Берлин - Aroundart.org

Беспошлинное искусство

Хито Штейерль — Thu, 27 Aug 2020 12:20:29 +0000

Художница Хито Штейерль о пространственно-временных антиномиях современного искусства.

Запись Беспошлинное искусство впервые появилась Aroundart.org.

Навигация за пределами видения. Обзор конференции (часть 1)

Николай Смирнов — Mon, 17 Jun 2019 08:28:18 +0000

В апреле этого года в HKW прошла международная конференция «Навигация за пределами видения», организованная журналом e-flux и Институтом Харуна Фароки. Николай Смирнов, также выступавший на конференции с докладом, по просьбе редакции подготовил обзор события.

Запись Навигация за пределами видения. Обзор конференции (часть 1) впервые появилась Aroundart.org.

Берлинская биеннале: кто здесь будущее

Елена Ищенко — Wed, 20 Jul 2016 07:54:55 +0000

Как остро-современная выставка повторяет устоявшиеся коды и высмеивает привычные кураторские практики

Запись Берлинская биеннале: кто здесь будущее впервые появилась Aroundart.org.

Кровать, или повод для размышлений о феминистском кураторстве

Анастасия Вепрева — Thu, 14 May 2015 15:15:55 +0000

В берлинской галерее me Collectors Room проходит феминистская выставка Queensize, которая натолкнула Анастасию Вепреву на размышление о специфике феминистского кураторства в России и в Европе.

Запись Кровать, или повод для размышлений о феминистском кураторстве впервые появилась Aroundart.org.

8-я Берлинская биеннале: прыжок в пустоту

Екатерина Крупенникова — Tue, 01 Jul 2014 09:33:34 +0000

Куратором нынешней биеннале стал Хуан Гайтан. Екатерина Крупенникова о том, в какую сторону он повернул выставку после радикального Артура Жмиевского и к чему это привело.

Запись 8-я Берлинская биеннале: прыжок в пустоту впервые появилась Aroundart.org.

