразнее в плане опыта. Это, наверное, главная задача сейчас.
А. П.: Мне очень нравится эта связка, которую Кристианна предложила: известность и потенциал удивлять и удивляться. Слушаешь ответы коллег и размышляешь. Этот принцип лежит в основе двигателя «Пушкинской» деятельности. Потому что, с одной стороны, это уже довольная старая, известная, узнаваемая и солидная организация. Но, с другой стороны, все равно, если спросить какого-нибудь среднестатистического нашего посетителя о том, что такое советский андеграунд и что такое ленинградский нонконформизм, то не все смогут конкретно ответить. Очень много посетителей приходят к нам, потому что это классное место, там приятно находиться, там необычно, интересно, живые художники, разные галереи, бары, но они очень мало порой знают об историческом контексте и вообще о том, как это место возникло. Мы пытаемся балансировать: продвигать Центр как место, куда можно прийти за современным искусством, за творческой самореализацией и стилем художников, кураторов, обычных посетителей; и в то же время продолжать раскопки большого каньона под названием «Советское неофициальное искусство» и как-то наши находки, естественно, представлять. Думаю, когда в институции есть хороший баланс между известным и удивительным, это дает энергию.
К. Б.: Позвольте заострить внимание на пространстве. Все об этом говорили. Давайте свяжем это понятие с идеей становления институций. Вот вы переехали в новое пространство. Действительно это волнующий, может, даже пугающий опыт. Вдруг вся ваша деятельность обрамляется такой конкретностью. Александра говорила о пути к становлению в качестве институции. Когда вы наконец стали институцией, у вас наконец реализовалась мечта о своем пространстве, можно ли в этом застрять? Появляется ли некоторая статика? Нужно ли компенсировать такую возможность? С одной стороны, перед вами раскрываются новые горизонты, когда вы получаете свое пространство; с другой стороны, бытие в качестве институции накладывает определенные ограничения. Каким образом лавировать?
С. С.: Мы задумывались над этим постоянно: институция является неким монументом на площади, который невозможно сдвинуть. Она не обладает мобильностью, которой бы хотелось обладать в городском пространстве. Мы все-таки находимся в четырех стенах или в восьми, или в двенадцати. Что я бы хотел сказать про «Типографию» сейчас, так это что у нас пока не выстроилась база, которая необходима для монумента. Этот монумент — он не столько про величие этого места, сколько про встречу. Про то, что в Краснодаре есть место, куда ты можешь прийти и встретиться с необычным, получить знания. База, монументальность или площадь, которую не сдвинуть, заключается как раз-таки в этой встрече. Мобильные проекты важны тем, что в них расслабляешься и находишься в приключении. А работа с постоянным сложная. Много финансовых вопросов, которые всегда находятся в нестабильном состоянии. А мобильность проектов иная. Вот у нас есть проект «В пути», где мы путешествовали на Фольксвагене Транспортере по разным городам и знакомились с художниками, самоорганизациями, институциями. Это опыт, который дает тебе новые силы. Поэтому мне кажется, нам важно находить баланс между статичным и мобильным, это нужно для рождения энергии, желания работать вместе.
Василий Субботин: Дополню, что во время карантина было острое ощущение, что наше коллективное тело испытывает боль. Пространство в тысячу квадратных метров находится пустующим, людей там не собирают и не встречают. Выступают пограничные силы, которые препятствуют встрече. Это опыт, который интересно почувствовать.
С. М.: А какой был вопрос, еще раз?
К. Б.: Вопрос был про важность физического пространства.
С. М.: Невозможно просто все делать онлайн. Это просто невозможно. Во всяком случае, для меня искусство — это по-прежнему нечто физическое. Это про встречу с человеком, разговор с человеком. В пространстве при личной встрече вы будете говорить с человеком по-другому, чем в онлайн-пространстве. Физическое пространство всегда будет актуально.
А. Д.: Мне очень нравится риторика Степана про социальное пространство как физическое. Действительно, мы во время карантина поняли, что важные механизмы можно перенести из физического, но, конечно, волшебство личной встречи никогда не заменишь. Если говорить вообще о физическом пространстве города, я бы сказала, что художники Железногорска очень увлечены его развитием. Я упомянула во время своей первой речи проницаемость. Как раз Железногорск — это город, где проницаемость развита на сто процентов. Это город-сад, город-джунгли, где можно потеряться очень легко и остаться инкогнито, несмотря на маленький размер. Железногорские художники любят рефлексировать на эту тему. Также на тему пространственной чувственности. Это такая формулировка, которую мы придумали, говоря о тех городах, где нет достопримечательностей в классическом понимании этого слова. То есть Железногорск — это очень молодой город, и его главная достопримечательность — это гомогенное пространство, по которому очень приятно фланировать. В целом историю города, урбанистические сценарии мы любим развивать как сообщество и как арт-группа.
