Гридчинхолл - Aroundart.org

Открытия недели: 21–27 марта

aroundart — Tue, 29 Mar 2016 06:42:40 +0000

Виктор Пивоваров, Анна Жёлудь, Иван Горшков, Янина Черных, ученики Лизы Морозовой и интервенция в остов временного павильона музея «Гараж»

Запись Открытия недели: 21–27 марта впервые появилась Aroundart.org.

Ковер, еще ковер

Анна Быкова — Tue, 24 Apr 2012 10:26:39 +0000

Открывшаяся в подмосковном Гридчинхолле выставка куратора Марии Кравцовой «The Carpet is the Message» оказалась разочарованием. Message sending failed. Проект, обещавший стать хлесткой провокацией или тонкой апологией китча-мещанства, а может, и оригинальным культурным расследованием – благо, материала более чем достаточно – собрал несколько известных работ хороших российских художников и новодельные орнаментальные и фигуративные ковры из декораторского ателье Марка Патлиса. Экспозиционное решение принципиально отсутствовало: вещи лежали-висели вперемешку на бетонных полах-стенах так, что каждый следующий экспонат буквально отменял message предыдущего. Модернистская абстракция-бриколаж Аладдина Гарунова, ностальгический минимализм Александры Паперно, архи-китч Ирины Кориной, критический антиглобализм АЕСов, бытовой гедонизм Николая Бахарева, радикализм Ивана Бражкина и Анастасии Потемкиной при всем своем различии техник, смыслов и настроений в сегодняшний постковровый период входили в откровенный диссонанс со свежеиспеченными коврами по старым образцам, единственный message которых считывался достаточно однозначно: «купи меня». Все бы ничего, если бы ковры (которые просто ковры) представляли какой-нибудь срез, картинку, угол зрения – например, репрезентировали постсоветское пространство (ведь работы Бражкина-Кориной-Паперно именно про это). Но вместо узбекских-казахских-туркменских ковров зрителю предложили изделия в большинстве своем индийского производства. Ни советских фабричных (хотя бы в режиме слайд-шоу), ни иконически-портретных ковровых «даров вождям» (Ленин-Гагарин-Брежнев) на выставке не оказалось, а работы АЕСов с использованием киргизской техники аппликации к ковроткачеству вообще не отнесешь. Зато был один прекрасный и ужасный «военный ковер» с вытканными автоматами и вертолетами из Пакистана. Такие ковры, преимущественно афганского происхождения, ткались на скорую руку, для туристов. «Для Азии 1980-х автомат Калашникова был таким же символом, как кока-кола для Америки 80-х», – пишет в книге «Ночной кошмар модернизма» Энрико Машеллони. «Военные ковры» интересовали галеристов и кураторов современного искусства, а не специалистов по текстилю с 1990-х и выставлялись Харальдом Зееманом и Жан-Юбером Мартеном. Но здесь этот безыскусный коврик смотрелся крайне сиротливо: в идее своей поп-артистский, он не рифмовался ни с богатыми узорами псевдо-персидских ковров на выданье, сотканных мужчинами-индусами, ни с «месседжами» российских художников-коврофобов. Настоящий шедевр художника из Азербайджана Фаига Ахмеда – орнаментальный ковер, располосованный бело-сине-красной диагональю – напомнил работы итальянского художника-концептуалиста Алигьеро Боэтти, часто ездившего в Афганистан и заказывавшего тамошним ткачихам и вышивальщицам «тутти» (мозаики) и «маппы» (карты-флаги) по собственным эскизам. При этом выставка, пересказав и смешав культурные коды, заставила читать, думать, вспоминать и говорить. О национальном и модернистском, об абстракции и минимализме, исламе и язычестве, мужском и женском мы говорили с художниковм Аладдином Гарунов в его химкинской мастерской. Проект Гарунова «Зикр» после выставки в Руине МУАРа стал финалистом «Премии Кандинского 2010», представив удивительно оригинальный взгляд и сочетание идей реди-мейда и бриколажа (обувь, ковер), абстрактной и минималистской пластики, индустриальных материалов (металл, резина), документального видео и следов собственного перформанса как боди-арта (отпечатки ладоней и ступней). В мастерской стоит работа с женским силуэтом, выведенным на листе металла, пробитым пулями и испещренным следами ударов камней: «Эта работа про женщину – их раньше били камнями за измену». 