Города, которым не нужны люди, и утопии, которые еще нужны

Сергей Гуськов — Wed, 30 May 2012 11:44:34 +0000

Начиная с сентября 2011 года в огромном музейном комплексе «Хамбургер Банхоф», расположившимся в здании бывшего вокзала, проходит выставка «Архитектоника», разделенная на две части. Сейчас можно увидеть уже ее вторую часть, которая продлится до первых дней следующего года. Чем они отличаются, сложно сказать, поскольку мне удалось увидеть лишь вторую «Архитектонику», но, судя по описанию, это просто вариации на одну и ту же тему. К тому же, многие работы просто-напросто перетекали из одной экспозиции в другую. Богатая коллекция музея (вернее сказать,коллекции) позволяет экспериментировать с различными сочетаниями. Основная идея проекта заключается в том, чтобы показать «различные пути художественной деятельности на стыке искусства и архитектуры начиная с 1960-х». Эта заявка была выполнена уже за счет включения в экспозицию художников, при упоминании которых автоматически вспоминаешь об архитектуре. Здесь имеются и фрагменты антверпенского дома, которые Гордон Матта-Кларк вырезал в рамках проекта «Офисное барокко» в 1977-ом, и келья франко-израильского отшельникаАбсолона, и «Детский павильон» Дэна Грэхема, спроектированный совместно с Джеффом Уоллом в 1989 году. Gordon Matta-Clark Dokumentation zu «Office Baroque», 1977 Friedrich Christian Flick Collection im Hamburger Bahnhof Помимо работ, разрушающих и производящих (хотя бы на уровне проекта) архитектурные объекты, были и другие, построенные на созерцании городской среды. Снимки типовых многоквартирных домов в европейских пригородах «Поселения, агломерации» (1992–1997) Петера Фишли и Дэвида Вайса встраиваются во внутренний контекст творчества художественного дуэта, недавно лишившегося одного из участников. В тот же период Фишли и Вайс создали несколько фотосерий, «Аэропорт» (1988–1999), «Цветы» (1998) и другие, позже вошедшие в огромный компендиум «Видимый мир» (1987–2001). Эти фотографии не предполагают ничего большего, чем фиксация увиденного. Ничего сверх однозначных до бесцельности картинок без сучка без задоринки. Достаточно сравнить эти снимки с большой фотосерией на ту же тему, созданной Мартой Рослер, чтобы увидеть во всей красе умение Фишли и Вайса уходить за пределы какой-либо интеллектуальной нагруженности. С одной стороны, можно сказать, что уроженцы Швейцарии всегда обращаются к некой спокойной, благообразной жизни, которая, согласно распространенному мнению, должна иметь место в ряде стран Европы. Отсюда «бескомпромиссная посредственность» и трансгрессия мещанского бытия, которая в результате дает вот такие проекты. Но, с другой стороны, эти стерильные, лишенные непосредственного человеческого присутствия снимки пригородов вскрывают неприятную истину благополучных стран. Peter Fischli / David Weiss Siedlungen, Agglomerationen, 1992/1997 Friedrich Christian Flick Collection im Hamburger Bahnhof Мне неоднократно приходилось слышать от абсолютно разных людей следующее: «Эта страна (Франция, Чехия, Голландия, Италия и т.д.) прекрасна и удобна для жизни. Я бы с радостью там жил. Вот только было бы хорошо, если бы там не было местных жителей (французов, чехов, голландцев, итальянцев и т.д.)». Подобные построения казались мне абсурдными, так как те, от кого хотели избавиться, и являлись в данном случае гарантами тех самых красоты и удобства жизни. Кроме того, такие мнения, казалось, возникли из остаточных форм национализма, этнической неприязни и прочих нездоровых умонастроений. Однако в какой-то момент я начал понимать, что такие размышления порождены вовсе не воспаленным разумом, а почерпнуты из действительности и искажены в кривом зеркале ходячих представлений о мире. И пригороды и центральные улицы европейских городов в доведенном до условно идеального состояния виде в определенный момент перерастают своих