Набор для выживания

684        0       

Павел Сельдемиров, «The Becoming», 2020. Предоставлено художником.

Александр Буренков: Дискуссионная платформа ярмарки впервые получила тему: «Соприсутствие». Имеется в виду чрезвычайное положение, в котором ярмарка организуется в этом году. Проектировать ее было бы неправильно, не обращаясь к прагматике выживания культурных институций, художников, коллекционеров, кураторов, других профессионалов.

Мы обсудим выживание и новые операционные модели, программы институций в ответ на пандемию. Мы собрали представителей разных институций. Сам фонд Cosmoscow воспринял пандемию для переосмысления миссии и задач; того, куда мы вообще движемся; как мы взаимодействуем с художественным сообществом.

Финансовые ограничения, сворачивание проектов в первой половине года стали толчком для новых программ, таких, как конкурс Audi Born-Digital Award для цифровых художников, микрогранты для графических серий «Сериалы», а также онлайн-платформа «Ближе», создать которую фонд смог, став победителем конкурса «Общее дело» программы «Эффективная филантропия» благотворительного фонда Владимира Потанина. Последняя поддержала пятнадцать молодых российских художников, работающих с экспериментальным образованием, со стратегиями радикальной и феминистской педагогики в своих практиках.

Переходя к обсуждению, я хотел бы узнать мнение художественного руководителя британского фонда Delfina Аарона Сезара. Аарон Сезар возглавляет лондонскую Delfina с 2007 года. Изначально ее программы были ориентированы географически на поддержку художников Африки, ближнего Востока, Юго-Восточной Азии. Последние годы она формировалась вокруг перформансов и тем, связанных с политикой еды. Ваша институция курировала перформативную программу Венецианской биеннале 2019 года. Отвечала за большое количество резиденциальных программ в Лондоне, как для художников и кураторов, так и для коллекционеров — важный вклад в инфраструктуру. Вы развивали вместе с тем и более интимные форматы, такие, как семейные застолья: экспериментальное взаимодействие с локальными сообществами, объединение людей за ужинами, что требует, разумеется, присутствия. Как вы адаптировали программы в 2020 году, какие планы строите на ближайший год?

Аарон Сезар: Большое спасибо за возможность выступить сегодня. Много чего отменилось, много чего перенеслось. Говоря о нашей работе в Delfina Foundation и моей работе в качестве куратора, год действительно выдался очень непростым, как для меня, так и для моих коллег. Я думаю, что пандемия повлияла на всех нас, как в профессиональном качестве, так и в личном. Наш фонд работает с художниками со всего мира. В Великобритании были введены ограничительные меры в связи с коронавирусом. Карантин начался в марте, и нам, по сути, пришлось разослать всех художников по домам: в Африку, в Азию, в Латинскую Америку, в Северную Америку, в Европу. Знаете, я почувствовал себя будто работником посольства, который отвечает за то, чтобы отправить всех своих граждан домой. Это было важно, чтобы обеспечить безопасность художников и доставить их домой надежно, потому что тогда как раз был один из пиковых моментов в пандемии.

Еще один важный момент, я думаю, что все участники согласятся: тогда очень важно было поддерживать отношения и расширять сеть, чтобы действовать совместно. И вот наши резиденты, которые были вынуждены отправиться домой, все равно продолжили работу с нами уже онлайн. На протяжении шести недель мы продолжали с ними работу. Завершили проекты, которые были уже начаты художественно и исследовательски. Каждую неделю мы организовывали онлайн визиты в мастерскую художника. Это была замечательная возможность для художника получить обратную связь по своей деятельности.

Еще у нас есть семейные ланчи. На эти действительно камерные мероприятия каждые две недели собирается до тридцати человек. Профессионалы мира искусства, художники, коллекционеры все вместе едят и обсуждают релевантные вопросы дня. Во время пандемии мы сделали несколько таких виртуальных ланчей. Мы попросили художников предложить нам свои рецепты, что-то, что люди могут приготовить дома. Помимо этого мы заказали у художников онлайн презентации. По сути, презентация была очень похожа на то, что у нас происходило обычно. Мы попытались физические атрибуты перенести в онлайн и ограничили наличие онлайн контента на этих мероприятиях, потому что, знаете, когда только началась пандемия, все рванули в онлайн и контента стало просто слишком много. И вот идет эта профессиональная деятельность, но при этом люди лично испытывают очень непростые времена, это травмирующий опыт. Поэтому мы решили, что на самом деле важно как-то сосредоточиться на себе, пересмотреть свой бренд. Мы поняли, что нужно стать платформой для художников, которая их поддержит, потому что большое количество возможностей закрылось, выставки отменялись и так далее.

Петр Швецов, «Пушки и розы», 2013. Кафельная плитка, монохромная роспись. Вид установки на фестивале Арт-проспект. Фото художника.