19 апреля у Гарунова открылась выставка «Святые» в питерской галерее AL – это силуэты святых работы Феофана Грека, спроецированные на холст и отрисованные серебром. Прямая речь художника: С коврами я начал работать в 1990-х, ковер мог быть с помойки, из ИКЕИ, реже – кусок старинного ковра (я не могу его порезать). Чаще всего китчевый ковер хорошо сочетается с моими идеями, при том что антикитч – не мое… Я закончил отделение металла в Строгановке, но металлом не занимался и ушел сразу в скульптуру, мои работы погибли в пожаре в Сергиевом Посаде – мастерскую, похоже, подожгли. Скульптуру я тоже оставил, я не хотел делать повтор, в советское время делать скульптуры из камня их бронзы мне было совершенно не интересно, а к чему-то новому я не был готов, просто что-то понимал, чувствовал… и я ушел в живопись, там пытался что-то найти. Увлекался историей западного абстрактного искусства и где-то с оглядкой на дагестанское искусство, прикладное, где есть мистические знаки, символы зашифрованные. В Дагестане искусства как такового не было – первые художники появились до войны Отечественной, они учились в Питере, первый скульптор, первый живописец… А в принципе дагестанское искусство – традиционно прикладное, но очень сильное и мощное. Художники, которые появились после Репинского, Суриковского институтов свой путь не развили и ничего особенного после себя не оставили, они делали заказы советские – так же как по всей стране было. Я понял, что это тоже не мой путь, я думал, что я вернусь к прикладному, к корням, к доисламскому, может быть исламскому, и я пытался там поискать… Ковер тоже надо уметь читать – это целый космос. Я глубоко в это не вникал – боялся стать художником или декоративным, или прикладником. Мне это тоже было неинтересно. Я хотел быть художником, который мыслит актуально, оглядываясь на свою культуру, на свой опыт, и пользуясь опытом европейцев, сливая одно с другим. К чему-то интуитивно шел, смотрел, размышлял… Я сталкиваю техногенные промышленные западные материалы с традиционными, восточными, исламскими. Резину, металл я сталкиваю с ковром, мехом. На резиновый завод я тоже случайно попал, под Сергиевым Посадом – это было лет пятнадцать назад. Я мыслю формой, фактурой, цветом. Живописи в моих вещах нет, это все-таки форма. Суфии носили меховые одеяния, подчеркивая свою отрешенность, аскетизм, в православии аскеты, схимники тоже носили мех. То есть этот материал он уже символичный. По-арабски мех – это суфий. В Дагестане есть старинные образцы очень красивые молельных ковриков, сейчас это китч – они продаются за три рубля, очень безвкусные. Фигуративные ковры в советское время были в Дагестане, я даже где-то видел с портретом Путина, один так стремился попасть на передачу Якубовича, что хотел привезти ему ковер с его же портретом. Традиционные ковры потом стали разбавлять розами – это просто примитивщина такая, эклектика, китч – эти занимались довольно долго, женщины в селах довольно механистично сочетали это с традиционным орнаментом. В Дербенте была фабрика ковровая – мой приятель – он закончил художественное училище в Махачкале – работал со своим другом на этой фабрике художником. Дербент – древний город, V век нашей эры, там были разные культуры, были и персидские и азербайджанские ковры. Самый лучший проект из того, что я делал, был в МУАРе «Зикр». Пространство было необычное – Руина. Давид Саркисян позвал на эту выставку всех ведущих специалистов современного искусства, Свиблова была в восторге, Мизиано, Вася Церетели… Три видео там было, Давид мне одно видео сам собирал, два дня! Он отнесся к моей […]

Запись Ковер, еще ковер впервые появилась Aroundart.org.