А. П.: Мы говорим оду любви нашему дому, нашему физическому пространству. Карантин и закрытие для посетителей в марте ощущались как травма, моральная и финансовая. Пережив ее, я подумала: «Здорово, это возможность освободиться от бремени физического пространства». Коллеги сказали, что это очень тесно связано с постоянными расходами, с головной болью по поводу технических моментов: починить, покрасить и так далее. Пространство в реальности требует очень много сил. Мне показалось, что эти месяцы самоизоляции помогут нам от этого освободиться и полностью перейти в онлайн. Но оказалось, когда после практически полугода работ в таком формате я вернулась на «Пушкинскую» в музей, то поняла, как этого сильно не хватало и еще больше почувствовала привязку к реальному пространству.
Здесь я тоже занимаю несколько народную позицию, что пространство реальное крайне важно. Единственная потребность заключалась в пространстве рабочем для художников, пространстве для выставок, публичного показа альтернативного искусства. Понятное дело, что нужно было пространство, нужен был дом. Сейчас это по-прежнему важно, по-прежнему актуально. В будущем мы увидим много новых возможностей цифровых пространств. Будет новая виртуальная фотография. Но физический адрес, место, где можно физически принять гостей и встретиться, все равно будет играть очень важную роль. У нас также работает программа резиденции в центре. Мы ее перевели в виртуальный режим. Сейчас много классного, хорошего отклика от художников. Никто не сказал, что участие в виртуальной резиденции заставило их отказаться от планов приехать в Санкт-Петербург на «Пушкинскую». Я думаю доказать, что физическое пространство по-прежнему очень важно.
К. Б.: Теперь вопрос про навыки, набор умений и знаний: вы все работаете в разных областях и с разными людьми, с кураторами, с представителями власти, вы работаете с художниками, с исследователями, с архивистами, выполняете роль фандрайзеров, и для всего этого общения вам нужны различные навыки. Конечно, иногда они пересекаются, но, тем не менее, вы когда-либо встречались с конфликтом между разными вашими ролями, и какие навыки при этом являются незаменимыми?
С. С.: Сейчас мы стремимся к тому, чтобы каждый занимался на своем месте профессионально, своей работой: чтобы куратор занимался — курированием, публичной программой занимался человек, который ее создает. Вот у нас Лена Ищенко — главная кураторка, Марианна занимается программой кино, лекций, кинопоказов. Мы выходим, мне кажется, сейчас на профессиональную сторону рабочего процесса, но при этом все равно все мы занимаемся одновременно и уборкой пространства, и распространением информации, общением с патронами. Это, в общем, такая тоже мультифункциональная постоянная деятельность. Мы хотели бы, чтобы работа строилась на более понятных профессиональных основах, мы к этому стремимся, это сложно сделать. А для нас как для группировки ЗИП, мне кажется, работа в «Типографии» все время, наоборот, была сменой деятельности, которая тоже необходима и художнику, и куратору, любому работнику или работнице культуры, потому что часто мы попадаем в рутину, которая очень однообразна. А когда ты можешь еще заняться организацией выставки или просто физическим трудом и разбавить свою повседневность новыми процессами, которые при этом тоже находятся в рамках культурной деятельности и общего целого, то нам это разнообразие придавало силы.
