Новоженова Александра - Aroundart.org

Восемь сообщений о критическом методе Саши Новоженовой

Сергей Гуськов — Tue, 27 Apr 2021 11:48:41 +0000

Однажды мы с Сашей Новоженовой разговаривали по дороге на какую-то встречу. Она пыталась сформулировать свое понимание аффекта, который впервые прочувствовала, погрузившись в политический активизм. «Это такой угар. Ты ничего не боишься, ни в чем не сомневаешься, не идешь на компромиссы. Как жар по всему телу». Саша улыбнулась, выговорившись, и добавила, что часто это, конечно, крайне проблематичный способ поведения, если взглянуть на него со стороны. Но соблюсти критическую дистанцию бывает довольно сложно, особенно когда накрывает. Она призналась, что к ней такого рода аффект приходит достаточно часто. Но, вероятно, когда Саша увидела, как точно так же – хотя чаще и с других политических позиций – накрывает окружающих ее людей, она решила подойти к этому явлению с большей осторожностью. Она временно удаляла свой аккаунт, а, когда возвращалась, старалась скрыть ленту. По соцсетям, как лесной пожар, распространялись вспышки эмоций, главным образом праведного гнева, призывы к немедленному действию и безапелляционные заявления. Если у вас не было панической атаки, то вас к ней рано или поздно приведут безостановочные, со всех сторон сыплющиеся призывы и предупреждения. Саша думала о самоограничении. Дисциплина – она повторяла это слово как спасительную мантру, хотя не всегда могла остановиться в своем аффекте. Но в критических текстах пыталась нащупать метод, свободный от активистского шаманизма. *** Первое, что понимают критики, работающие в сфере культуры, когда по-настоящему погружаются в профессию, – их деятельность влияет на процесс, о котором они пишут, настолько слабо и косвенно, что в принципе это похоже на говорение в пустоту. Многих это разочаровывает, и они уходят. Другие занимают циничную позицию: раз так все плохо, а изменить ничего практически нельзя, можно позволить себе быть бессовестным и продажным (и всех вокруг этому учат как абсолютной истине). Третьи подключают тяжелую артиллерию в виде, например, расследовательской журналистики или изучения и формирования культурной политики, исследований в наиболее актуальном поле настоящего сезона или, наоборот, вечно верных теорий. Так они пребывают в иллюзорной уверенности, что меняют ситуацию к лучшему. Потом и эти оптимисты переживают стадии отрицания, гнева, торга, депрессии и принятия. Готовьтесь быть разочарованными. Этот урок Саша хорошо усвоила, и не единожды. Ее категорически не устраивали почти все собственные тексты. Она не просто была страшно недовольна написанным, ей не нравилось отсутствие реакции, либо слишком слабый отклик, либо то, что обсуждают совсем не ее статью, а какие-то свои фантазмы по мотивам написанного, либо то, что прицепились к пропущенной запятой или небольшой неточности, а главную мысль старательно не замечают. Но с другой стороны, Саша видела, что и нарочитое молчание и игнорирование, и риторические уловки оппонентов говорили о том, что ее тексты доходили до адресата. Били больно и туда, куда нужно. И бьют до сих пор, когда Саши уже нет. *** Институциональная критика разочаровывает отсутствием быстрых и ощутимых результатов. Но нельзя сказать, чтобы Саша видела на месте существующей порядка пропасть, из которой нельзя выбраться. Ее отношение к состоянию отечественных институций (да и не только их) было далеко от пессимизма или меланхолии. Даже в на первый взгляд тупиковой ситуации она выбирала конструктивную позицию, не впадала в ступор и не отстранялась. Даже если Саша не могла на момент написания текста предложить какой-то рецепт по спасению мира, она пыталась максимально полно и ответственно проанализировать проблему, справедливо полагая, что это позволит кому-то другому продолжить критическую работу в том же направлении. *** Одновременно улыбаться и грустить, смеяться и рыдать, быть уверенной и сомневаться, полной сил и валиться с ног. Так было у Саши. И так же было в ее текстах. Она не писала манифестов, не строила повествование вокруг «даешь!» и «долой!», не указывала на готовые решения. Ее статьи, даже самые радикальные, были полны осторожных предположений. Она продвигалась, ощупывая стены в темном лабиринте. Подобно археологу медленно раскапывала слой за слоем потерянное и забытое. И не боялась указать на важные вещи, о которых все вроде бы знают, но стараются не вспоминать. Именно это, а не местечковые медиаскандалы, давало Саше драйв. Библиотека для нее была храмом, возможно единственно сакральным местом в ее персональном мироустроении. Она любила приводить в пример эти потерянные, полуразрушенные институции. Руины, погибающие под натиском охотников за землей и недвижимостью, а также эффективных менеджеров от культуры, обещающих вливания молодого вина в мехи ветхие (конечно же не без помощи современного искусства). Библиотеки были для Саши не столько предпочтительным местом работы, сколько своеобразным образцом для ее собственных текстов. «Оставленное, частичное знание», обнаруженное там, она соединяла в собственных повествованиях, сооружая здания новых архивов, в которых теперь уже ее читателям необходимо было посидеть и поработать. Там можно наконец остановиться и сосредоточиться, даже если текст написан обманчиво бойко и наступательно. *** Самый вредоносный и одновременно самый влиятельный жанр в российской журналистике последних десятилетий – колонка. С массовой интернетизацией СМИ она стала монстром, пожирающим одного журналиста за другим. Культурная критика не избежала этой чумы. Колонка ближе всего к злободневному посту в Facebook. Пишется она, даже если сказать нечего. Главное – отметиться по инфоповоду. Характерно, что про главного мастера колонок ходят легенды – с какой феноменальной скоростью он может откликнуться на то или иное событие. Саша, конечно, была прекрасно знакома с этим жанром: у нее имелся опыт работы в «Афише» и «Артхронике». И ничего, кроме отвращения, эта практика у нее не вызывала. Она часто намеренно брала отсрочку, чтобы подумать, и ее текст, связанный с каким-то событием, выходил тогда, когда шумиха первых эмоциональных реакций успевала схлынуть – в момент, когда, по логике сегодняшних отечественных СМИ, тема себя уже исчерпала. Вместо «здравого мнения» умудренного жизнью, самодовольного колумниста Саша выдавала аналитику, взвешенную и продуманную. Сама она, присылая материал редакторам, часто горестно сообщала, что, если бы у нее было дополнительное время, возможно, она написала бы гораздо лучше. И ведь смущали ее не скороспелые комментарии, а недостаточность проделанного анализа, хотя он был обычно на высоте. Сашин перфекционизм в этом вопросе действительно был укором своре колумнистов, превративших российские медиа в помойку. *** Многих Сашиных оппонентов возмущал набор понятий, которыми она пользовалась. «Партийность» и «классовый подход» – эти два особенно раздражали комментаторов. Одних бесило упоминание Карла Маркса, других – наложение лаканианской терминологии на сферу искусства, третьих – «возрождение вульгарной социологии». Это только самые частые претензии, так-то их было гораздо больше. Проблема в том, что обычно сами эти критики в качестве альтернативы Сашиному […]