Никита Алексеев: часовня на обочине

Анна Быкова — Fri, 03 Feb 2012 17:27:15 +0000

Подмосковно-прирублевский Гридчинхолл – арт-резиденцию и галерею – Никита Алексеев придумал сделать часовней: бумажной. Получилась почти ретроспектива из двадцати ниш-закутков + был перформанс «Зимний листопад» (Алексеев изображал дерево на крыше, роняя листы бумаги) + потом он сам же его и нарисовал. Алексеев вообще настоящий идеолог перевоплощения: бетонной коробки – в часовню, списанных сторублевок – в туалетный рулон, разноцветных натюрмортов – в полотенца, телевизорных экранов – в рисунки, личного архива – в тотальную инсталляцию и так дальше до бесконечности. И волшебная палочка у него тоже есть (Алексеев хромает) – из неудавшихся рисунков. Стоит в углу. Искусство сценографии и сервировки. Когда мы приехали к Гридчину, было солнце: электричества не включали и листы-шторки просвечивали во все стороны витражами. Впечатление на фоне всех московских келейных и слепых музейно-галерейных пространств оригинальное и домашнее. Никита Алексеев – концептуалист среднего возраста (поколенчески он между Монастырским и Захаровым-Альбертом-Мухоморами), в свое время «дезертировал» из Коллективных Действий (по причине тройной нелюбви: зиме, минимализму «без мяса» и бухгалтерской отчетности), открыв в собственной квартире в перерыве между двумя женами первую галерею 80-х – АПТАРТ (APTART). Сами концептуалисты сегодня обретают, как кажется, второе дыхание: при нынешней вертикали им достаются лучшие премии и удаются совершенно прекрасные вещи, даже лучшие, чем в брежневские 70-е. Идеологическая стратегия концептуализма «сквозь политику к звездам» оказалась абсолютно безупречно-неуязвимой, удобной и потому востребованной самыми различными институциями: центрами, фондами, музеями, резиденциями… коммерческими, государственными, меценатскими… Действительно, лучшей порождающей системы искусства для русского сознания (в меру литературной, нарративной, абсурдной и абстрактной) пока предложено не было. А Алексеев предлагает зрителю такое «красивое искусство», мучая и самолично мучаясь единственным вопросом: «можно ли, балансируя на грани салонности и даже китча, не становясь при этом тупым постмодернистом, делать холодные концептуальные вещи, притом возможные для украшения жилья или некоего общественного пространства» (Никита Алексеев. Ряды памяти. М., НЛО, 2008. С. 470). Но до китча Алексееву не скоро – китч здесь кокетство. Алексеев весь между наивом и абстракцией, шуткой и абсурдом, гедонизмом и размышлением – Пиросмани и Магритт его кумиры. Деревья у Алексеева умеют спать, птицы играть в футбол, Путин с Медведевым питаются в чебуречной, а зверь Цукор перерабатывает подземные части растений в чистый сахар. Часовен при этом двадцать – и все с чудными именами: часовня фотосинтеза, и телевидения часовня (тут прямо Нам Джун Пайк полнейший), часовня чебуреков есть и Сая Твомбли, любви и смерти, подростковой дури, репчатого лука и далее подобное. При этом есть здесь положительная ехидность, поразительная способность выгонять сатиру в позитив – это одно время называлось иронией и ею перекормили. Между тем Алексееву всегда удавалось невозможное: плыть по течению, но боковым руслом; предлагать если не альтернативу, то параллель; как-то обходится фантазией без фантастики. Зачем в загородной резиденции выставлять коренного москвича, осталось не очень понятным. Между тем выставка как-то удачно срифмовалась и со «Среднерусской возвышенностью» (дававшей концерт у Гридчина на выставке Воронцова) и даже с каваргинским «Волосом Кулика» (Алексеев представил линогравюру одноименной птички аж 1959 года, сделанную им шестилетнем возрасте), раздвинув границы самого пространства (так много рисунков здесь еще не было) и представление об Алексееве-рисовальщике как художнике синтетического жанра. Выставка продлиться в Гридчинхолле до 4 марта. Материал подготовила Анна Быкова

Запись Никита Алексеев: часовня на обочине впервые появилась Aroundart.org.