С. М.: Конечно, некоторые функции остаются необходимыми, и от них нельзя избавиться. Например, необходимо находить деньги, и, нравится мне это или нет, мне, конечно, приходится этим заниматься. Если я хочу чем-то заняться, мне нужны средства, и, да, мне это не очень нравится. Конечно, прекрасно, когда есть люди, с которыми у вас есть доверие, которые готовы предоставить ресурсы. Но в целом заниматься финансами — не самая прекрасная часть нашей работы. Что касается художественной работы, кураторской работы, надо понимать, что все это меняется с годами. Я уже 12 лет в России, в Москве. Конечно, за это время многому учишься. Время опыта играет в пользу, особенно когда хочешь развивать, показывать искусство. Когда проходит время, конечно, начинаешь стареть, все больше ощущать связь с сообществом, тебе хочется остаться, все это влияет. Здесь появляется интересная задача: остаться интересным, сделать так, чтобы мои задачи оставались интересными для меня. Это двойной интерес: интерес для меня и интерес того, что я создаю. Иногда это комфортно, иногда требует выхода из зоны комфорта. Что касается кураторства — это в принципе очень интересная тема, особенно здесь, в России. Это художественная работа и работа с художниками. Но, кроме того, куратор должен заниматься целым рядом других задач. Сейчас я работаю с молодыми кураторами много. Это очень приятный процесс, потому что они привносят новые идеи, новые мнения, некоторую свежую волну в эту работу. Мне это очень нравится — работать с кураторами. Я помню один проект, где-то в Подмосковье. Было интересно обнаружить, что мое видение проекта сильно отличается от видения молодых кураторов. Замечательно, когда есть возможность объединить идеи, обсудить их, создать что-то новое. Это заставляет почувствовать себя живым.
А. Д.: Забавно отвечать на вопрос про навыки в Железногорске. Все виды деятельности, которые вы перечислили — исследователь, куратор, критик и так далее — супермаргинальны в Железногорске. Никто не понимает, кто эти люди. Совмещать все эти функции разом, конечно, очень интересно. Мне нравится наблюдать за ситуациями, когда человек одновременно стоит в нескольких полях, то есть одной ногой в современном искусстве, другой — в менеджменте. Это интересно с точки зрения вообще контента художественного. Увлекательно смотреть на художественные проекты, которые делает человек вне дисциплины. Допустим, если какой-нибудь менеджер в формате художественного проекта рассказывает о проблемах, которые решает. Полезно, я думаю, в любой критической ситуации думать, что ты художник, потому что это дает тебе карт-бланш и много смелости.
А. П.: Про карт-бланш художникам согласна. Сейчас веду курс по менеджменту в Академии Штиглица. У нас завязалась недавно со студенткой дискуссия по поводу того, что у художника, в отличие от куратора или менеджера, есть карт-бланш, то есть он может, скажем так, с карточкой художника пройти практически в любую область, и ему там будут рады. У него будет возможность, например, работать с микробиологией. И никто не будет требовать от него научной точности. Если куратор пойдет в область экономическую или еще куда, то там требования совершенно другие. Или если, например, экономист придет в искусство… Художникам очень повезло. Но на них и большая ответственность. Сравнивая западный и российский опыт, поразительная разница, насколько у нас ожидают от кураторов, что они будут делать абсолютно все. В самоорганизованных институциях мультидисциплинарность еще ярче проявляется. У нас в команде все культурные разнорабочие. Действительно может быть такая ситуация, когда утром ты участвуешь в конференции, днем принимаешь специальную делегацию с высокопоставленными гостями на выставке, вечером ведешь лекцию, а перед уходом моешь пол или делаешь мелочи на монтаже. И как-то все это соединяется в одном человеке. Поэтому я думаю, что в принципе люди, которые берут на себя смелость организовать собственную инициативу, собственное пространство, имеют амбиции все сделать своими силами. Я думаю, что это качество хорошее. Вообще сложно представить, как можно в нашей области работать немеждисциплинарно.
К. Б.: Последний вопрос про будущее самоорганизующихся инициатив. Как вы думаете, каким оно будет с физической точки зрения, с точки зрения условий? Подумайте о будущем самоорганизующихся инициатив: что нам нужно сейчас для того, чтобы продолжать развиваться в будущем? Мне любопытно, что вы думаете на эту тему, и подумайте также о вопросе масштаба. Мы сегодня обсуждали сообщества, и это сообщество может охватывать целый город. Но, может быть, вы хотите развиваться дальше. Например, Александра, вы говорили про биеннале, может быть, вы хотите расширять сотрудничество с другими странами. Что вы в целом думаете о будущем, и какие условия нужно создать, чтобы вы могли продолжать развиваться.
С. М.: Думаю, что самоорганизованные инициативы — это, вероятно, наиболее интересный и многообещающий формат. Он уже состоялся. Государственная культурная политика сегодня не так интересна для людей с точки зрения того, какое там наполнение по искусству. Есть государственные институции, которые хорошо справляются со своими задачами, но когда речь заходит про креатив, про взаимодействия, то тут уже они слабее. Есть коммерческие начинания, но тут всегда людей тянет к «оформухе». Если вы что-то продаете, то оно должно вписываться куда-то.