Возвращаясь к мысли о том, что важна сеть. Каждые две недели у нас есть конференц-звонок по стратегии с крупными лондонскими институциями, где мы обсуждаем вопросы возвращения к нормальной жизни, открытия, мер предосторожности: маски, санитайзеры. Также там поднимались вопросы, выдвинутые в связи с движением Black lives matter («Жизни черных имеют значение»), и как они связаны с коронавирусом. Идея таких звонков — опять же сплоченность, инициатива работы вместе. От коллег вы еще об этом услышите. Сейчас мы активно думаем о том, как репатриировать художников, как работать с ними онлайн. Вот буквально уже на следующей неделе у нас резиденция восстановится, мы снова открываемся.

Александр Буренков: Очень важной программой вашего фонда является международная резиденция. Сама идея мобильности как главного источника вдохновения новых проектов из-за обмена опыта, погружения в новую среду как будто кажется несовместимой с пандемией, с закрытием границ. Другая участница нашей дискуссии также столкнулась с необходимостью переосмыслить роль резиденций в меняющихся условиях — Натали Англе, сооснователь и исполнительный директор Residency Unlimited, нью-йоркской организации, базирующейся в бруклинском бывшем католическом костёле. В 2018 году вы запустили совместно с Московским музеем современного искусства обменную программу для российских художников, кураторов, галеристов и приняли первых трех участников. Какие у вас планы на ближайший год, в том числе на обмен с Россией, с другими странами, и планируете ли вы развивать резиденции онлайн?

Натали Англе: В первую очередь позвольте сказать, что действительно в прошлом году мы были очень рады, что стали партнерами с ММОМА и выбрали трех российских деятелей. Ими стали Елена Ищенко, главный куратор центра «Типография» в Краснодаре, и Сергей Гущин, основатель галереи Fragment в Москве. Для нас это был первый опыт, когда мы организовали резиденцию для галериста, что оказалось очень продуктивным и для них, и для нас. Надеюсь, мы действительно сумеем продолжить организовывать резиденции для российских художников, кураторов и галеристов. Отвечая на вопрос, я, наверное, соглашусь со многим из того, что сказал уже Аарон. Нужно быть приземленным и практичным касательно работы. В марте началась пандемия, и у нас тогда находилось тринадцать резидентов, художников, кураторов. Кто-то буквально только-только приехал, и они были вынуждены уже через 2–3 недели возвращаться домой. Аарон тоже правильно сказал, что безопасность тогда была ключевым моментом, мы организовали им перелеты домой. Вместе с тем, нам и повезло: мы тогда запланировали две программы для художников из США и Нью-Йорка. Программы должны были начаться в апреле, и вот буквально в тот же момент, когда уехали международные участники, местные художники проходили по двум другим программам. Первая — резиденция для гор. Нью-Йорка 2020 года, которая фокусируется на цветных художниках, художниках, представляющих ЛГБТ-сообщество. Вторая программа по вопросам продовольственной безопасности. Эти программы на самом деле во время пандемии стали еще релевантнее. Художники подбирались посредством конкурса по заявкам с советом жюри. Когда ситуация переменилась, мы запросили у художников согласие на то, чтобы продолжить резиденцию уже онлайн. Все согласились. Для меня лично это был особый момент. Я испытала огромную благодарность. Мы уже не смогли встретиться лично, но художники решили не откладывать, например, на следующий год. Для них всех это тоже был первый опыт резидентства онлайн. Необычно, но мы решили все-таки сделать это вместе. Получилось очень здорово.

Мы видим такую деятельность у других коллег. Delfina Foundation так же делали. У нас были виртуальные посещения мастерских, воркшопы. Это позволило нам расширить географический охват. Мы смогли пригласить людей не только из США. Это одна из положительных сторон виртуальной резиденции, потому что действительно можно охватить намного более широкую аудиторию. Этот опыт продолжался для нас три месяца. Соответственно мы были очень заняты. Но параллельно с этим мы запустили дополнительную программу для международных художников, которых нам пришлось отправить домой. У нас пройдет онлайн выставка «Открытки из дома», работы создаются как раз этими художниками из своих домов по всему миру. Говоря про планы на будущее, мы надеемся, что наши международные резиденции возобновятся с личным присутствием в следующем феврале. Насколько вы знаете, сейчас в США границы закрыты для большинства стран мира. Кто-то из зарубежных художников еще может прилететь. У кого-то есть виза, у кого-то нет. А если посмотреть сейчас на консульство США, то по большей части они тоже пока закрыты, и визы получать пока не получается. Я думаю, что вы все тоже прекрасно с этим знакомы. Есть много разных факторов помимо самой пандемии. Возможно, зимой будет вторая волна, поэтому мы решили подождать следующего года и только тогда будем вновь открываться. Мы решили не рисковать снова везти художников, чтобы потом их снова отправлять домой как в марте. Мы, конечно, очень хотели бы уже открыться снова, но не получается. У нас в совете сейчас, кстати, новый член, и мы вместе планируем онлайн-резиденции, будем приглашать художников из Калькутты. Мы также начинаем партнерство с фондом Мэрью.

Екатерина Муромцева, «Галерея “Балкон”», 2020. Фото художницы.