жителей. Удобство быта, базирующееся на обнищании остального мира, настолько кровожадно по своей сути, что готово поглотить собственных создателей, и это ощущение на подсознательном уровне оказывается доступным тем, кто смотрит «извне». Они оформляют его в доступный им язык национальных различий, но в сердцевине остается свидетельство увиденной сквозь морок «чудесной заграницы» самопожирающей машины. Похожий эффект в редуцированном виде можно наблюдать во взгляде на Россию глазами выходцев из тех стран, которые оказываются по отношению к ней в роли экономического дополнения, источника природных и людских ресурсов. Isa Genzken 1 / New Building for Berlin, 2001 2 / New Building for Berlin, 2001 3 / Brunnen, 1989 4 / Saal, 1989 Friedrich Christian Flick Collection im Hamburger Bahnhof Другой проект на выставке завязан на местную историю, которая с легкостью проецируется на мировую ситуацию. Художница Андреа Пихл, родившаяся и выросшая в ГДР, надолго запомнила типовые, панельные строения и решила показать шедевры, обнаруженные ею среди архитектурной повседневности социалистического блока. То, что она соорудила, является по нынешним временам совершенно обычной вещью — инсталляция из разноцветных панелей, соединенная с несколькими видеопроекциями. Нечто похожее можно увидеть в проектах Лайама Гиллика, работы которого построены во многом на игре с архитектурными утопиями, и у Анны Титовой в некоторых из ее инсталляций (в частности, в той, которую она возила на Венецианскую биеннале в 2011 году). Работа Пихл дополнялась представленными в соседних залах макетами и чертежами — архитектурными проектами Герхарда Зигманна, Вольфганга Дёринга иВальтера Йонаса. Утопические проекты по переустройству жизни с помощью градостроительных изменений до сих пор являются питательной средой для художественных высказываний. И они не сводятся ни к усталому консервативному бурчанию типа того, что можно прочитать в большинстве текстов Григория Ревзина, ни к восторженному безапелляционному подростковому ура-энтузиазму. Утопии сталкиваются с реализованной обыденностью, но не в целях критики первых или дискредитации последней. В утопиях ищут полезный сухой остаток, который мог бы подсказать направление новых поисков, а в архитектуре «реального социализма» — опыт, способный научить чему-то, кроме предзаданной идеологической мантры о том, что «все было плохо». Andrea Pichl Doublebind, 2011 Leihgabe der Künstlerin В Европе и США дискуссии о публичной сфере и возвращении городского пространства ведутся с 1960-х, а до этого, в 1920–1930-е, были предложены авангардные проекты революционного переустройства жизни через градостроительную политику, что собственно и стало базисом для подобных дискуссий. Сейчас благодаря оживившейся уличной жизни проекты вроде того, что предлагает Андреа Пихл, могут стать востребованы в России, но происходит это с трудом, так как традиция разговора на эту тему была давно и болезненно прервана. За последний год было разве что два проекта, обращавшихся к смежным проблемам: выставка Дианы Мачулиной «Похвала глупости или архитектура российского капитализма» и совместная польско-русская дискуссионно-образовательная площадка «Аудитория Москва». Параллельно с этим появился русский перевод классического исследования Джейн Джекобс «Смерть и жизнь больших американских городов», а чуть позже — обильное количество публицистики по данному вопросу с материалами, взятыми из жизни, поскольку, что называется, «началось». Так что есть вероятность, что лет через 30–40 наберется большое количество работ для отечественной «Архитектоники», вот и грандиозных музеев, способных вместить подобные грандиозные проекты, обещали с избытком. А уж жизнь, видимо, даст столько материала, что только обращайся. Absolon Cellule No. 2, 1992 Staatliche Museen zu Berlin, Nationalgalerie 2008 Schenkung der Friedrich Christian […]

