Крокин (галерея) - Aroundart.org

Открытия недели: 10 – 30 января

aroundart — Mon, 01 Feb 2016 13:53:03 +0000

Cемилетие воронежской галереи «Х.Л.А.М.», открытие выставки-школы группировки ЗИП в Краснодаре, персональные проекты Сергея Ануфриева, Петра Дьякова, Александры Галкиной, Романа Минаева, Егора Плотникова, Алексея Таруца.

Запись Открытия недели: 10 – 30 января впервые появилась Aroundart.org.

Открытия недели: 24 ноября — 7 декабря

Лизавета Матвеева — Mon, 08 Dec 2014 12:52:36 +0000

Петербургский нонконформизм, камерная ретроспектива Владимира Вейсберга, выставки студентов Института База и Школы им. А. Родченко, дебютный проект crocodilePOWER, омские молодые художники и другие проекты двух недель

Запись Открытия недели: 24 ноября — 7 декабря впервые появилась Aroundart.org.

Франциско Инфанте: «Я за уменьшение энтропии»

Мария Калашникова — Thu, 24 Apr 2014 12:25:45 +0000

27 апреля закроется выставка Франциско Инфанте и Нонны Горюновой «РЕ-КОНСТРУКЦИИ» (Артефакты с 1977 по 2013 гг.), проходящая в Крокин галерее. Классик художественного движения кинетизм, метафизик по натуре и романтик в душе, художник Франциско Инфанте дал интервью Марии Калашниковой.

Запись Франциско Инфанте: «Я за уменьшение энтропии» впервые появилась Aroundart.org.

Наталия Турнова: «Объяснять живопись – глупое занятие»

