Дашевский Александр - Aroundart.org

Открытия недели: 18–24 апреля

Олеся Позднякова — Mon, 25 Apr 2016 11:56:22 +0000

Жиляев и Хворостов, «ЕлиКука», Петер Цвик, Эльдар Ганеев, Дима Филиппов, Николай Онищенко, Алев Адил, Александр Дашевский, «Синий суп», u/n multitude, Хаим Сокол и другие

Запись Открытия недели: 18–24 апреля впервые появилась Aroundart.org.

Кураторский проект «Нет времени»

aroundart — Wed, 04 Nov 2015 12:23:21 +0000

Куратор: Владимир Логутов

Запись Кураторский проект
«Нет времени» впервые появилась Aroundart.org.

Критика чистого урбанизма

Анна Комиссарова — Mon, 31 Mar 2014 13:31:23 +0000

В галерее «Кульпроект» проходит выставка «Урбанизм: Pro&Contra». Давний спор, начатый еще в 80-х, становится вновь актуальным в контексте госпроекта расширения Москвы.

Запись Критика чистого урбанизма впервые появилась Aroundart.org.

XI Биеннале графики: оправдание предмета

Александр Дашевский — Tue, 12 Nov 2013 08:33:02 +0000

В октябре в Калининграде прошла XI Биеннале графики стран Балтийского моря. Об этом культурном долгожителе, проекте Калининградской художественной галереи и о месте графики в современной системе искусстве, – один из кураторов Биеннале Александр Дашевский. Изначально биеннале продолжала линию больших общесоюзных смотров, но без идеологии и цензуры. В советское время графика в системе официального искусства находилась на особом положении – в этой сфере государственный прессинг был наименьшим. Неудивительно, что сословие графиков в конце 80-х – начале 90-х было активным и готовым к переменам. Судя по воспоминаниям, первые биеннале были событиями, очень притягательными и для художников, и для публики, и для критики. Сотни заявок на участие со всей территории бывшего СССР давали организаторам возможность отбора и формирования репрезентативной экспозиции. С течением времени фокус сместился на Балтийский регион, у каждой страны-участницы появился свой куратор с отдельным проектом. Изменилось и положение вещей. С каждым разом все сложнее становится определить и оправдать предмет биеннале. Особенно это стало наглядно сейчас, когда акцент был сделан на оригинальной графике. Printmaking хотя и подчиняется общим тенденциям, до сих пор сохраняет подобие автономности. Требующий специальной подготовки процесс изготовления, постоянные технологические инновации, сложное дорогое оборудование – все это позволяет, при желании, выделять печатную графику в отдельную сферу. Ни в коей мере это не относится к рисунку. В последнем сборнике Vitamin D (New perspectives in drawing) издательства Phaidon, экспертный совет причислил к рукотворной графике искусство в диапазоне от стрит-арта до скульптуры и видео. Ни масштаб мероприятия (двадцать художников), ни временные, ни (особенно) бюджетные рамки не позволяли устроить сколько-нибудь представительной подборки отечественного искусства. Да и сама задача – предъявить современное положение вещей в графике – не продуктивна. Максимум, что можно получить на выходе – выставку-трюизм, еще раз демонстрирующую, что привязанность к дискурсу у современного художника больше чем к технологии и что смещение границ – до сих пор беспроигрышная стратегия. Тем не менее, и в этой расплывчатой сфере проявляет себя дух времени. Он стал фундаментом проекта. Экспозиция показывала двадцать способов взаимодействия с этим духом, двадцать откликов на его вызовы. Петербургский раздел XI Биеннале графики стран Балтийского моря, Калининградская художественная галерея, 2013 Если описывать атмосферу текущего момента, то без слов «недоверие», «апатия», «отчуждение» не обойтись. На первый план выходит ощущение внешнего мира как подозрительного, неуютного, ненадежного. Сферы, с которыми принято ассоциировать современность, воспринимаются как обманчивые, эксплуатирующие человека, враждебные. Недоверие вызывает политика и возможность на нее влиять, массмедиа и достоверность информации, социум и необходимость себя с ним ассоциировать, наука и правильность ее выводов, технологии и их безопасность, искусство и его искренность, независимость от рынка и моды. Выход в общественное пространство ставит человека перед лицом медийной банальности, делает жертвой внешних интересов, лишает самотождественности. Отчужденная реальность порождает желание выйти за ее пределы (Владимир Григ, Андрей Рудьев), найти территорию, на которой возможно настоящее существование, или отвоевывать пространство и время, сантиметр за сантиметром, минута