Запись Города, которым не нужны люди, и утопии, которые еще нужны впервые появилась Aroundart.org.

Снова о смерти и еде

Петр Жуков — Tue, 17 Apr 2012 11:20:02 +0000

(продолжение, начало – здесь) Баррандов, римский акведук День третий. С рассветом «Студенческие автобусные линии» несут нас из Берлина в Прагу. Бывшая граница проходит в горах. Снег и оставленные наблюдательные вышки навевают тревогу. Прибыв и съев по прелестной булочке, разделяемся: Никита отправляется на конспиративную квартиру героев своего фильма, мы же – в Баррандов, в гарсонку (однокомнатная, без выделенного кухонного пространства квартирка) нашей петербуржской знакомой, прекрасной Ольги Серебряной, философа и персонажа альбома Виктора Пивоварова «The Philosophical Papers of Olga Serebryanaya». Баррандов, трамвай Тут хотелось бы сделать небольшое отступление, дабы проявить, что делало наше пребывание в этом месте столь захватывающим. Для начала немного истории: в конце 1920-х Вацлав Гавел, папа Вацлава Гавела, будущего президента Чехии, в творческом озарении решает построить на скале над левым берегом Влтавы жилой комплекс категории люкс, а его брат Милош разумно советует тут же возвести киностудию. Новый район и киностудию назовут в честь геолога и палеонтолога (почва и прах!) Йоахима Баррандова, проводившего тут исследования в XIX веке (баррандиен – это тоже в честь него). Слава ученым! Киностудия, помимо популярных немецких фильмов 40-х годов, последнего художественного фильма Ленни Рифеншталь и новой чешской волны, может похвастаться обширным списком отличного европейского кино: «Сказка странствий», «Трудно быть богом», «Фауст», «Идентификация Борна», «Чужой против Хищника» etc. Можно только порадоваться за чехов и их киноиндустрию. Кроме того, мы жили в бывшей (в советские времена) творческой даче мультипликаторов, что само по себе очень трепетно и для меня и для Кати, где, как мы выяснили в результате небольшого ресерча, судя по всему, действовал (со времени немецкой оккупации и где-то до начала 80-х) подпольный кружок художников, работавших с реалистической традицией и осозновавших себя в оппозиции фашистской, а после и советской идеологии. Баррандов кинематографический Первый день полностью прошел в кабаке при киностудии, где с 15 до 21 часов, познав непередаваемую похлебку из потрохов, мы обсуждали за пивом особенности и различия смертей художников и философов. Утро наступило незаметно. часы у пражских синагог идут против часовой стрелки Отправляемся в центр, где под звуки смерти, потрясающей над толпой туристов колокольчиком, встречаем Никиту и Яну. Первым делом отправляемся в синагоги. Они, вкупе со старым еврейским кладбищем, переведены в ранг музея, с соответствующим ощутимым взиманием платы за вход. Билет на кладбище, да и в молельный дом, странным образом взаимодействует с подразумеваемой сакральностью. Тайно собираем земли для художника Даниила с могилы рабби Леви, знакомимся с увлекательными артефактами еврейского похоронного общества, конструкцией машинки для проделывания дырочек в маце, схожей с уменьшенным инструментом дознания святой инквизиции (исток легенд о крови младенцев становится ясным). Когда доходим до части экспозиции, посвященной депортациям, Никита разрывается в чувствах: гордиться за первую Родину-освободительницу, печалиться за вторую Родину-страдалицу или же плакать вместе с представителями Родины желанной. Самоидентификация и катастрофы ХХ века – для русского эмигранта тема довольно тонкая. в музее пражских синагог Свинцовое небо грозится дождем, а мы в продолжаем поиски образов мортале в религиозном изводе и отправляемся в церковь святого Якуба. Как-то здесь под алтарем