Сегодня происходят большие общественные изменения, страшное, пугающее происходит. В такое время есть необходимость иметь место, где вы можете что-то свободно обсудить, где вы будете чувствовать себя как дома. Безопасная гавань, безопасное пространство, куда можно вернуться. Здесь, кстати, помогают коммуникации. Сейчас ведь не обязательно быть лично в Москве, на Манхеттене, в центре Парижа, чтобы вас услышали. Это в принципе больше не обязательно, есть самые разные технологии и коммуникации. Так можно скакать по всему миру. Есть художник, он сейчас вообще на острове отдыхает, в Инстаграме видел. Совсем другая атмосфера. Он на Гаити. В принципе можно там комфортно оставаться. Необязательно постоянно быть в разъездах, и при этом вас услышат миллионы людей. Думаю, что это может служить хорошим подспорьем для развития самоорганизаванных инициатив.
А. П.: Количество самоорганизованных инициатив будет расти. Такая тенденция есть. Чего на мой взгляд не хватает, так это трех компонентов. Во-первых, не хватает, конечно же, государственной поддержки. Все проекты держатся на личном энтузиазме, на готовности участников отодвинуть свои экономические потребности, и это создает очень нестабильную ситуацию. Было бы очень здорово, если у нас существовали программы государственной поддержки для таких инициатив. Даже если у них нет юрлица, но есть хорошее, небольшое дело. Надо преодолевать стену бюрократии, которая зачастую стоит между классными инициативами и деньгами, которые они могут использовать на свое развитие. Во-вторых, хотелось бы, чтобы у таких пространств было больше видимости: чтобы их приглашали, про них говорили, писали. Часто мы думаем: «Да, посмотрим, чем они будут заниматься через два, три, четыре года. Тогда мы их пригласим, или тогда сделаем выставку, или дадим каталог». А это пространство уже может не существовать через это время. Надо брать и смотреть, пока они находятся в фазе бутона, скажем так. В-третьих, очень помогло бы, если у студентов, которые сейчас учатся в художественных заведениях, по смежным направлениям культурного менеджмента, искусствоведения, было больше практических навыков создания проектов. Следует объяснять людям: «Вот у вас есть такая классная идея, а так вы ее можете реализовать». Часто выпускники художественных вузов выходят очень вдохновленные и с огромным творческим потенциалом, но им не хватает технических навыков и сетевых связей, чтобы свои идеи реализовать. Будем надеяться, что будут такие изменения.
А. Д.: Возможно, самое интересное в самоорганизациях — это экспериментальный подход к выстраиванию внутренних коммуникаций и внешних коммуникаций. Внутренние — распределение труда и эксперименты с этим. Внешние — самопозиционирование в информационном поле. Было бы здорово больше говорить об инсайдерских вещах. Потому что это огромное наследие, которое можно использовать для стратегии будущего в других дисциплинах и в жизни в целом.
С. С.: Я согласен с тем, что самоорганизации в целом следует происходить не только в художественной среде, а вообще. Много же есть разных возможностей и разных сфер для самоорганизации. Это, мне кажется, будет очень революционно менять ситуацию в целом. Хотелось бы, наверное, чтобы в самоорганизациях, которые особенно долго продолжаются, было меньше самоэксплуатации. Но чтобы было меньше самоэксплуатации, нужна дополнительная поддержка, которая могла бы гарантировать будущее хотя бы на несколько лет вперед. Бывает много разных самоорганизаций, и все зависит от цели. Допустим, наша цель, как мы уже говорили, это работа с городским контекстом, с художественной средой, с разными сообществами. Для такой самоорганизации нужно долгосрочное понимание будущего. Хватит ли нам на это сил? А силы будут, если будет поддержка разных уровней. Еще для самоорганизации очень важно сетевое взаимодействие. Мы все можем общаться друг с другом, друг друга поддерживать. Если у нас даже нет ресурсных возможностей сейчас, то мы хотя бы можем друг друга поддержать. В этом нет проблемы. Эта тенденция развивается в последнее время. Мы прекрасно дружим, ездим друг другу в гости, в Новосибирск, Омск, Железногорск, Краснодарский край. Эта сеть уже создана, по сути, и этой сети нужна поддержка. Мне кажется, очень важно вдохновлять самоорганизацию, чтобы они видели свое будущее.
The blog owner requires users to be logged in to be able to vote for this post.
Alternatively, if you do not have an account yet you can create one here.