за минутой в творческом акте. Художники, опасаясь внешнего разнообразия, намеренно сужают круг образов до приватной сферы, домашнего очага. Бытовое, частное представляется областью, отгороженной от внешнего мира, территорией на которой возможно доверие и подлинность. Аня Желудь бесконечно каталогизирует и воспевает утварь и приусадебное хозяйство, пытаясь защитить его от мира, увековечить. Александр Шишкин-Хокусай выстраивает абсурдные сцены из немногих «одомашненных» персонажей и предметов. Другие спасаются от коррумпированной современности, погружаясь в прошлое, двигаясь к истокам, корням. Татьяна Стадниченко удачно рифмует морщины и лощины, накладывая портреты пращуров на карты ареала их обитания. Владимир Мигачев делает почву героем своих произведений. Владимир Наседкин проявляет образы древнерусской архитектуры в холодной минималистской абстракции. Для третьих такой территорией становится мифологизированная область классического искусства. У Владимира Козина тема недостижимого образца, эталона и собственного неказистого, но мужественного пребывания в его тени – одна из центральных. Ростан Тавасиев рассуждает на тему русской пейзажной живописи и невозможности дотянуться до нее из сегодняшнего дня. Виталий Пушницкий как патологоанатом разбирает классические произведения до формальной структуры. Иван Говорков показывает невозможность вырваться из-под гнета классики. У него же отчетливо проявлена другая важная стратегия – процессуальность. Когда результат творческого акта оказывается объектом рыночной манипуляции, а образная составляющая – продолжением массмедийной банальности, художник может обрести себя в процессе создания искусства. В первую очередь это относится к рисункам Влада Кулькова. Александр Морозов дает свою версию медитативного растворения и художественного проживания момента в серии «Фиксация полетов птиц». За аккуратно прочерченными траекториями синиц, дроздов и ворон с указанием времени, проступает фигура лирического героя-созерцателя. Керим Рагимов углубленно и трудоемко воспроизводит фотографию графическими средствами. Продолжительный, смиренный ручной труд, очищает изображение от информационного глянца и делает событием собственной биографии. Так же, с помощью ручного вырезания из железа Юрий Штапаков возвращает к жизни top-10 своих культурных героев. Отвоевывает образы у банальности Петр Швецов, кидаясь на любой затасканный образ с драйвом первооткрывателя. Еще один вариант – коллажирование отчужденной реальности, демонстрация ее искусственности, условности. Рисунки Ольги Тобрелутс симулируют умиленное вырисовывание домашних питомцев. За собачками то и дело начинают мерещиться политическая и социальная критика, но зритель так и замирает в состоянии амбивалентности. Валерий Гриковский совмещает разнородные образные клише, придавая композиции аллегорическое и ироническое звучание. Особенно осязаемо отчуждение проявляется при разговоре о биологии, телесности. Тело, его зарождение и функционирование репрезентуются как механические имперсональные процессы, таинственные и неустойчивые. Душа, личность выглядят необязательным придатком к ним. Так цвета в рисунках Андрея Горбунова специально лишены ассоциаций с плотью. Холодный «дизайнерский» розовый превращает тело в макет. Причем этот макет способен внезапно утратить свою форму, мутировать, переродиться, генномодифицироваться. Хрупкие коллажи Сергея Денисова описывают жизнь как загадочную череду автоматических изменений, где переход от робота к насекомому, от насекомого к человеку происходит без изменения сути и онтологического статуса. О графике, как о сфере, можно сказать, что ее сейчас нет. Ни внятного водораздела с другими областями, ни вектора, ни школы, ни характерной фигуры художника. Однако, нельзя сказать, что она отмерла и потеряла место в современном российском искусстве, как монументальное или декоративное искусство, процветавшие в советское время. Скорее эта территория ощущается как незанятая, опустевшая, но готовая к новому заселению. С ней связаны воспоминания и ожидания. Внешний мир, враждебный, давящий и заполненный фальшивками сформировал клан советских графиков и определил их особую роль в отечественном искусстве. Современный, отчасти схожий климат может включить работу культурной памяти. И тогда графика снова станет той областью, где будут происходить разработки новой проблематики и языка российского искусства. Фотографии предоставлены Александром Дашевским