Запись Восемь сообщений о критическом методе Саши Новоженовой впервые появилась Aroundart.org.

Есть мнение: проблемы и роли актуальной критики. Часть 1

Никита Василенко — Thu, 01 Mar 2018 13:48:30 +0000

Авторы aroundart.org о положении актуальной художественной критики сегодня: в российских реалиях и в цифровой среде. Дискуссия состоялась в декабре 2017 года, ниже — первая часть расшифровки беседы.

Запись Есть мнение: проблемы и роли актуальной критики. Часть 1 впервые появилась Aroundart.org.

Простые вещи. Искусство – художник – произведение. Часть I

Анна Быкова — Tue, 11 Mar 2014 11:07:05 +0000

Aroundart открывает новую рубрику «Простые вещи», в которой задает вопросы о базовых понятиях искусства современным художникам, кураторам и философам.

Запись Простые вещи. Искусство – художник – произведение.
Часть I впервые появилась Aroundart.org.

Если ты слаб духом — готовься к бесконечным унижениям

Сергей Гуськов — Wed, 14 Nov 2012 13:11:54 +0000

После беседы с Евгенией Абрамовой о борьбе за трудовые права и получениядвух комментариев по поводу подготовленного пособия было решено разузнать об опыте творческих работников, чтобы составить несколько произвольную, но все же достаточно показательную картину происходящего в данной сфере. «Futurama», кадр из эпизода «Bendless Love» (сезон 3, эпизод 6) Оксана Котова, музеолог: Я работаю на временных проектах. На моей памяти только один раз я оформлялась официально, когда была смотрительницей от ГЦСИ на выставке в ЦДХ (на главном проекте Биеннале молодого искусства. — Aroundart). Это был такой эксперимент, и как ни странно, именно он был оформлен по закону. Мне все вовремя и нормально заплатили. Правда, это была не такая уж большая сумма. Я проработала всего десять дней. Я сразу им говорила, что буду работать недолго, договорились на короткий срок. На других проектах, где договоренность была на словах, всегда все было нормально. Поэтому меня удивляет, что у кого-то возникают проблемы. Лично мне кажется, что у нас настолько узкая тусовка, что если рассказать, как с тобой плохо обращаются, то людям сразу станет стыдно. Почему-то у меня есть такое предположение, что можно очернить репутацию человека, который кидает с зарплатой. Но однажды я была свидетелем конфликта, когда художнику за колоссальную работу в театре — это был мультимедиа-проект — захотели заплатить, по-моему, в пять раз меньше. Сначала говорили, что договор заключат чуть позже, то есть пост фактум, а потом, когда договор принесли, там были прописаны совсем другие цифры. По факту, когда работа была сделана, оказалось, что труд художника просто не вписался в бюджет, в смету, хотя изначально планировалось нечто другое. Плюс автор прописывался в договоре как дизайнер, его работа не считалась художественной, а об авторских правах вообще речи не шло. Его произведение полностью отчуждалось от него и считалось театральными декорациями. На обсуждение договора его вызывали так часто, что ходить приходилось как на работу. А сотрудники все время врали и переводили стрелки друг на друга. Художник отказался подписывать договор и не отдал готовую работу, хотя на производство было потрачено несколько месяцев тяжелого труда. Самое главное, что речь идет об очень известном театре, одном из крупнейших в Москве. Кроме того, художник поссорился с работающими там режиссерами, которые считают, что он якобы «кинул» театр, — в общем, серьезно испортил отношения с кучей людей, так как его, в итоге, выставили виноватым. А.