был похоронен достопочтенный герцог Вацлав Вратислав (сподвижник Рудольфа II, друга алхимиков и заказчика художника Джузеппе Арчимбольдо), а через некоторое время из глубины стали доноситься страшные звуки. Прихожане в ужасе молились, совершали обряды, кропили надгробье святой водой – звуки стихли, да после оказалось, что Вацлав, проснувшись от летаргического сна, ломился наружу, но такой вариант никто не учел (что-то близкое видится в этом). Есть у церкви и художественная легенда: когда в городе бушевала чума, она никак не брала художника, работавшего над скульптурой Девы Марии, и, только закончив ее, он сиюминутно помер – в силе искусства никто и не сомневался; наша же цель – сушеная рука. Рука вора, по легенде, потянувшегося к деревянной Деве Марии, тут статуя его и схватила так, что утром руку отпилили и повесили в храме, сразу у входа справа вверху. С трудом нашли. Отсняли. Искусство, религия, артефакт. Просвятившись, идем в «Золотого тигра», несмотря на зарезервированное место Богумила Грабала, есть и пить тут более чем возможно и достойно; заказываю тартар, Катя – сосиску, Никита – сыры; пиво приносят по умолчанию сразу – момент насколько туристический, настолько же и аутентичный (современности) как потом окажется (тут, конечно же, всплыл Мартынов с музыкой opus vs. res facta). рука вора в церкви святого Якуба Следующей точкой пространства выбираем «Galerie Václava Špály», с выставкой тайного общества «Bude Konec Světa», достославного еще в давние времена и работающего со столь близкой нам темой культов смерти. Не буду пытаться дословно описать экспозицию, ибо ребята в экспозиционной идеологии оказались довольно близки нам, и большая часть работ – артефакты (гораздо больше, чем выставок, они провели съездов и акций), а следовательно в пересказе пойдут уже на второй круг. Опишу только начало. У общества было на сегодня две персональной выставки, обе прошли в этой галерее, оба раза в открытии участвовал Пивоваров, обе после 90-х, когда общество стало не столь тайным. В день открытия гостям назначается сбор в близлежащем кафе «Славия» – довольно буржуазном, со своей большой историей; стоит отметить горячий школоад с абсентом, – в которое в некий момент приносят гробы, в них при общем изумлении невинных неподозревающих посетителей ложатся авторы, коих далее несут в галерею, где гробы и останутся, ибо авторские. Помимо мортальных тем и архивов общества, внимания заслуживает большой объем материалов, посвященный гуситскому восстанию, точнее народному оружию – тоже форма искусства не хуже прялок (чем-то напомнило Анатолия Белкина). После мы починили проектор, и Никита уснул. Разбудили, пошли в «Славию», напоили шоколадом с абсентом. Отправляемся на Град. Злата уличка, платная днем, и пирамидка, изменяющая голос, найденная по гуглмапс и яндекс поиск, безусловно, интересны, но вот дом Яна Шванкмайера – поистине прекрасное и увлекательное место, жаль, только, что закрылась его галерея, кажется, после смерти жены. Следуем далее, в кабак, конечно, в еще одну чешскую пивную старого типа «У черного вола». Никита в исследовательском порыве заказывает что-то, что не только из потрохов, но и в уксусе и под луком – кислое и холодное. Выпитое пиво превращается в полоски, а мы перемещаемся в родной Баррандов. Над Прагой сгущается ночь. на выставке «Bude Konec Světa» Пятый день начинаем с культового посещения домика великого Йозефа Судека. Оригинальный дом сгорел в 1985 году, и был восстановлен (реплицирован, как пишут на сайте) в 2000. Это навевает мысли о доме Тарковского, который Никита успел сфотографировать в 2002 году […]

Запись Снова о смерти и еде впервые появилась Aroundart.org.