Запись XI Биеннале графики: оправдание предмета впервые появилась Aroundart.org.

Фестиваль «Невидимая граница»: взгляд с другого блок-поста

Александр Дашевский — Thu, 11 Jul 2013 08:53:16 +0000

Главной задачей проекта «Невидимая граница» было достижение ясности и понимания традиций внутренних процессов подпольной культуры Петербурга последних двадцати лет. В течении года маргинальные движения структурировались в хронологическом порядке и превращались в проекты. После прочтения статьи на Araundart я как куратор понял, что ясности мы не достигли. Девять выставок, разных по вектору, не стали в сознании московской аудитории стройной системой. Важным стало то, что идея однобокости реперзентации петербургского арт-сообщества разрушилась, выявилась его многогранность, произошла переоценка движений и отдельных художников. Появились новая хронология и история. Процесс формирования этой истории в самом разгаре. Для Москвы петербургское искусство по-прежнему terra incognita, пазл, который еще предстоит собрать. Я попросил петербургского художника и арт-критика Александра Дашевского написать текст, суммирующий произошедшее за год в галерее «Культпроект», о том, какие впечатления сложились у него о проекте «Невидимая граница». Художник и куратор проекта «Невидимая граница» Петр Белый Алексей Ушаков, Ферапонтово, 1989–1994, выставка «Ретромутанты», галерея «Культпроект», 2012 Переучет современного искусства Петербурга Петр Белый проводит не в первый раз. До «Невидимой границы» была галерея «Люда», где в бешеном темпе (открытие каждую неделю) прошли персональные выставки большинства заметных петербургских художников. Нельзя сказать, что усилия направлены на консолидацию, структурирование или пропаганду петербургского искусства. Скорее это инвентаризация и исследование. В этот раз акцент был сделан на причудливых и уникально-петербургских формах культурной активности. Фестиваль «Невидимая граница» выстроен по хронологическому принципу – от рубежа 80-х и 90-х к современности. Речь не идет о каком-то векторе культуры Петербурга или попытке написания новой истории искусства. Презентованные культурные явления слишком разноплановы, и слишком очевиден избирательный принцип куратора. Специально за скобками оставлено все востребованное и институализированное, что было и есть в городе на Неве. «Митьки», «Новая Академия», «Некрореалисты», художники, получившие признание в Петербурге и Москве в первой половине 2000-х, преднамеренно исключены из поля зрения. Особый городской вкус к сладкому изоляционизму, карнавальности, местами к необычайной суровости и строгости, горделивому пестованию своей локальности, к настоящим и выдуманным традициям, – вот что предложено штудировать зрителю. Героизм и убожество как два способа непопадания в формат. Проекты «Шизореволюция», «Ретромутанты», частично «От тупости к паразитизму» и «Navicula Artis» посвящены искусству 90-х годов, подзабытому, странному. Начавшееся как будто внезапно и закончившееся как будто ничем, оно не часто попадало на выставочные площадки в последние десять лет. «Шизореволюция. Архив ПАиБНИ», вид экспозиции, галерея «Культпроект», 2012 Термином «шизореволюция» Андрей Хлобыстин описывает всеобщее коловращение, охватившее СССР-СНГ в 1986–1996 годах. Артефакты, документы и произведения, оставшиеся от героев этого периода собранные в «Архиве ПАиБНИ» (Петербургский Архив и Библиотека Независимого Искусства) презентуют развернутую картину поколения, охваченного священным безумием. Атмосфера галлюцинаторно-броуновского движения детально восстановлена Хлобыстиным. В ней звезды эпохи Новиков, Цой, Гурьянов, Мамышев-Монро на равной ноге соседствуют с сокровенными исчадиями Ленинграда-Петербурга типа Валерия Черкасова. Та же пьянящая нота поведенческой и эстетической вседозволенности звучит в проекте «Ретромутанты» . Тогда, в 90-е художники честно изображали абсурдный и привлекательный калейдоскоп