Ольга Данилкина — Wed, 07 Mar 2012 15:32:08 +0000

На позапрошлой неделе в галерее «Крокин» открылась выставка Наталии Турновой «Бытие любит прятаться». Финалистка Премии Кандинского в номинации «Проект года» в 2010 году за серию «Свидетели», один из немногих современных живописцев, оставшихся верных медиуму, она уже не в первый раз представляет портреты, но они уже о другом. Aroundart поговорил с Наталией о механизмах человеческой фантазии, процессе работы и о том, как живопись может оставаться интересной художнику. Ольга Данилкина: Если сравнить эту выставку с другими вашими работами последних лет, первое, что бросается в глаза, – это все портреты. Почему вы выбираете портрет, и чем он здесь является – жанром, сюжетом? Наталия Турнова: Это вроде бы жанр, но не портрет в прямом смысле – здесь нет узнаваемости. Почему портрет? Потому что мне лично человеческое лицо наиболее интересно. Человеческое тело выражает много, но не так, и язык его существенно сложнее. Это – две совершенно разные вещи, хотя они невероятно тесно связаны. Лицо выражает гораздо больше, чем, может быть, сам человек хотел открыть другому. Это очень пластичный материал, при помощи которого можно показать очень многое. Поэтому для меня портрет – благодатная почва, если уметь ей пользоваться. Не могу сказать, что я это умею, но пытаюсь. ОД: Вторая закономерность – ваша работа сериями. Для чего вам серийность и как вы понимаете, что серия завершена? НТ: Еще давно я поняла, что невозможно все сказать в одной работе, либо возможно, если писать «Явление Христа…», но я другого масштаба человек. Когда делаешь одну работу, рождается что-то в этой же области, о чем ты думаешь «можно еще вот так». Все равно, что в одежде: вы надеваете какую-то кофту и думаете, что вот этот шарфик подходит и вот эта заколочка, но одно с другим не живет, и вы понимаете, что в следующий раз наденете заколочку. Это примитивно, но приблизительно то же самое. Или делаешь одну вещь, а возникает мысль в процессе работы, что, на самом деле, не эту работу можно сделать по-другому, а можно сделать на эту же тему что-нибудь совсем другое. Как в разговоре: вы пришли с заранее составленными вопросами, а в процессе выясняете, что вам интереснее поговорить о совсем другом, – появляется какая-то другая мысль. Потом через некоторое время у вас возникает ощущение, что разговор начинает крутиться на одном месте: вы уже все выяснили. И вот у меня так же: в серии понимаешь, что можешь еще написать десять работ, но они все будут повтором, и тогда наступает «кризис» ОД: Как вы приступаете к конкретной работе? НТ: Я делаю множество небольших эскизов карандашом, примерно представляя себе, чего хочу, а потом из кучи выбираю какой-то один, который кажется мне наиболее интересным. Это не значит, что картина с него будет интересной. Иногда делаешь их много дней подряд и не видишь ничего, берешь тот, который хоть как-то тебя устраивает, и из него получается хорошая работа. Бывает и наоборот: берешь хороший эскиз и ничего не получается – никогда не знаешь качество вещи, которая выйдет в результате. ОД: Эскизы делаются уже с цветом? НТ: Нет, простым карандашом. Раньше я делала с цветом, а потом поняла, что цвет сковывает. Когда делаешь цветовой эскиз, дальше этого маленького наброска ничего не идет. Одно дело рисунок – вы его набрасываете и в процессе меняете, но когда у вас и рисунок, и цвет, вы знаете, что уже не только не можете сдвинуть какой-то элемент в другую сторону, но и выбрать другой цвет. Раньше я так делала, потому что это дисциплинировало – грубо говоря, меньше опыта было. Это помогает, но как корсет: вы сломали ногу, не дай Бог, ногу замотали в гипс, вам легче, а через некоторое время вы понимаете, что вам легче, но мышцы атрофировались. Сколько раз было искушение вернуться к цвету в эскизе, но я понимала, что этого делать нельзя – из этих рамок очень трудно выскочить. Это та подпорка, подсказка, шпаргалка, вы можете на нее не смотреть, но она есть. А тут вы вышли – и что знаете, то знаете, а шпаргалку оставили дома. Начинается фантазия и поиск, который в противном случае бы не сработал, потому что человеческий мозг – вещь достаточно консервативная, он не стремится к работе, если где-то есть решение. ОД: Как появляется у работы название? НТ: Название – самое ужасное, мука для меня. Есть названия в голове, но они, как правило, никакие: типа «а вот та работа, которая зеленая» или очень заумные, которые в голове звучат нормально, а в тексте – напыщенно-напыщенно. Я всегда завидовала художникам, которые умеют называть работы. Иногда смотришь на работу – и видишь, что дрянь, а когда читаешь ее название, думаешь, что «хорошая работа». У меня давно была серия «Любовь» и там набор: «Поцелуй», «Двое», «Встреча», еще что-то. А дальше что? Потом сменилась серия – появились вот эти головы, лица. Я взяла «Голубая…», «Синяя…» и т.д., но это тоже ограниченный набор цветов. С одной стороны, это некая простота: «Синяя голова» – просто синяя и синяя. С другой, это некая недосказанность. Можно назвать «Человек с угрюмым выражением лица», но таким образом восприятие программируется. В моем случае у работы есть название, но оно вам никаким образом не помогает. Это скорее «щипок»: вас ущипнули, вы оглянулись, посмотрели, но что именно увидели – нужно самому думать. ОД: В названии выставки – «Бытие любит прятаться» – цитата из Гераклита, как вы сами рассказываете в интервью Александру Петровичеву. Как получилось такое название? Это была некая параллель или из самой заинтересовавшей вас мысли что-то родилось в плоскости искусства? НТ: Для меня как художника вообще сложно идти только от мысли. «По заказу» никогда не могу ничего сделать: если мне скажут написать работу на определенную тему, я физически не смогу. Здесь получилось параллельно. Изначально были большие портреты, лица, а потом проявились фигуры, поясные портреты и т.д. Я понимала, что одна серия должна закончиться и перейти в чуть другую, и в этой выставке их надо столкнуть. Эти лица при их замкнутости на себе более открыты, а фигуры при всей визуальной открытости более замкнуты в себе, отдалены от зрителя. ОД: Плюс появляется фон. НТ: Да, и фон и фигура: вроде лицо обращено к нам, но оно отстранено. Даже работа при входе, которая прямо напирает на зрителя, никоим образом вас к себе не подпускает. Большие лица, как раз наоборот, втягивают в себя. От этого столкновения появляется ощущение границы, что вы не можете за что-то заходить. Когда я делала эти работы, […]

Запись Наталия Турнова: «Объяснять живопись – глупое занятие» впервые появилась Aroundart.org.