От алтаря и пляски смерти к сосискам с бельгийским пивом

Петр Жуков — Thu, 29 Mar 2012 11:52:25 +0000

Екатерина Гаврилова и Петр Жуков Первыми теплыми лучами солнца и радостной улыбкой моего старого друга кинодокументалиста Никиты Павлова встречает нас Берлин. Автор самого правдивого фильма о группе “Война” согласился приютить и сопровождать нас, а также помогать мне в съемках во время нашего небольшого путешествия в конце февраля, целью которого, помимо рекоммуникации, является сбор материала для нового номера видео-журнала Vidiot, с темой, заставляющей трепетать творческий дух любого свободомыслящего художника — Dance macabre. Нойкельн Никита живет в Нойкельне на славной Карл-Маркс-штрассе, где, пока он с нетерпением ожидает благословенной джентрификации, раз в неделю открывается по новой дёнерной, а богема всё не едет. Никита говорит, что сейчас вся его надежда на приезд объединения “Вверх!” и обращение местного населения. Но пока мы бросаем вещи и, перехватив ливанский дёнер с “чаем” из кипятка и мяты, первым делом направляемся в Мариенкирхе за фреской “Пляски смерти” XV века. Увы, она не только в плачевном состоянии, но и отгорожена от трепетного дыхания художников, туристов и прихожан стеклянной стеной (с этим медиумом нам еще предстоит повстречаться при более удачных обстоятельствах). С наскока выжать из фрески достойный документальный видеоматериал не выходит, и расстроенный Никита углубляется в церковь, изобилующую изображениями черепов, костей, часов и прочих моменто мори. Берлинский парк В приподнятом духе отправляемся далее, в программе — Пергамский алтарь. По пути Никита желает нам показать живописный парк и любимые им районы — он явно скучает по родному Марьино. Берлин в таком изводе начинает напоминать Москву. Нас настигает паника, но спасает Музейный остров. Здравствуй, Пергамский алтарь. Мы столь много о тебе говорили с художником Даниилом (Даниил Зинченко, участник объединения “Вверх!” — прим. ред.), сидя в землянке! Никита Павлов на ступенях Пергамского алтаря Немцы, конечно, молодцы, не отстали от соседей по Европе, приняли посильное участие в растаскивании античного мира. Особо мило смотрится зал с коллекцией колонн различных греческих храмов. Так они и видятся — оставшиеся с прореженными колоннадами, подобные гостеприимным улыбкам ребят с работ Врубеля-Тимофеевой. Но алтарь. Это не про Vidiot, это про “Вверх!”. И скажу, что, как по мне, так для современной художественной ситуации, как раз очень важно осознание вот этого существования артефактов эпох, предшествоваших Возрождению, а особо Античности в музейном пространстве — это дорога к конструктивному, недиснейлендовскому преображению музея. Но алтарь. Двухярусный. Как музей преображает! Всё же вещи, которые всегда там оказываются перенесенными. Но меня поразило другое: всегда до этого (слава доверчивому восприятию через фотодокумент) я был в полной уверенности, что перенесен он в музей целиком, и вот с благоговением поднявшись по ступеням и вступив в пространство жертвенника, я обнаруживаю там музейный зал со скульптурами с фронтона, фрагментами сохранившихся мозаик — музей множится внутрь себя по алтарному принципу — сущность познается с непредсказуемой стороны. Никита в это время инстаграмится на ступенях храма и снимает проходящих барышень. знак, что здесь точка, где можно приобрести наркотики Далее ведомые Катей (Екатерина Гаврилова, художница, супруга Петра Жукова — прим. ред.) движемся по широким проспектам армейского государства в Гуггенхайм на выставку “Found in Translation”. Музей оказывается размером чуть больше московской галереи, а выставка со столь актуальной в нашем глобализующемся мире темой — милой экспозицией с шуршанием кинопроекции, револьверным слайдпроектором и нашептыванием текстов. Однако трогает живостью, а язык требует жизни, только одна работа — попытка визуализировать стихотворение Лизы Оппенхейм, но, возможно, мне так показалось просто из-за моей слабости к 16-миллиметровым проекциям. Никита тем временем уехал забирать дочку из садика. очередь на выставку Герхарда Рихтера Наша следующая цель и точка встречи — музей Кэты Кёльвиц, незаслуженно убранный из свежего издания путеводителя “Афишы”. И это конечно мощь! Всё же велик потенциал фигуративного в левом искусстве, а художник, остающийся в своей работе внутри пластики материала и использующий ее для достижения целей, соотносимых с его убеждениями, оказывается сильнее художника, переносящего политический жест в художественное поле — мне кажется, здесь содержится частичка ответа и на текст Екатерины Деготь про протест, утерянный в креативности, и на европейскую практику институциональной поддержки политического искусства. Но это тема для отдельной дискуссии, а мы встречаем Никиту с Идой Леей в багажнике, спящей на кочках столь крепко, что я даже вначале пугаюсь. Совершаем рейд в книжный и направляемые foursquare’ом попадаем в бар с дешевым кальвадосом. Пока папа пьет, Ида бегает за официантами. Наконец ребенок пойман, и мы возвращаемся домой в Нойкельн, где под Вертинского учим Никиту печь блины на зависть его соседке. музейный лук День второй нас встречает легким дождем и длиннющей очередью на выставку Рихтера в Новой национальной галерее. Пока стоим в очереди, успеваем порадоваться коллажу из Рихтера и неизвестного художника в автобусе продавца кофе. За стеклом же все фигачат луки на фоне полосочек, ныне без этого никуда. Рихтер — один из тех современных художников, которого всегда приятно увидеть и поразглядывать (даже Никита нашел для себя вид Иерусалима, а после отправился снимать картину с черепом). Но сразу после деконструирующей инсталляции — наслоения стекол, представляющих пространство картин Герхарда в реальности, к нам в разум закралась теория заговора: нигде вокруг, а выставка носила ретроспективный характер, не было ни одной из его острополитических работ — ни дядюшки, ни рафовцев. После виденной пару лет назад, заставленной строительными лесами витрины польского культурного центра с портретами господина Шикельгрубера, меня этот факт насторожил. Позже оказалось, что эти работы представлены на других берлинских выставках автора, все-таки юбилей. Но осадочек остался. анонимный Братцо Дмитриевич Этажем ниже выставка, собранная по принципу, близкому к ерофеевскому, — все работы 69 года. Среди них выключеный из розетки Хааке и забавная интерактивная инсталляция, включаемая раз в час. Мы думали, это катафоты для веселых бликов, а оно оказалось детектором движения зрителей. Дэн Флавин в Гамбургер банхоф И вот мы в Гамбургер банхоф. Целое крыло благословенного Бойса, которого в Берлине, в принципе, много, но относятся к нему все равно аккуратно. Йозеф, конечно, очень сильно связан с запахом и тактильностью, от чего приятно видеть его работы вживую, особенно на близком расстоянии — не то, что в Помпиду. Но по пути к нему случается казус: Катя и Никита так увлекаются просмотром работ Опалки, что принимают за одну из них серую штору, закрывающую окно, какое-то время даже приходится переубеждать (в лучших традициях анекдотов про совриск). Еще одна странность — идея сочетать в одном пространстве объекты Бойса и свечение Дэна Флавина. Вроде бы работают с непересекающимися формами, но каждый стремится тотально подчинить пространство, что убавляет сил обоим, особо […]