Если посмотреть на последний опыт работы с художниками из Нью-Йорка, из США, которые по итогу работы с нами в виртуальной резиденции заполняли опросник, можно с уверенностью сказать, что модель работает, фидбэк был положительный. Говоря же об обмене, получилось тоже на хорошем уровне качества, не только с моей личной точки зрения, но и со слов кураторов, художников, которые подключались по зуму. Я думаю, так можно общаться и общаться по-настоящему, хотя мне поначалу так не казалось. Теперь я верю, что можно заниматься обменом по интернету. Конечно, это не то же самое, что встречаться лично, это отдельная сфера. Художники говорили, что, общаясь по интернету, они даже иногда чувствуют себя более комфортно, более раскованно: если они в своей мастерской, они могут пройтись по ней, показать удаленно свои работы. Пожалуй, на этом я пока завершу, скажу только, что действительно будет много еще возможностей, и мы, наверное, будем работать по гибридной модели с личным присутствием. Может, кому-то из кураторов и не захочется ездить по мастерским. Может, они захотят сделать это онлайн, и я думаю, художники не откажут и пойдут всем на встречу.

Александр Буренков: Забота о здоровье оправдывает решение найти в себе силы не спешить. Я хотел бы спросить Франческо Манакорду, художественного руководителя фонда V-A-C с 2017 года, о том, как пандемия повлияла на планы этого фонда. Франческо был художественным руководителем музея Тейт в Ливерпуле, отвечал за курирование Ливерпульской биеннале 2016 года, выступал также сокуратором биеннале в Тайбэе 2018 года.

Еще до пандемии фонд V-A-C прекратил работать с выставкой как с основополагающим форматом. Более полутора лет фонд не производил выставки в Москве. Какие изменения пандемия внесла в ваши планы, в расписание открытия электростанции ГЭС-2, запланированного на 2021 год?

Франческо Манакорда: Я думаю, что мы в V-A-C и особенно в контексте ГЭС-2 сейчас действительно много думаем о том, что такое общение с публикой. Не то, чтобы мы хотели полностью прекратить делать выставки, скорее мы хотели пересмотреть наш формат, в частности в привязке ко времени. Мы хотели бы думать о других форматах, включать в наш фокус не только изобразительное искусство, но и кино, танец, перформанс, музыка. Это стремление на самом деле всегда было в основе нашего программирования даже до пандемии. Что касается формата выставок, мы хотели действительно пересмотреть его, создать условия, при которых выставка превращалась бы в некий живой организм и вписывалась в контекст жизни. Обычно выставка просто открывается, потом она функционирует, не меняясь, затем она закрывается, и на этом все. Но мы хотели бы обратить большее внимание на физический, пространственный 3D-аспект выставок. Мы подумали о том, что мы можем поэкспериментировать с форматом выставок, включить временной аспект в работу выставок, подумать о том, как накапливаются знания в процессе функционирования выставок, в процессе подготовки к ним. Над этим мы работаем последние года три.

Что касается пандемии, конечно, она оказала определенное влияние. Несомненно, все перешло в онлайн. Но мы уже на тот момент думали о том, как пересмотреть работу нашего фонда и проектов, которые мы создаем. Пандемия внесла свои корректировки в части транспортировки, логистики, формата проводимых мероприятий. Но самое важное — я бы сказал — это вопрос актуальности, релевантности. Как нам остаться релевантными в мире, который сейчас меняется, как нам сохранить свою актуальность? Поэтому пандемия дала нашей команде возможность остановиться и поставить под сомнение все, чем мы занимались, задаться вопросами об этом. Мы действительно готовились к открытию нового центра. Были на финальном этапе подготовки нашей программы. Поэтому мы рассмотрели пандемию как некоторую возможность сделать шаг назад, подвести итоги того, что уже было сделано и спросить себя, релевантно ли то, чем мы сейчас занимаемся. Я бы сказал, что во время пандемии мы стали работать еще неустаннее, чем раньше. Мы постоянно вели обсуждение того, как мы можем подстроиться к новому глобальному сценарию, который сейчас разворачивается.

По релевантности мы обсуждали два основных вопроса. Первый — это вопрос локальности, не только из-за того, что путешествовать трудно, и весь мир замедляется. Но мы также поняли, что прозвенел своего рода звонок, и пандемия только ускорила это. Стал вопрос о том, что институции должны быть актуальны и релевантны именно в локальном контексте. Отсюда мысли о том, чтобы поддерживать локальные сообщества художников. Разумеется, мы этим уже занимались. Например, Cosmoscow занимается тем же: интеграцией локального сообщества в мировую экосистему.

Аслан Гойсум, «Памяти А. П.», 2014. Из серии «Без названия (война)». Вид инсталляции на выставке «Поколение XXI: дар Владимира Смирнова и Константина Сорокина» в Третьяковской галерее. Фото пресс-служба Государственной Третьяковской галереи.

Помимо этого, еще один важный вопрос для нас — это работа с общественностью. За месяцы ограничений и изоляции мы пересматривали вовлечение публики. В целом зачатки этого мы видели и ранее на Западе, и ситуация еще больше обострилась с движением Black lives matter. В России команда хотела, чтобы наша институция работала в связке со всем остальным миром, не была от него изолирована. В этой связи, нам было важно учитывать эти глобальные тенденции и явления. Таким образом, мы пересмотрели то, как мы общаемся с местными художниками, деятелями искусства, с местной публикой. Я думаю, что сейчас это действительно самый важный капитал, который следует накапливать институции: оставаться актуальной в том контексте и в том месте, в котором она работает.