Интервью с Константином Батынковым

Сергей Гуськов — Fri, 24 Jun 2011 14:23:59 +0000

Константин Батынков «Неинтересен сам образ жизни современного художника» Когда я произносил имя Константин Батынков в присутствии своих знакомых, его практически сразу же начинали либо страстно хвалить, либо оголтело ругать. Думаю, это хороший показатель, так как равнодушным художник не оставлял никого. Хотя к самому себе Батынков старается относиться с некоторым отстранением, дистанцироваться от своей славы. Про собственное интервью он самоуничижительно говорит, что это «рассуждения сумасшедшего о своих картинах», рассказывает о том, что мирская слава ничто, что не следит за публикациями и рецензиями, посвященными его творчеству. Возможно, это показное равнодушие, но, если даже так оно и есть на самом деле, довольно часто имидж, сконструированный для внешнего пользования, срастается с тем, кто берет его на вооружение. Хочешь выглядеть отшельником – в итоге становишься отшельником. Новая выставка художника «Натюрморты», которую он открыл в Крокин_галерее 19 мая, не предлагает чего-либо экстраординарного. Любой видевший ранее работы Батынкова может ощутить подкупающий эффект узнавания, результат своеобразного импринтинга, благодаря которому мы привязываемся к стилю того или иного художника. На холстах видны предметы быта: вазы с цветами, бутылка, штопор, рюмка, магнитофон, стопка дисков, лампа, книги, игрушки, куклы, очки. Среди вещей толпятся мириады маленьких точек-фигурок, ожившие солдатики, полетевшие игрушечные самолеты, маски, бесстрастно глядящие на зрителя. Изображения монохромные. Однажды Батынков сказал, что «бессмысленно рисовать подсолнухи после Ван Гога» – тема исчерпана. Но на выставке мы видим сразу несколько написанных с размахом подсолнухов. Скорее исчерпан разговор о том, что нельзя делать что-то, раз это что-то в прошлом было сделано в большом количестве или пару раз, но слишком уж эффектно. Художник использует консервативный язык, говоря об искусстве и жизни, но при этом вполне удачно существует в мире после многоступенчатой культурной революции. Он ориентируется на живопись и графику в эпоху, когда вокруг только и слышно об искусстве новых медиа, называет эскапизм неотъемлемой чертой своего творчества, и это находит отклик у значительной аудитории. Художник словно существует в постапокалиптическом пространстве, где сглажены конфликты, противоположные тенденции сосуществуют, не соскальзывая в противостояние. Вопрос в том, долго ли это продлится. Современный мир кажется утомительным и слишком беспокойным, чтобы тратить на него свои силы, но стоит отвернуться от какого-либо нового массового увлечения, порой, действительно, утомительного, как в образовавшейся пустоте возникает самозванец, называющий себя твоим именем и говорящий за тебя. Константин Батынков ответил на вопросы AroundArt: В: Вы говорите в пресс-релизе, сделанном в виде интервью, что Вам захотелось нарисовать предметы с подоконника в мастерской. Насколько важно непосредственное окружение: предметы, люди, помещения? О: Для меня вообще не важны ни предметы, ни люди. Просто все остальное я уже нарисовал. Действую методом исключения. Я сторонник того, что изобразительное искусство или музыку невозможно вербализировать, объяснить словами. И все интервью и пресс-релизы – это такое корявое, условное обозначение того, чего бы я хотел сделать. В: Мне показалось, исходя из увиденного на нынешней выставке «Натюрморты» и предыдущих, что для Вас этот уровень реальности близких вещей намного важнее, чем большие социальные реалии и общекультурные