Запись От алтаря и пляски смерти к сосискам с бельгийским пивом впервые появилась Aroundart.org.

Институциональная шутка, или Что скрывают маски?

Андрей Шенталь — Tue, 24 Jan 2012 16:12:39 +0000

Если бы вы, ничего не зная о том, где в Берлине находится филиал «Гуггенхайма», очутились на Унтер дер Линден в любой день в период с 28 октября 2011 по 16 января 2012, вы бы просто прошли мимо него. По соседству с «Дойче банком» вместо привычного названия музея висела вывеска неприятно-зеленого оттенка с неясным набором букв «Алмех», будто название какой-то конторы или мастерской, случайно затесавшейся на главной улице Берлина. Сама галерея словно растворилась, как призрачная платформа 9¾. Виновником этого магического исчезновения оказался поляк Павел Альтхамер, которого наравне с его другом Артуром Жмиевским пророчат чуть ли не в лучшие художники современности. В действительности же, «Алмех» – это название завода в Польше, принадлежащего его отцу. Он попросту поменял вывески местами, превратив таким образом галерею в самом центре Берлина в цех по производству пластиковых скульптур. Получился любопытный проект институциональной критики, или как минимум остроумная институциональная шутка. Убрав с фасада один из главных брендов современного искусства, художник наглядно показал роль языка в формировании институций, а также важность акта обозначения при восприятии самих произведений. Но за этой шуткой стоит и другая, которую «Гуггенхайм», возможно, и не уловил. Эта пересылка бренда в Польшу – камешек в огород самого музея, который давно уже стал более чем просто арт-брендом, и превратился в транснациональную культурную корпорацию: буквально на днях сообщили СМИ, что его очередной филиал, скорее всего, отроется в Хельсинки. Впрочем, критика музея, купленная самим же музеем, – уже давно отмеченный парадокс современного искусства, рассуждение о котором заняло бы несколько страниц. Photo: Mathias Schormann © Pawel Althamer, Deutsche Guggenheim 2012 Внутри образовавшейся мастерской Павел Альтхамер снимал слепки сотрудников «Дойче банка» и выигравших в лотерее посетителей, превращая их в застывшие белые статуи. При желании в этом жесте также можно разглядеть критику – на этот раз корпоративного рабства и пассивного «зрительства». В этом контексте мне почему-то вспомнился прием обличения Мейерхольда: в конце своей постановки «Ревизора», а именно во время знаменитой немой сцены, театральный режиссер ненадолго погасил в зале свет, чтобы подменить актеров изваяниями. Но польский художник вряд ли имел в виду русский авангардный театр, тем более, что основные искусствоведческие кодировки в его работе легко считываемы. После Музейного острова с его обломками Пергамского алтаря и деревянной готической скульптурой, который я посетил как раз перед походом в «Гуггенхайм», они показались даже чересчур очевидными. Павел Альтхамер собрал воедино такое количество традиций, которое не удавалось ни одному представителю историзма или эклектизма девятнадцатого века. Позы и жестикуляция скульптур, а также элементы иконографии, безусловно, восходят к фасадной и алтарной храмовой скульптуре, правда, символические атрибуты заменены фетишами современного мира. Переплетающиеся линии пластика – это бинты египетских мумий, в своей подвижности превратившееся в линию «удар бича», но не витальную как в ар-нуво, а пожухшую, поникшую. Сам белый цвет – современный эквивалент греческому мрамору под стать Пергамскому алтарю. Но, прежде всего, вспоминаются маски, египетские, римские, индейские… И, видимо, они являются главными действующими лицами и носителями послания этой выставки. Отсылка к маске – прежде всего ритуальной и погребальной – вполне ожидаема от художника. Альтхамер чуть ли не единственный признанный современный художник, который нисколько не стесняется говорить о духовном. Они вызывают в памяти то, что Флоренский называл латинским словом larva – «темную, безличную вампирическую силу, ищущую себе для поддержки и оживления свежей крови и живого лица, которое эта астральная маска могла бы облечь, присосавшись и выдавая это лицо за свою сущность». И действительно, в окружении этих фигур помимо восхищения испытываешь обеспокоенность, напряженность и даже едва заметную боязливость. Но эти маски заставляют задуматься и о совершенно ином. Главный диссонанс этих скульптур вовсе не в смешении традиции с современностью (на таком шизофреническом видении мира и основывается постмодернистская чувствительность), а в неожиданном соединении шероховатой осязаемой фактуры гипса с блестящей скользящей поверхностью пластика. В этом зазоре между снятыми с людей масками и приделанными к ним телами и сокрыта главная причина успеха творчества Альтхамера. В этом зазоре – его умение сочетать социальное, критическое, живое, человеческое с чисто художественным, пластическим, формальным и даже дизайнерским. И тут еще раз хочется сослаться на традицию, но уже в другом ключе. Это одно из редких произведений современного искусства, которое работает так же, как лучшие образцы классической живописи. Наверное, каждому из нас знакомо чувство, когда после просмотра скучных однотипных портретов XVII-XIX веков в какой-нибудь галерее вроде того же самого Музейного острова, ты неожиданно наталкиваешься на чье-то лицо, которое навсегда врезается в твою память. Что-то похожее как раз и произошло со мной на выставке Альтхамера. Материал подготовил Андрей Шенталь

Запись Институциональная шутка, или Что скрывают маски? впервые появилась Aroundart.org.