Терзания по поводу.

Мария Калашникова — Fri, 06 May 2011 15:40:58 +0000

В загородной резиденции «Гридчинхолл» появилось новое имя: Юлия Косульникова. Студентка Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной академии им. Штиглица, или проще «Мухи», сейчас готовится к выпускным экзаменам, но несмотря на юный возраст – ей всего 23 – это уже ее вторая персональная выставка. Первая прошла «в таком далеком» 2009 году в питерской галерее D-137, обе курировал Артемий Троицкий. Два года назад художница потрясла всех своей страстью к мифологизированным высказываниям. Она исследовала женское начало через визуальные метаморфозы телесного: ее обнаженные героини то превращались в неких химер с коровьими и оленьими головами, то на их тела накладывалась сетка из «венозных» синих полос. В новом проекте в Гридчинхолле продолжается развитие этой темы, на этот раз название заранее будоражило кровь: «Терзание Варвары» (мученичество раннехристианской святой, подвергшейся пыткам за свою твердую и непоколебимую веру). Согласно легенде, тайная христианка Варвара жила в Египте в начале IV века и была единственной дочерью богатого язычника Диоскора. Красота ее пробуждала страсть у всех египетских аристократов, но девушка предпочла отдать свое прекрасное тело на растерзание варварам и умереть за веру, нежели стать женой язычника. По легенде, в яростном порыве отец собственноручно отрубил дочери голову. По всей видимости, на юную и, надо заметить, красивую художницу эта история произвела сильное впечатление, и она, любительница средневекового ужаса, по-своему интерпретирует эту легенду. Но вот что удивляет: во всех работах нет и тени физических страданий – никакого натурализма. Проект состоит из 12-ти крупноформатных картин, свободно расставленных в просторном зале – будто вы пришли не на выставку, а заглянули прямо в мастерскую. Все работы без названий, но благодаря живописной пластике образов им не нужны дополнительные аннотации. Несмотря на откровенно садомазохистскую тематику со сценами сомнительного изощренного удовольствия, картины заставляют собой любоваться. Они привлекательны эстетически: яркие акриловые краски (золотые, пронзительно-голубые, малиново-лиловые), красивые силуэтные женские формы во вполне поп-артовском ключе нивелируют весь пафос переживания страдания. При желании некоторые изображения можно перевести в принты, растиражировать, сделать трендом. При чем же здесь проблема мученичества, откуда она взялась? Ответ на этот вопрос могут подсказать многочисленные «орудия пыток», разложенные на полу под холстами. Сегодняшняя художница как будто через призму многих столетий пытается отреагировать на первопричину угнетения женского начала. И когда она приступает к визуальному воплощению своего переживания, то образы получаются абстрактными, аморфными, безликими – словно это некогда увиденные во сне и вновь пробужденные воспоминания из глубин подсознания. На крупноформатных картинах изобилуют пышные женские формы в неестественных вывернутых ракурсах. «Как это могла нарисовать женщина?». Юлия только хитро улыбается в ответ. Да, ее героини не похожи на целомудренных мучениц, хранящих свое девство. Скорее эти «сладострастные» образы и есть визуальная квинтэссенция мужского желания обладания женщиной. Художница будто на интуитивном уровне угадала истинную причину женских страданий – «так не доставайся же ты никому» – и решила указать на нее в игровой художественной форме. Среди 12-ти работ выделяется одна: мужское животное демоническое начало, гипертрофированный образ зла. Его тело покрыто черепами – а может это безвинно загубленные души? Любопытно, что подобная тематика в последнее время интересует многих. Недавно прошла персональная выставка Юлии Заставы в галерее Paperworks под названием «Папа раздевается». Там тоже не было откровенных сцен насилия, анималистические акварельные герои и животные Заставы опасны не более чем некие абстрактные символы зла в культуре романтизма. Интерес молодых художниц к проблемам физического страдания, жертвенного насилия, женского угнетения налицо, но все же по каким-то причинам, они решаются в отстраненно-игровой форме, как бы бессознательно. Материал подготовила Мария Калашникова