Делтува. Без слов (Художники литовского сатирического журнала «Шлуота». М., Советский художник, 1984) А я месяц работала официанткой. Я больше никогда не хочу испытывать судьбу и переживать подобный опыт. У меня родилась идея написать сценарий про загадочную официантку, которая ни с кем не общалась, она всех привлекала и была никому не доступна. Я не представляла, что это за работа и почему она тяжелая. И еще в тот момент в моей компании ходила такая поговорка: «Если что, пойду работать официанткой — не пропаду!» Мне стало интересно, и я решила воспользоваться случаем, чтобы уйти со своей предыдущей работы. Подумала: прекрасный шанс провести эксперимент. Там я работала по договору, но все было далеко не ОК. Вначале я, практически не глядя, подписала какие-то бумажки. Это был ресторан моего друга, и я предполагала, что попаду в абсолютно дружественную атмосферу. Оказалось, все совершенно не так. Через две недели, после того как я устроилась и уже очень весело и бодро работала, произошла какая-то реорганизация, и мой друг перестал быть совладельцем этого ресторана. Его сняли, он больше не играл там никакой роли, а меня потом кинули на деньги и заплатили за месяц всего 4000 рублей. Я носилась по переполненному ресторану по 12 часов два дня через один (иногда через два), а когда увольнялась и посмотрела на сумму, которую заработала, и на прописанные в договоре условия, поняла, что я никак не могла доказать, что заработала больше: они имели право вычитать сумасшедшие штрафы из моей зарплаты. А по поводу творческой работы: я считаю, что здесь работаю на результат, и уже не имеет значения, сколько часов на это требуется, потому что это не просто моя работа, а моя жизнь и мое увлечение. Я сплю, просыпаюсь, открываю глаза, открываю ноутбук — начинаю работать. Я не согласна с тем, что некоторые работодатели говорят: «Раз это твоя жизнь, почему мы должны за нее платить?» — потому что на святом духе невозможно проработать, прожить и достичь какого-то эффекта. Нужно платить за жилье, покупать еду. Когда предлагают совсем смешные деньги за работу, которая будет занимать много времени, нужно учитывать, что голодный или даже умирающий с голоду человек не сможет выполнять ее просто физически. Поэтому, когда я устраиваюсь на более-менее постоянную работу, я обычно говорю, сколько плачу за квартиру, сколько у меня уходит денег на еду и хозяйственные нужды, — говорю: «Вот вы понимаете, что без этого минимума у вас не будет никакого результата вообще, потому что в противном случае я просто исчезну через два дня!» Обычно это работает, люди понимают и прибавляют зарплату. «Beavis and Butt-Head», кадр из эпизода «Work is Death» (сезон 7, эпизод 193/32) Илья Романов, художник: У меня постоянно меняется работа, я все время в поиске. Все время возвращаюсь к позированию. Я бы хотел найти нечто постоянное, но, на самом деле, проблема во мне. Недавно я беседовал с Ваней Горшковым, который хорошо сказал: «В какой-то момент я решил быть художником — и все! Буду страдать, буду искать, но искусство — прежде всего». Я тоже всегда так думал, поэтому мне принципиально важно, чтобы мои прикладные работы для заработка не были связаны с художественной ответственностью. Довольно долго я работал педагогом в государственной школе, потом в частной конторе по профессии — графическим дизайнером, тоже довольно долго — до кризиса. В первом случае я оформлялся по трудовой книжке, а во втором — не по трудовой, но по договору. Дальше мы с друзьями пытались создать дизайн-бюро, но не рекламой заниматься, а чем-то культурным, работать с книжными магазинами, архитекторами. Однако в кризисную эпоху наша маленькая студия с претензиями прогорела, точнее — просто сошла на нет. Потом я пошел в натурщики — плюнул на все и подумал: буду вещью! Пошел в Суриковский, так как на сайте у них прочитал, что нужны натурщики. Там все — по договору. Еще был опыт работы художником-оформителем в Дарвиновском музее, но буквально в течение месяца, потому что там у меня появилось ощущение, что меня гнетет чисто психологически постоянная занятость: выходит, что этой работе […]

Запись Если ты слаб духом — готовься к бесконечным унижениям впервые появилась Aroundart.org.