бессвязных образов и идей, которые обуревали пространство бывшего СССР. Большинство героев этой выставки впоследствии влились в рынок современного искусства. И прекрасно чувствуют себя в формате проекта, галерейной выставки, ярмарочного стенда. Но нет-нет да и мелькнет в их современных работах ностальгия по бесшабашной коллажности и беззаконному соединению смыслов. «Новые тупые», долго находившиеся в забвении, и объединение «Паразит», постепенно набирающее известность, объединились в проекте «От тупости к паразитизму». Одно из устойчивых направлений их деятельности – передразнивание и заигрывание с «большими» коммерческими галереями, музеями и их героями. Художники постоянно демонстрируют, как бы выглядело искусство без пафоса и бюджета. Выставка показывала преемственность между практиками девяностых и десятых, живучесть художественного сообщества, развернутого к миру боком, а лицом – к товарищам по эстетике. Перформанс «Новых тупых», Конференция-ужин. Неизбежность шедевра, Ахматовский сад, Сантк-Петербург, 1997 Галерейный долгожитель, подвижный, эстетский и концептуальный, «Navicula Artis» стал героем следующей выставки фестиваля. За двадцать один год существования галерея накопила не только внушительный архив, сделала первые выставки многих художников, чьи имена сейчас на слуху, но и разработала знаменитый формат «поездок-прогулок», беззаботного времяпрепровождения на открытом воздухе, фланирования, осмотра достопримечательностей и изучения окрестностей. «Негатив» рассказывал о петербургской фотографии от советского периода до наших дней. Помимо известных имен и пронизанных атмосферой своего времени произведений, экспозиция подспудно презентовала историю отношений Петербурга и технологического бума в фотографии. Точнее, последовательного игнорирования и недоверия к новым возможностям-соблазнам. Ирина Васильева, Рыба, 2008, выставка «Kinder, küche, kirche», галерея «Культпроект», 2013 Сафари в область женского творчества, не задетого соблазном феминистской прописки в современном искусстве, стала выставка «Kinder, küche, kirche». Одиннадцать живописцев показали женскую реакцию на угрозы современного мира. Разнобой противоречивых современных художественных практик был представлен в проектах «3Х2» и «Здесь художник один я». Даже хищные одиночки арт-карьеристы второй половины двухтысячных вынужденно образовали в Петербурге, если не братство, то хотя бы некоторый кооператив взаимопомощи. Последняя выставка фестиваля «Новые основания. От концептуализма к минимализму» – скорее пожелание всей российской арт-сцене и предложение альтернативного пути. Надежда на форму, чувственное восприятие, на искусство, как на эмоциональную, а не вербальную деятельность никогда не умирала в городе на Неве. Кирилл Хрусталев, Вершина на закате. Работа была показана в рамках выставки «Navicula Artis» в галерее «Культпроект», 2013 Петр Белый каталогизирует накопленный за двадцать лет в Петербурге опыт искусства. Вне медийной шумихи, надежд на ценовые рекорды и прочих сверкающих атрибутов успеха. Художник, автономный и самоотверженный, влюбленный в собственное дело и пестующий свои странности, равнодушный к социальной адаптации, публичному признанию, – вот главный герой фестиваля. Этот, с первого взгляда невзрачный, ревностно охраняющий свое внутреннее пространство тип, на новом этапе оказывается соблазнительным в своей независимости и востребованным в своей оригинальности. Его искусство, местами дурашливое, но всегда искреннее, было сегрегированно адептами отечественного художественного рынка в конце 90-х — начале 2000-х. Сейчас, когда современное искусство в России вошло в фазу стагнации, рынок – в коме, а финансовые потоки стали прерывистыми и извилистыми, «Невидимая граница» выглядит попыткой предъявить альтернативные самодостаточные формы существования. Материал подготовил Александр Дашевский Фотографии предоставлены галереей «Культпроект»