Александр Буренков: Спасибо, Франческо.

Еще один участник нашей встречи Сьюзен Кац представляет институцию с самой длинной историей, среди всех представленных сегодня, — CEC ArtsLink, созданную в 1962 году для развития культурной дипломатии и обмена между США и десятками стран мира, в том числе с Советским Союзом. Сьюзен, я хотел бы услышать о вашем опыте адаптации. Как изменились фестиваль «Арт-проспект» и российские проекты, инициированные в вашем петербургском офисе, за последние несколько лет, и повлияла ли пандемия на планы? Паблик-арт — один из уязвимых жанров современного искусства. Он пострадал из-за пандемии. Вокруг него разворачивается дискуссия о будущем общественных пространств, о новых протоколах социальных взаимодействий в условиях дистанцирования. Как паблик-арт может переосмыслить коммуникации в общественных пространствах?

Сьюзен Кац: Большое спасибо, Александр, за эти вопросы, на которые ответить будет достаточно непросто. Действительно, последние месяцы мы много над ними думаем. Все в мире стало меняться. У нас были те же проблемы отправки художников обратно из резиденции. Было время подумать о том, как мы можем реструктурировать наши программы. У нас нет мастерской, и наши программы во многом зависят от встреч с людьми. Они все про человека, про развитие отношений с конкретным художником, куратором и так далее. Поэтому мы приняли решение отложить резиденции до того момента, пока не будет снова безопасно путешествовать.

Таким образом, мы разработали ряд других форматов, которые позволили нам другим образом собрать наших резидентов. Например, ожидалось, что некоторые американские резиденты приедут в Петербург, но мы организовали для них встречи в другом формате, и для нас это был очень интересный эксперимент. Мы могли подумать о том, как усилить наши программы. Мы стали думать о том, чтобы устанавливать онлайн-контакт между людьми еще до того, как они встретятся лично. Поэтому мы сделали упор на выстраивание отношений онлайн. Мы поняли, что сейчас networking играет большую роль. Этим мы и занялись.

Что касается «Арт-проспекта», то, конечно, первый вопрос для нас заключается в том, сможем ли мы его организовать безопасно. Второй — сможем ли сохранить международный формат фестиваля, так как Россия сейчас закрыта. Мы попросту не можем привезти на него художников из других стран. Предполагалось, что фестиваль пройдет в мае. Сначала мы его отложили на сентябрь. Сейчас мы приняли решение организовать его в двух частях. У нас будет гибридный онлайн и офлайн фестиваль в октябре. На фестивале будут представлены проекты дополненной реальности в ДК им. И. И. Газа и интервенции, доступные для просмотра онлайн и офлайн. Затем, я надеюсь, у нас состоится фестиваль в обычном режиме в мае 2021 года. Когда мы говорим о паблик-арте, когда организация работает с этим форматом временно, то, конечно, главное — это интерактивность, межличностное общение и так далее. Разумеется, в этом году мы не могли этого себе позволить, поэтому мы решили организовать фестиваль для людей со всего мира. В этот раз темой фестиваля стал «Поиск сокровищ». Сокровища — это метафора нового времени, эмоции и переживания художников в условиях изолированности и осмысление граней личного и публичного. Мы решили организовать интерактивную карту, чтобы участники могли этим заняться онлайн. Мы попросили художников создать такие работы, которые можно было бы показывать в их частных пространствах: на балконах, на окнах, может быть, во дворах, для того, чтобы художники могли делиться своей работой с публикой в октябре и размещать эти работы онлайн на интерактивной карте.

Конечно, мы подумали, что будет некомфортно организовывать только офлайн фестиваль и одновременно приводить туда большое количество людей. Поэтому мы пересмотрели формат фестиваля. Кроме того, мы попросили художников делать AR-проекты, также организовали посещение таким образом, чтобы каждый мог индивидуально посмотреть те или иные работы.

Еще одна проблема в пандемию — это финансовые проблемы художников. Мы выдавали художникам небольшие гранты для того, чтобы они продолжали создавать свои проекты. Мы постарались максимизировать такие гранты, а также информировать художников о таких возможностях для того, чтобы они продолжали творить. Фестиваль запланирован с 15 по 18 октября. Конечно, для нас это эксперимент, потому что мы впервые будем демонстрировать паблик-арт онлайн. Это звучит как оксюморон. Тем не менее, мы надеемся, что люди посмотрят эти работы онлайн и офлайн в своих соответствующих городах.

Александр Буренков: На ярмарке Cosmoscow представлено довольно большое количество паблик-арт проектов. Мы тоже видели миссией в этом году переосмыслить общественное пространство с помощью дискуссий о том, как объединяться, солидаризовываться и сосуществовать, несмотря на закрытые (полностью или частично) границы; с помощью перформансов от художников «Открытых студий» Винзавода, которые проводились все три дня работы ярмарки в Гостином дворе. Они были посвящены новым протоколам взаимодействия в общественных пространствах. Также на ярмарке был представлен проект Екатерины Муромцевой как один из трех проектов-победителей конкурса «Турбулентность», организованного культурным агентством посольства Катара. Проект можно отнести к ставшему популярным в Германии и Италии во время пандемии жанру balcony art. Муромцеву пандемия застала во время резиденции в Загребе, где она на своем балконе организовала пространство для друзей-художников. Балкон воссоздан на ярмарке, встречая гостей на входе, и выглядит определенно как символ этого странного пандемийного времени.