Запись Терзания по поводу. впервые появилась Aroundart.org.

Сергей Гридчин: «Никто не знает, как разрастется твой дом за десять лет».

Мария Калашникова — Wed, 09 Mar 2011 13:51:23 +0000

Интервью с владельцем творческой лаборатории и загородной арт-резиденции «Гридчинхолл» Сергеем Гридчиным – Как возникла идея создания некоммерческого и не совсем галерейного пространства Гридчинхолл? NB. Арт-центр (галерея, выставочный зал, резиденция художников) Гридчинхолл был открыт осенью 2009 года. – Мне всегда была близка и понятна сфера искусства и не только современного. Хотелось участвовать в творческих процессах. И я решил создать некоммерческий проект, основанный на своих собственных ресурсах. Рассматривать Гридчинхолл как коммерческое начинание невозможно, хотя я был бы не против, если бы у моего проекта на данном этапе появились спонсоры. Однако совершенно объективно нынешняя ситуация говорит о том, что спонсоров практически нет, и мне понятно почему: в России нет законодательного проекта для подобных спонсорских поддержек. Даже при наличии интереса у крупных бизнесменов, глав каких-нибудь компаний, невозможно на законодательном уровне урегулировать деятельность спонсорских инвестиций. Как менеджер я думал, что было бы логично, делая резонансные проекты, привлекать и других соучастников: власть, спонсоров, меценатов, но в нынешних условиях после кризиса интерес к искусству резко упал, в целом как всегда удар на себе ощутила именно сфера культуры, на нее стало меньше выделяться денег. На любой культурный проект, чтобы он получился хорошим и качественным, необходимо потратить огромное количество ресурсов: денег и времени. И любой коммерческий или финансовый директор скажет, что если проект стоит условно 100 рублей, то на его реализацию придется потратить 150 как минимум, так как нет такой статьи расхода в бухгалтерии как поддержка культуры. То есть законного безболезненного для бизнеса права потратить 100 рублей в России нет, поэтому сначала нужно заработать 150 рублей, заплатить с них налоги, и только потом можно их потратить. В советские времена был совсем другой механизм, тогда государство обязано было тратить деньги на культуру в разных ее проявлениях, начиная с детских праздников. Сейчас этих механизмов нет, сейчас каждый сам за себя. – Но Вы не побоялись создать свой некоммерческий проект. – Да, это был риск, но мне этого хотелось. Всегда есть два пути: либо все изучить, как организовать и наладить работу своего начинания; либо воспринимать это как стихийный процесс, как строительство своего дома, когда ты не знаешь, сколько этажей тебе может понадобиться. Лично мне хватит и одного, но как твой дом разрастется через десять лет, никто заранее не знает. Так и с моим проектом: у меня были личные ресурсы, и я решил их потратить на интересующую меня сферу жизни, но просчитать все ходы я не могу – это живой процесс, участвуя в котором ты получаешь необходимую информацию для дальнейшего развития. А раньше мне эту информацию приходилось где-то «выкапывать», вычитывать, узнавать, и то не факт, что, изначально обладая всеми знаниями и премудростями, у меня бы все идеально выстроилось. Все нужно постигать эмпирическим путем. – Ваш проект некоммерческий, но все же интересно было бы узнать, занимаетесь ли Вы продажами работ своих художников или планируете в будущем? – Нет, изначально акцент на продажу не делался, вообще я даже и не хотел бы этим всем заниматься, мне гораздо интереснее делать яркие выставки, приглашать гостей. Мне бы не хотелось выставлять хорошо продаваемых коммерчески успешных художников, гораздо интереснее привлекать авторов с оригинальными проектами, придумывать какой-то сценарий