Запись Фестиваль «Невидимая граница»: взгляд с другого блок-поста впервые появилась Aroundart.org.

Интервью с Александром Дашевским.

Алена Лапина — Tue, 29 Mar 2011 13:11:12 +0000

По намеченному плану взятия интервью у молодых художников Питера, тебе одному сразу не хочется первым вопросом адресовать: «Собираешься перебираться в Москву?» Такое ощущение, что тебя в Питере все устраивает: и размеренная жизнь, и ситуация с искусством, и открытие новых музеев («Эрарту» я имею ввиду) Как так получилось, ведь все хотят куда-то, а ты в Пушкин? В Петербурге меня тоже устраивает далеко не все. Например, то, что сейчас число петербуржцев уменьшается, а число питерцев растет. Или то, что последствия эрозии арт-среды, еще долго будут заметны. Или то, что в городе нет журнала по искусству. Но единственный неустранимый недостаток – это климат. И если уж его менять, то не на московский. Я не считаю себя самородком или селфмэйкером. То, чем я занимаюсь в искусстве – странное продолжение почти вековой традиции ленинградского искусства. Преемственность очень важна. Она дает возможность жить в нескольких временах, а точнее в большой временной перспективе. Я, конечно, систематически перетряхиваю унаследованные ценности – что-то убираю на антресоли, что-то протираю и ставлю в сервант на видное место. Перемешиваю с иноземними любимцами. Но контакт всегда сохраняю. Так что сменить географию было бы для меня болезненно. Как получилось что ты стал рисовать? Причём так фундаментально, как будто из Мухи, хотя образование у тебя отнюдь не Муха? Я всегда этим занимался. Первая моя персональная выставка прошла в 1986 году в ДК Володарского (мне было 6 лет). Часть работ я до сих пор храню. С официальным художественным образованием отношения у меня не сложились сразу. После нескольких лет в художественной школе я приобрел тихую ненависть к себе и ярко выраженное отвращение к социализации через учебные худ. учреждения. После парочки вялых абитуриентских фрикций, я окончательно перестал беспокоиться по этому поводу и начал жить. Получил менеджерское образование в университете Кино и Телевидения, незаконченное искусствоведческое в Академии, параллельно занимаясь искусством. К тому моменту, когда многие мои сверстники, одной рукой почесывая голову, а другой держа диплом об окончании стояли на пороге художественных институтов я уже имел в активе семь групповых выставок, шесть персональных, небольшие знакомства и четкое представление что делать дальше. Такая самостоятельность стала возможной благодаря многолетнему общению с моим единственным учителем – Михаилом Ивановым. Его убежденность в том, что на каждом этапе работа должна быть законченной, что ученических работ быть не должно – все, что делает художник, должно быть вменяемым творческим высказыванием, оказалась для меня личностнообразующей. В качестве недостатка этой системы могу отметить, что я совершенно не умею работать в коллективе. Ты сам себе менеджер? Да. За неимением альтернативы. Иногда я с тоской думаю делегировать кому-нибудь сладкие муки арт-карьеризма, деловую переписку, работу с коллекционерами, пред и постпродажные танцы, вернисажный петтинг и прочее. Но некому, да и заскучаю, вероятно, без всей этой милой суеты. Хотя, с каждым годом успевать все самому становится сложнее. Для того, чтобы эстетически развиваться необходима тишина, одиночество. Нужно накрыть себя крышкой и длительно варить в собственном соку. А это трудно совместить с перманентной торговлей лицом и коллекционированием вожделенных визитных карточек. Что тебя связывает с митьками? И с «Эрартой»? Сейчас с митьками, слава Всевышнему, меня