Давид Тер-Оганьян, «Черная геометрия», 2009. Вид инсталляции на выставке «Поколение XXI: дар Владимира Смирнова и Константина Сорокина» в Третьяковской галерее. Фото пресс-служба Государственной Третьяковской галереи.

Следующий спикер: Анна Зыкина, директор фонда Владимира Смирнова и Константина Сорокина и сооснователь галереи ArtTube, представляющей тиражное искусство и один из стендов на ярмарке в этом году. В этом году фонд передал в дар Третьяковской галерее коллекцию работ для того, чтобы музей ее положил в основу выборки искусства последних двух десятилетий. Фонд подавал это как знаковое событие. Выставка, закрывшаяся в начале сентября, представила не только работы художников, но и их взаимоотношения. Она включала разные поколения, методы, политические и эстетические взгляды.

Двенадцать лет вы поддерживаете проекты художников, оставаясь для них дружеской рукой. Как вы собираетесь развиваться дальше?

Анна Зыкина: На самом деле пандемия внесла свои корректировки как в работу фонда, так и в подготовку этой масштабной выставки в Третьяковке. Мы и до этого участвовали в разных биеннале, но, как мы понимаем сейчас, это был не тот масштаб, который мы встретили на этот раз. Мы активно готовились к проекту, который должен был открыться в Новой Третьяковке еще в начале апреля, но из-за пандемии вынуждены были ждать, когда можно было снова продолжить подготовку. Застройка была уже практически готова, оставались лишь какие-то незначительные моменты, связанные с развеской, но из-за карантина все отменилось. Для нас, так же, как и для всех, возник вопрос, что будет дальше. То есть будем ли мы открываться, нужно ли сразу же демонтировать эту выставку и так далее?

Спасибо большое Новой Третьяковке, которая решила не отменять проект. Мы открылись, как только открылся музей. Это случилось 3 июля. Мы сделали пресс-показ, естественно. Тогда уже начали открываться музеи с ограничениями — с масками, с перчатками. К сожалению, у нас не было официального, громкого открытия. Мы хотели пригласить много гостей, коллекционеров, кураторов, директоров, чтобы показать масштаб этой выставки. Мы смогли сделать пресс-показ по сеансам. Позвали художников для того, чтобы в СМИ выставка прозвучала. Потом два месяца мы работали точечно: звали гостей, водили экскурсии. Были экскурсоводы от Новой Третьяковки, от фонда, которых мы специально обучали. Все было непросто.

Мы начали подготавливать работы к дару еще больше года назад. В октябре 2019 года мы сделали большую презентацию по поводу того, что этот дар состоялся, и ждали уже открытия выставки. Это был колоссальный труд, и, как вы понимаете, работа на этом не заканчивается. Одно дело — передать работы в дар, открыть выставку, а другое — показывать, что это очень важное событие и нужно продолжать пополнять коллекцию музеев, коллекцию именно XXI века, потому что она не представлена в таком масштабе, мне кажется, ни у кого. Я не смотрела, конечно, аналитику, как там в Пушкинском музее, у которого есть своя коллекция. Нам же было важно и нужно дать понять, как дальше обращаться и работать с этой коллекцией, правильно передать эту информацию, как правильно показать историю.

Также мы представили помимо дара, коллекции работ, в том числе архив фонда за двенадцать лет. Хочу сказать, что я присоединилась к коллективу в 2013 году. В 2008-м у истоков работы фонда стояла Валерия Коваленко.

Александр Буренков: В основе работы вашего фонда лежит формат краткосрочной резиденции. При этом вы выстраиваете со многими авторами многолетние дружеские отношения, буквально выращивая их.

Также для фонда важна поддержка художников из регионов. Во время пандемии как вы взаимодействовали с ними, какие были созданы программы? Вы были очень активны онлайн.

Анна Зыкина: Все верно. Когда мы ушли «на перерыв», мы не знали, если честно, чем заниматься. Потому что вся наша деятельность была сосредоточена в мастерской, где мы делаем резиденции. По итогу каждой резиденции мы даем возможность сделать выставку. Она идет буквально от трех до пяти дней для того, чтобы зафиксировать процесс. Это могут быть две недели, месяц в зависимости от того, сколько резидент у нас находился.

Естественно, когда мы ушли на карантин, мы очень долго думали, чем заняться. В первую очередь, мы пошли онлайн смотреть, что делают наши партнеры: это, соответственно, встречи, лекции, безумное количество звонков через зум. Потом мы поняли, начав общаться с художниками, с которыми мы постоянно работаем, что им стало трудно. У кого-то паника началась. Нет денежных средств на создание работ. Кто-то в привычном ритме продолжал делать работы в своей мастерской. Самое главное случилось, когда мы обратились к Анастасии Кизиловой. Она придумала проект помощи художникам с помощью онлайн лекций, перформансов. Мы сделали больше пятнадцати встреч онлайн, которые проходили от часа до двух.