тенденции. Это так? О: На самом деле, мне не важно ни то и ни другое. Но они менее раздражают – вещи, которые тебя окружают. Ты как-то свыкаешься с ними, они тебе подвластны. Ты можешь выбросить и избавиться от них, а вот от вида за окном избавится гораздо сложнее. Но тоже можно уехать, конечно… Для меня живопись – времяпрепровождение, не более того. Надо ж чем-то заниматься. Она интересна, отвлекает от жизни. Поэтому волнует скорее процесс: ты отвлекаешься, ты рисуешь картину. А что на ней нарисовано – непринципиально. Какая-то фантасмагория, например. В: У Вас много подобных сюжетов, рассказывающих о бытовых чудесах, оживших вещах. О: Все рождается в процессе. Человек сочиняет стихи – непонятно, откуда берутся слова, вырываются в строчку. Он же не про Дусю пишет, которая его разлюбила. Начинается с Дуси, а потом поэт куда-то уходит, улетает. В общем, живопись тоже довольно самоценная вещь. Ты начинаешь рисовать матрешку, поварешку, потом самолет полетел, скатерть появилась, скатерть исчезла – река потекла. У меня, во всяком случае, так. В этом есть какая-то прелесть. Я начинаю рисовать картину и не знаю, чем она закончится. Потому что все остальное, социальность, то, что за окном, – это ужас и кошмар. Вот ходят там какие-то человечки в оранжевых жилетках, грядку копают. Ну что вот этих дядек рисовать или каких-нибудь теток?.. В: В одном из интервью Вы определили общий дух Ваших работ как «радостный пессимизм». Это до сих пор так? Что стоит за этим словосочетанием? О: В целом, да. Но скорее не радостный пессимизм, а веселый апокалипсис. Он уже идет. Что может сравниться с волной, заливающей Японию, сметающей дома? Это же завораживающее зрелище. Куда там видеоарту или кино! Жизнь – она сильнее и интереснее. Происходят катаклизмы, а мы в них живем, адаптировались. И жизнь очень быстротечна. Мне вот 52 года, и это стало очевидным. В: Живопись и графика это такие специфические медиумы в искусстве. Сейчас существует огромное количество новых способов подачи материала, а Вы идете вот таким путем… О: А Вы знаете, тут такое дело. Я лет семь функционировал как современный художник. Мы работали в фотографии и в видео, делали перформансы, театр и лэнд-арт, когда мы работали вместе с Колей Полисским и Сережей Лобановым. Но мне это стало неинтересно. Неинтересен сам образ жизни современного художника. Мне приятнее сидеть в мастерской, в тенечке, и рисовать какой-то очередной бред собственный, нежели бегать по душной Москве как сегодняшний художник-функционер, медийный персонаж. Деловые встречи, переговоры. Соответственно надо что-то быстро делать. Фотография, видео сразу дают какое-то качество, а в живописи такого нет. Может, не получится, и очень часто не получается. Но в этом есть кайф преодоления. Нарисовать хорошую картину очень трудно. Дай бог, за жизнь несколько штук нарисовать. Это отвлекает от жизни. А потом живопись сегодня как симфоническая музыка: человек ее понимает, когда достигает определенного возраста, вот я всегда пытался, но она не совсем соответствовала моему миропонимаю, но прошли годы, и после джаза ты приходишь к симфонической музыке, начинаешь слушать, а «два аккорда» становятся менее актуальны. А живопись трудно делать. Картины мне сейчас рассматривать интересно, а фотографии или инсталляции… ну стоит там сто ящичков, десять раскореженных машин, самолет, перевернутый и перекрашенный, или танк, как на Венецианской биеннале, – ну это такой аттракцион, легко считывается месседж. Живопись сложнее, потому что очень сложно хорошую вещь сделать. Мало хороших живописцев, фотографов же очень […]