выставки (например, на персоналке Сергея Воронцова выступали группы «Гроздья Виноградовы» и «Среднерусская возвышенность»), тогда проект имеет больше шансов «прозвучать». – Почему раньше Вы выбирали признанных художников старшего поколения, они были Вам ближе и понятнее? А теперь появились молодые: живописец Олег Хвостов, художник-фотограф Мария Агуреева. – Олега Хвостова я бы не назвал молодым художником, он уже художник с опытом и стажем. Мария Агуреева действительно молодая энергичная девушка с большим творческим потенциалом (выставка Марии Агуреевой «Формоцвет» – совместный проект галереи Гридчинхолла и галереи AlGallery (Санкт-Петербург), проходит с 13 февраля — 20 марта 2011). Я ее не искал, Марию мне посоветовал мой давний друг Дмитрий Шорин, и я заинтересовался ее работами. Конечно, ей еще нужно дорасти до большого мастера. Однако Мария искренний, честный и энергичный художник, и она создает абсолютно яркий продукт, поэтому я сделал ее небольшую персональную выставку в нашей галерее, а в основном пространстве продолжается выставка Олега Хвостова. NB. Мария Агуреева раскрашивает яркой гуашью предметы и тела моделей, а затем их снимает на цифровую камеру. Восемь интересных своим композиционным строем фоторабот представлены в галерее Гридчинхолла, и все они, к слову, уже проданы. – На сайте Гридчинхолла написано, что Ваш проект представляет «пространство для межкультурного обмена». Вы сотрудничаете с какими-то заграничными коллегами или представляете свои проекты за рубежом? – Была такая форма культурной жизни, когда наших художников и ученых посылали учиться за границу, это считалось нормальной практикой. Отправляли самых талантливых, и делалось это за счет казны и поддержки меценатов, система обучения была хорошо отлажена. Сейчас эта форма деятельности существует, но не в России. Было бы не плохо наладить это и у нас, только заниматься этим процессом должно не частное лицо, а Министерство культуры, прямая обязанность которого защищать и поддерживать новые инициативы, помогать развиваться новым институциям, а не проявлять антагонизм к актуальному искусству. Почему-то во Франции власть понимает, что нужно тратиться на культуру, на детские и спортивные площадки, на поддержку хора бабушек, и на художников. Там люди осознают, что любая небольшая поддержка в масштабах всей страны формирует стиль жизни, включая и провинцию, а у нас провинция слишком сильно оторвана от жизни центра. В Европе все уже веками отлажено: молодой художник получает гранты. Как раз подобная форма загородной арт-резиденции могла бы стать хорошей базой для осуществления межкультурного обмена, чтобы наши деятели культуры могли знакомиться здесь с заграничными деятелями и наоборот. – То есть Вы приглашаете в Гридчинхолл европейскую публику? – Только своих личных знакомых или просто приятелей знакомых из своего обширного художественного круга. Но на официальном уровне это пока не работает. Хотя я был бы не против приезда к нам интересных творческих личностей с Запада. Ведь если наши художники будут ощущать свою приобщенность к мировому художественному процессу, они скорее смогут производить качественный продукт. Но для того чтобы мне приглашать стоящих гостей с Запада, нужно потратить много сил на их поиски, наладить эту систему – халявщиков везде хватает. Опять же нужно это будет согласовать с местной властью, чтобы делать официальные приглашения не лично от себя, а от властных структур. И было бы замечательно, если бы такая практика стала частью политики государства, чтобы они тоже были заинтересованы в […]

Запись Сергей Гридчин: «Никто не знает, как разрастется твой дом за десять лет». впервые появилась Aroundart.org.