МишМаш, «Будь мягче!», 2008–2011. Фрагмент инсталляции «Деревянный ящик, камень, вата, вязание». Вид инсталляции на выставке «Поколение XXI: дар Владимира Смирнова и Константина Сорокина» в Третьяковской галерее. Фото пресс-служба Государственной Третьяковской галереи.

Здесь первая задача была в поддержке художника, чтобы каждый художник получил гонорар: это было главным критерием. Когда нельзя что-то делать в резиденции, можно помочь иначе. Мы слушали музыку группы «ЕлиКука». Иван Горшков рассказывал из города Воронежа о работе в своей мастерской и создании произведений для открывавшихся в сентябре выставок, как триеннале «Гаража». Когда мы начали узнавать у художников, что их интересует, мы сделали небольшие высказывания под общим названием «Мнение художников на карантине». Мы попросили наших художников рассказать в свободной форме, что они делают, для фиксации в социальных сетях. Тем самым, рассказывая об их деятельности, их можно было поддержать. Учитывая, что нет резиденций, мастерская простаивает, ввели пропуска, мы придумали, поговорив с художниками, инициативу, которая называется «Искусство на карантине». Художники делали выставки, одна из которых прошла на балконе — но не так, как у Екатерины Муромцевой, конечно. Плюс мы просили рассказать, что художники делали в своей мастерской. Практически у каждого художника есть своя студия, и он может сделать там свою выставку. Мы давали деньги на производство или гонорар. Мы подтверждали проект, который нам интересен, но не на нашей площадке, а у художников. Тем самым мы давали возможность осуществления идеи. Мы думаем, что и в дальнейшем это может осуществляться.

Александр Буренков: Отличная идея! Пример того, как малыми средствами и малой командой — насколько я знаю, в нее входят всего четыре человека — сделать проект, который замечен был сообществом и поддерживал художников. Он строил сообщество, объединяя художников вокруг фонда, и очень ярко прозвучал во время пандемии. Я считаю, что этот большой успех — пример местным организациям выстраивать эффективную программу и быть реактивными на запросы среды, имея при этом скромные бюджеты.

Анна Зыкина: Спасибо! Дополню, что помимо всех этих программ периода пандемии, мы, решив на этом не останавливаться, провели благотворительный онлайн-аукцион, который прошел 14 июня, практически перед выходом из карантина. Мы стремились поддержать и художников, и благотворительность. У нашего мецената Владимира Смирнова есть еще два фонда: совместно с фондами «Образ жизни» и «Во благо» мы устроили прекрасный аукцион, где участвовали наши художники, предоставившие по одной работе. Их мы отбирали совместно с нашим художественным руководителем Владимиром Логутовым. Также к нам присоединились партнеры из разных институций, таких как Omelchenko Gallery, a-s-t-r-a, Syntax. Они тоже предоставляли работы художников для того, чтобы по итогу мы смогли собрать больше денежных средств. Их потратили на поддержку художников и закупку ИВЛ.

Это я считаю очень правильным для пандемии, потому что она на самом деле не закончилась. Мы также соблюдаем дистанцию. Но в больницах проблема не меняется. Эти средства будут необходимы и потом.

Александр Буренков: Абсолютно согласен.

Еще одна участница нашей встречи, Алиса Багдонайте, удивила многих в этом году. Когда многие галереи и фонды сворачивали деятельности, запустила галерею «Алиса». Она впервые была представлена на ярмарке Cosmoscow в этом году проектом Алисы Йоффе. Кроме того, Багдонайте объявила об открытии совершенно новой институции — фонда поддержки искусства «Голубицкое», в котором она является главным куратором. Фонд основан в этом году меценатом Александром Мечетиным, который является основателем и владельцем Центра современного искусства «Заря» во Владивостоке. Куратором его также является Алиса.

«Голубицкое» разместилось на винодельне на Таманском полуострове. Его цель: исследовать пространство, строить межкультурный диалог. В основе: трансисторическое исследование местного контекста и долгосрочная резиденция для междисциплинарных специалистов — не только художников и кураторов.

В ситуации нестабильности вы видите возможной амбициозную модель международного обмена. Какие у фонда планы, как вы выстраиваете программу на ближайший год?

Алиса Багдонайте: Конечно же, все осложнилось в связи с пандемией. Дело в том, что не во время пандемии мы решили открывать фонд. Это давно спланированный проект, и это не новая институция. По сути, это перетекание в регион части функций, которые выполнял Центр современного искусства «Заря» во Владивостоке. «Заря» была в меньшей степени ориентирована на художников, а в большей — на городские сообщества, делая выставки. Ее активная, событийная работа должна была в 2020 году завершаться. Конечно, мы расстроены, что ничего не смогли сделать в 2020 году. Большая часть запланированного не состоялась, в том числе из-за своего международного характера: выставки передвижные, выставки привозные, коллаборации, которые не могут состояться в этом году. Не смогли пройти и завершающие резиденции, финальные резиденции обменных программ, такие, как «Контактные зоны». Поэтому обязательства, которые должны были быть нами выполнены до декабря, вероятно, перетекают уже в новые регионы и должны будут подвергнуты пересмотру.