Запись Интервью с Константином Батынковым впервые появилась Aroundart.org.

Леонид Тишков об Арктике, экологии и дизайне, выдающем себя за искусство.

Сергей Гуськов — Wed, 06 Apr 2011 11:55:08 +0000

Новый проект Леонида Тишкова в Крокин_галерее посвящен хрупкой красоте Арктики. Край мира, удаленный от нас, выключенный из каждодневного опыта и кажущийся от того чем-то неизменным и статичным, показан в динамике. И эта динамика не может не настораживать. Там, где раньше требовался ледокол, теперь может пройти небольшой фрегат. В одной из видеоработ художник предоставил возможность услышать звуки надвигающейся беды – журчание воды от таящего ледника. Его, конечно, можно воспринимать как музыку для релаксации из серии «звуки природы», как предпочитает делать большинство людей, но общая тональность выставки противоположна такому взгляду. Тишков демонстрирует не просто красоту, но красоту на грани вымирания. Наглядной иллюстрацией этому является фотография световой проекции фразы «я еще жив» на голубую стену ледника. Художник расположился в той зоне, где искусство и экологический активизм накладываются друг на друга. Отсюда и флаг Свободной Арктики и симпатии к запрещенному Фронту освобождению земли. Тишков не был бы Тишковым, если бы на выставке не была раскрыта тема частной луны. Вот она у полуразвалившейся хижины шведских геодезистов освещает художника с ружьем. Вот – на вышке для хранения мяса, чтобы медведи не достали. Вот – у фьорда, рядом с кладбищем китобоев. Мы можем ее увидеть на здоровом куске льда и на берегу, соперничающей с маяком. Серия из пяти фотографий возвращает нас в пространство сказочного реализма, по которому узнается Тишков. Данная деталь способствует тому, чтобы зритель ощутил не превосходящее всякое понимание величие Арктики от эдакого Каспара Давида Фридриха, вооруженного фото- и видеотехникой, а приближенное, представленное в нашей повседневной реальности, вполне осязаемое чувство опасности и желание разумно обустроить свое будущее. Леонид Тишков ответил на вопросы AroundArt: Первоначально в анонсах название выставки было заявлено как «За снегом», но позже было изменено на «Арктический дневник». Что повлияло на такое решение? Изменилось только название или была пересмотрена концепция проекта? Все переменилось! Я не смог рассказывать о снеге без оглядки на катастрофическое изменения климата, которое ощутимо напомнило нам в прошлом году «горящим» летом и обледенением и гибелью деревьев зимой. Сначала я собирался рассказать о снеге как о поэтическом веществе, о снежинках и об Уилсоне Бентли, странном фотографе, коллекционере ледяных кристаллов, о том, что для меня, родившегося на Урале, значит снег, все это казалось мне очень «художественным» и грело мне душу. Но действительность опрокинула мои планы, мне были явлены знаки гибели природы, все кричало вокруг: надо что-то делать, мир на краю катастрофы. Это я видел в каждой сломанной ветке, в каждом высохшем от жары дереве, я читал знаки беды на тающих ледниках Арктики. Поэтому я поменял название, и не только название. Как родилась идея совершить путешествие в Арктику? В путешествие в Арктику меня пригласил лондонский фонд Cape Farewell, возглавляемый художником и режиссером Дэвидом Баклэндом. Эта организация привлекает внимание общественности к проблемам изменения климата, Арктика – их приоритетное направление. Сам я и не думал ехать так далеко – вокруг Шпицбергена и Северо-Восточной Земли, да еще на маленькой парусной шхуне, но компания подобралась хорошая: кроме ученых, были музыканты, поэты, драматурги, писатели и, конечно, художники. Подобные экспедиции уже предпринимались, эта была уже девятая. Из художников в них участвовали Энтони Гормли, Гэри Хьюм, Рейчел Уайтрид, Софи Каль и многие другие. Постоянно идут выставки по следам экспедиции, вот только что открылась U-n-f-o-l-d в Чикаго. Расскажите о трудностях, связанных с транспортировкой светящейся луны, и о том, как прошла экспедиция. Организаторы экспедиции попросили взять с собой мою искусственную луну, ни много ни мало! А она очень большая для самолетов, – чтобы долететь до Лонгира, маленького городка на Шпицбергене надо было поменять четыре рейса. Я разделил луну на четыре части, взял с собой ее внутренности: диоды, провода, шурупы, диммеры и прочие детали. В течение трех дней собрал конструкцию прямо на шхуне, а потом подыскивал подходящую натуру для съемок, хотя выбирать особой возможности не было – многие берега архипелага неприступны, ночью вода покрывалась льдом и лодка не могла пристать к берегу, потом, обязательно меня охранял человек с ружьем, – вокруг бродили белые медведи. Об экспедиции можно подробно день за днем прочитать на сайте Cape Farewell, а летом выйдет книга писателя Марины Москвиной, моего товарища по экспедиции, об этом путешествии, которая называется «Гуд бай, Арктика!» Арктика завораживает? Действительно, там все так удивительно, даже как-то сказочно. Ледяные торосы, ледники, голубые айсберги, белые чайки и медведи, прозрачный воздух, тишина, даже не тишина – а полное безмолвие. Мы здесь живем в постоянном шуме, воздух насыщен посторонними газами, вокруг сплошная грязь и мусор, и огромное количество людей. Людей вокруг много-много, рябит в глазах. Олег Григорьев гениально написал когда-то об этом: Надо было спасаться. Собрал сухарей я в дорогу, И посох взял, опираться. – Когда вернешься? – спросила мама. – Когда людей станет мало. Поэтому для меня Арктика – это рай. Пока, если мы сами не погубим ее. Вам близки идеи радикальных экологов? Как Вы относитесь к проектам возвращения к природе, отказа от технологий? Чего больше, по Вашему мнению, в словах «зеленых» – наивности или горькой правды? Зеленая революция необходима, и эта революция должна произойти внутри каждого землянина, иначе люди обречены на вымирание. Дико, что большинство не понимает этого! Люди похожи на прожорливых червей на куске падали, алчность их безгранична, они скоро сожрут Землю, и что тогда они будут делать? Есть самих себя? Под видом религиозных войн возникнут войны за пресную воду и плодородные земли. А потом люди будут убивать друг друга из-за глотка чистого воздуха. Человек производит тонны токсичного мусора, который вытесняет почву, чистый воздух заполняется отработанными газами. Растет бессмысленное производство ненужных и некачественных вещей, ничто уже не ремонтируется, а просто выбрасывается, потому что производятся новые и новые модели и мы должны их покупать, иначе нарушится общественный договор – остановятся заводы и фабрики. Все больше и больше требуется энергии – сжигается огромное количество углеводородов, из Земли уже высосали всю нефть, а надо еще и еще. Люди – вампиры, пьющие кровь Земли… Климат меняется – за последние десять лет земные температуры увеличили свои зубцы, т.е. летние месяцы стали жарче, а зимы – холоднее. Арктика тает стремительно, это значит, что вода в океане нагревается сверх меры, ее уровень поднимается. О каких технологиях можно говорить, когда человек может получить под зад и в одночасье половина планеты погибнет от цунами или землетрясений, от адской жары или похолодания? Нас ничего не спасет, и […]