ничего не связывает. В свое время я сделал несколько выставок в галерее «Митьки ВХУТЕМАС». Пока руководителем был А. Флоренский, это было яркое и интересное место. Пригов, Батынков, Денисов, Сутягин – Шевченко, Котельников, Сотников, Затуловская – неполный список тех, кого своим авторитетом привлекал Флоренский. Разглядел он и меня на ежегодной выставке в Манеже в 1996 году. Когда Флоренский ушел из группы Митьки, я перестал там выставляться – те, кто занял его место доверия и симпатии не вызывали. Митьком я никогда не был, на фоне сирот в тельняшке не скакал, при губернаторе арт-шутом не состоял. Что касается «Эрарты» – мои работы есть у них в коллекции в том числе – самое большое мое, на сегодняшний день произведение (300х15000). Иногда мы совместно арт-развлекаемся. Вообще, поток профессиональной критики, обрушивающийся на «Эрарту», по большей части справедлив. Справедлив абсолютно. А относительно – нет. Мрамор, гостиницеобразная рецепция, забавное название, багет, продажа арт-безделушек не отменяют того, пока незаметного действия, которое оказывает музей-галерея на город. Дело даже не в том, что студенты технических специальностей ходят по выходным целоваться на лавочках среди искусства, а художники, что бы ни говорили, все равно реагируют на все предложения «Эрарты», потому что «деньги, товарищи, еще никто не отменял». Я знаю не один случай, когда после посещения музея состоятельные петербургские господа выходили с когнитивным диссонансом – 30 млн. евро?! В картинки?! Что ни говори – аргумент убедительный. Даже если бы всех в Петербурге с доходом более 500 000 евро в год принудительно записать на подкурсы к Бакштейну – такого эффекта бы не было. Помещения «Нового Музея» совершенно адекватны численности людей, вовлеченных в сферу современного искусства в Петербурге. «Эрарта» ориентирована на работу с «интересующимися» или даже с теми, кого можно было бы заинтересовать. На тех, кто не читает openspace, кто не знает кто такой Херст, но желает разнообразить свой досуг чем-нибудь таким культурненьким. А количество со временем переходит в качество. Как тебе удаётся выбивать какие-то деньги? Мастерские? Из всех кого я знаю, у тебя это лучше всех получается. Это, вероятно, от того, что я ничего не выбиваю. Для сферы искусств «не верь, не бойся, не проси» действует так же, как и для тюрьмы. А вообще –внутрицеховая коррупция, интриги, простая человеческая честность и незлобивый характер. Как у тебя с участием в международных ярмарках? Кто тебя возит? Я сотрудничаю почти с десятком галерей, хоть одна, да впишет во что-нибудь. Можно ли семье молодой выжить в Петербурге, имея одного кормильца, являющегося художником именно в Петербурге? Все жалуются на отсутствие институций, нормальных галерей, рынка etc …. И я жалуюсь. А еще на скупость коллекционеров, 7 этаж без лифта в мастерской, короткий световой день, паршивые подрамники, омерзительный русский холст, отсутствие социальных льгот, грядущую беззащитную старость и пр. Но семью содержу. Не пробуйте повторять этот трюк самостоятельно. Ты состоишь в союзе художников? Да. Люблю всякие удостоверения, значки, бумажки, грамоты. Как твоя кураторская деятельность? С кем из коллег предпочитаешь сотрудничать? В Петербурге не так много игроков на поле современного искусства. Так что особо выбирать не приходиться. Вообще, каждый раз, когда моя кураторская работа подходит к концу, я говорю себе: «больше никогда!» Ужасно много это отнимает сил. Мне нравится выставки придумывать. Писать тексты, выстраивать экспозицию. А вот […]

Запись Интервью с Александром Дашевским. впервые появилась Aroundart.org.