Консервация «Зари» предполагает, что там будет постоянная экспозиция, демонстрирующая архив наших наработок. Коворкинг, библиотека, общественное пространство сохранятся, но резиденциальная программа, программа «Контактные зоны» действительно будут реализованы в другом регионе. Наверное, я бы не говорила, что это создание новой институции, потому что, несмотря на то, что бренд остался во Владивостоке, и будет фонд искусства «Голубицкое», это в ядре одна и та же организация, которая меняет место действия. В масштабе России это выглядит, конечно, колоссальным шифтом. Особенно если мы понимаем, что мы в городе (в Москве), где в первую очередь включился инстинкт самосохранения. Мы думали том, как защитить небольшую команду, которая встречает людей. Закрываться было очень тревожно. Уже закрылись все институции в Москве, а во Владивостоке все жили так, будто ничего не происходит: летали рейсы изо всех стран, все заведения были открыты. «Заря» закрылась первой, во многом благодаря примеру московского музея «Гараж», который тоже закрылся раньше остальных, потому что мы подумали, что мы должны быть ответственными. Но это вызвало тяжелую реакцию и волну вопросов, все спросили: «Кто у вас заболел?»

Мы получаем бесплатно площади от бывшей швейной фабрики «Заря», где мы находимся. Этот большой арт-кластер сдает площади в аренду. Фабрика испугалась нашему уходу. Марине Кирилловой, управляющей нашего центра, пришлось держать удар и объяснять, что никто не заболел, что это превентивные меры, мы не хотим, чтобы люди болели. Это сложное действие. Мы решили, что резиденция может быть открытой. В то же время художник имел право отказаться от резиденции, потому что не хотел садиться в самолет, хотел обезопасить себя, боялся заболеть так далеко от дома. Мы оставались контактными, ведь мы не могли предложить перенести визит на следующий год. Для многих проектов это было критично, люди запрыгивали в последний вагон уходящего поезда, как говорят у нас в России.

О Тамани. Для меня она сглаживала многие нежелательные эффекты, вызванные пандемией. Нужно было искать выходы из негативной повестки. При этом можно было создать иллюзию устойчивости. В отношениях с отдельными художниками и акторами создавать возможность будущего. Мы не знали, состоятся ли эти резиденции и как скоро, учитывая, что стройка нового помещения резиденции не завершалась, а наоборот, стала все дальше отодвигаться во времени. Но мы заказали исследовательские статьи, которые можно было сделать из тех мест, в которых художники живут, например, из Москвы и Петербурга. Например, Варвара Бусова, это историк-археолог Тамани. Мы сейчас мало знаем о Тамани. Уверена, что иностранные коллеги никогда там не были, но это одно из немногих мест в России, где есть античность. Там жили древние греки, и это колыбель русской археологии. Все, что там раскопали, лежит в Эрмитаже, в Пушкинском, киевских музеях, в музее Востока в Москве. В регионе остаются только могильные плиты, большие глиняные горшки, которые просто не нужны музеям. Конечно, очень тяжело осознавать, что там продают арбузы, что там очень мало людей живет, что живут они очень бедно. При том, что историческое значение этого места очень велико.

Мы хотели бы проявить это значение, и работу по проявлению этого контекста мы начали в фондах архивов, библиотек, музеев, которых на Тамани тоже немного. То есть, по сути, пандемия дала нам возможность правильно начать работу с регионом, с узнаванием, что где лежит. Мы опубликовали некоторые статьи научного и научно-популярного характера для того, чтобы последующим резидентам было проще работать, и они приезжали бы на подготовленную почву. При этом сейчас, в момент ослабления карантинных мер, прошла первая резиденция Алисы Йоффе, которая работала с местным контекстом, смогла начать эту деятельность. Это было тоже очень важно для нас — поддержать хотя бы одного художника, который смог сделать проект, выставку, у которого тоже очень много проектов приостановилось. Сейчас резиденция продолжается, в ней Сергей Куликов изучает историю и современность местного архитектурного палимпсеста. Если вы были в России, то видели, как люди экстравагантно строят свои дома. Это на самом деле оказывается характерной чертой, которая присуща этому региону со времен античности. Потому что за свою длинную историю он за парой исключений не был метрополией и почти всегда был провинцией самых разных империй, включая Римскую, Османскую, Российскую и так далее.

В общем, здесь есть, с одной стороны, надежда и ощущение движения, с другой стороны, я хотела бы еще сказать два слова про проект, который более стабильно двигался, и чья работа не проходила драматичный момент разрыва, как произошло с этим переездом. Это Выксунская резиденция, которую я курирую, которая тоже не ориентирована только на художника, потому что Выкса — это моногород, существующий вокруг одного большого завода. Если ты потерял работу на заводе, то ты не можешь больше никакой другой работы найти. Поэтому это не самые популярные города, чтобы там жить и работать, там нечего делать, люди не стремятся туда переехать, и это создает большой кризис в том числе для этих индустрий. Поэтому заводы вынуждены менять городскую среду и в принципе очень властно вторгаются в жизнь и устройство моногорода: они становятся администрацией, культурой, экономикой, социальным развитием и всем.