Запись Леонид Тишков об Арктике, экологии и дизайне, выдающем себя за искусство. впервые появилась Aroundart.org.

Леонид Тишков Арктический Дневник

Влад Чиженков — Thu, 10 Mar 2011 16:18:40 +0000

Фото: Влад Чиженков Место: Галерея Крокин Даты: 10.03. — 10. 04. 2011 В сентябре 2010 года художник Леонид Тишков вместе с международной экспедицией, состоящей из ученых, художников, писателей и музыкантов совершил путешествие на шхуне в арктические широты на острова Шпицбергена и Северо-Восточная Земли. Эта экспедиция была организована лондонским независимым сообществом Cape Farewell, главной целью которого является привлечение общественности к проблемам изменения климата на Земле и поиском решений выхода из экологического кризиса. Арктика сейчас стала полем битвы транснациональных энергетических компаний, Россия активно пытается «разморозить Арктику», чтобы включить ее в зону своих экономических интересов. Но никто не задумывается, какой катастрофой может обернуться эксплуатация этого удивительно прекрасного и, к тому же, безусловно, хрупкого полярного мира. Может быть, это единственное место на нашей Земле, где цивилизация еще не разрушила гармонию природы. Художники не смогут остановить ход вещей и закрыть программу по ‘утилизации’ Арктики, но они могут обратить внимание людей на эту проблему, на то, что ледники тают, что даже небольшое исчезновение снежного покрова на полюсах принесет неисчислимые беды человечеству — наводнения, тайфуны и засухи в средних широтах. Летние пожары, ледяной дождь в Москве нынешней зимой, миллионы сломанных деревьев — все это звенья одной цепи, и все это — эхо гибнущей Арктики. Выставка художника Леонида Тишкова — это рассказ о невероятно красивом, волшебном арктическом мире. В нем возможны разные чудеса: луна спускается с небес, сияющие полярные медведи гуляют по льдинам, в море среди синих китов плывут белые облака, а в небе — голубые айсберги, лед поет, снег излучает свет, а тающий ледник взывает к нам, людям, безмолвно говоря: «Я еще жив».

Запись Леонид Тишков
Арктический Дневник впервые появилась Aroundart.org.