Иван Горшков, «Перекати-поле», 2017. Вид установки в резиденции в Выксе.

И вот они заказали проект резиденции, которую я курирую, и работа которой направлена на разгерметизацию городской среды. В прошлом году первый раз получили очень много заявок из разных стран мира. А уже через несколько месяцев мы поняли, что к нам не приедет никто. Мы не смогли перейти в онлайн формат. То есть те проекты, которые могли реализовываться, не случились по разным причинам, в том числе потому что международные резиденты получали поддержку от государства. Они не смогли подписать с нами контракт, потому что, получив наш маленький грант, им нужно было бы отказаться от более существенной национальной поддержки. В итоге мы поняли, что мы должны быть актуальны локально, как сказал Франческо. Мы начали партнерство с институцией в Нижнем Новгороде, которая номинировала резидентов из Нижнего Новгорода. То есть к нам приедут нижегородские резиденты, а резидентов этого года мы передвинем на тот момент, когда границы будут открыты. Идет стабильная и добрая работа, о которой можно говорить.

Александр Буренков: Расскажи, пожалуйста, чуть подробнее об одной из ваших инициатив в фонде «Голубицкое» — парке на территории винодельни.

Алиса Багдонайте: Это пока все — как в России говорят — «вилами по воде писано». Находясь во Владивостоке, мы были в очень большом городе, культурном, дипломатическом центре с большим аэропортом. Теперь мы должны двигаться на Тамань, где есть сельское хозяйство, курортный отдых, и больше нет ничего. Ближайший город — Анапа, где живет 60 тысяч человек, но отдыхает 2 миллиона россиян. Надо понимать, что это китчевая столица мира с любопытной для всех фактурой. Тем не менее, это такая деревня. То есть я не могу описать так, чтобы вам было понятно, что это. Я вас приглашаю приехать увидеть.

Арт-парки на виноградниках — это известный международный формат, который существует во многих странах, но вот на этом ландшафте не очень понятно, как его делать. Он, с одной стороны, должен быть высказыванием, с другой стороны, аттракционом, с третьей — туристической достопримечательностью, с четвертой — поводом для арт-туристов туда поехать. Но на нас есть ответственность быть репрезентативными, этичными, и много других разных ответственностей, потому что мы с осознанием нашей роли туда приходим. Поэтому мы, конечно же, не стали навязывать этому месту музейный формат и формат производственных резиденций, которые, как я сейчас понимаю, не нужны. Нужны меры поддержки, поэтому мы поняли, что мы должны пользоваться таким редким в России хорошим климатом, мы должны пользоваться отсутствием толпы и возможностью быть один на один с объектом, один на один с природой.

Поэтому арт-парк будет не в режиме паблик-арта, а разнообразными дисциплинами в природно-сельскохозяйственном ландшафте. Это будут в меньшей степени скульптурные инсталляции, в большей степени малая архитектурная форма и концептуальные сады. То, что не стимулирует перепроизводство, то, что не мешает основной экономической функции, потому что мы не можем доставать лозу и ставить инсталляцию. Мы должны будем приладиться к основной функции этого места. При этом мы, конечно же, должны усилить тело человека, поднять его над землей, чтобы он видел Азовское море и другие красоты Тамани.

Александр Буренков: Мне кажется, пандемия актуализирует материальную сторону искусства, его тактильность, медленное восприятие, ручную работу и рукоделие. Резиденция, размещенная на территории виноградника, очевидно может подпитываться средой и связываться с виноделием, работой в поле, сельским хозяйством.

Алиса Багдонайте: Да, перед нами стоит целый ряд задач. Для некоторых уже существуют формы работы и приемы, которые мы использовали в Центре современного искусства «Заря». В некоторых аспектах нашей работы мы оказались на совершенно новой территории с новыми вызовами и задачами. Пока не знаем, как их решать и как к ним приступать. Поэтому на данный момент мы просто их обозначаем и надеемся, что у нас появятся поле для дискуссии, методологии. Это часть большой работы по концепции развития этого места, и к этому диалогу мы всех приглашаем. Работа с каким-то предметом или явлением, изменение чего-то одного всегда тянет за собой изменение чего-то другого, влияя на всю экосистему. Важно, с одной стороны, оставаться сфокусированными на собственных задачах, с другой стороны, понимать комплексно среду и контекст.

Александр Буренков: Амбициозно. Мне кажется, вам удастся развить контактные зоны, как в «Заре», развить регион Черного моря и Восточной Европы, восстановить пути античности в Грецию, географические связи и исторические векторы. Движение — в интерпретации их с помощью взаимодействия междисциплинарных специалистов. Как я понимаю, вы планируете приглашать не только художников, но экспертов с самыми разными и порой неожиданными компетенциями — от музыкантов до ученых.

Коллеги, спасибо вам большое за обсуждение и удачи вам всем в новом году!