Лысов Александр - Aroundart.org

Что было или не было сказано в ответ

Ильмира Болотян — Fri, 27 Nov 2015 07:13:40 +0000

О норвежско-российском проекте в подземной военно-морской базе Олавсверн «Ничто не срастется, потому что ничто не совпадет друг с другом» от его участниц — художниц Ильмиры Болотян и Анны Шефер

Запись Что было или не было сказано в ответ впервые появилась Aroundart.org.

Ночь в музее. Интервью с художниками.

Наталья Сидорова — Wed, 18 May 2011 09:07:23 +0000

В субботу, 14 мая, в Третьяковке на Крымском Валу, как «ночь в музее» был представлен выставочный проект «Формы жизни». Огромное пространство на трех этажах было заселено самыми разными «жизнеформами» искусства. Важным завоеванием именно этой третьей «ночи» (Кураторы Кирилл Алексеев и Кирилл Светляков) является то, что некоторые экспоненты, наконец, вступили в «пространственные» отношения с Третьяковкой на Крымском, то есть перестали воспринимать ее только как нейтральную экспозиционную площадь. В огромных пролетах возникли зыбкие разноцветные сети (Александр Соколов), центральный этаж прорезал «геометрический лес» (Александр Подобед), между колоннами образовались прозрачные тяжи, напоминающие и паутину и какую-то инопланетную слизь одновременно (Елена Кулакова и Елена Мезенцева), в реальном пространстве поселились «архитектурные призраки» (Александр Лысов). Тема проекта предопределила появление произведений, работающих с биологическими формами, вплоть до прямого их экспонирования… С некоторыми из экспонентов удалось побеседовать. Александр Лысов (Москва) Александр, такой прямой вопрос – это ЧТО? Это компьютерная графика, но необычная. Я пишу программу, которая рисует множество изображений – несколько тысяч. Я потом все отсматриваю и отбираю для печати несколько, две-три работы. Я сам написал программу с определенной задачей. Эффект неожиданности в том, что один и тот же алгоритм генерирует абсолютно разные изображения. Они могут получиться разные по композиции, структуре, цветовым интонациям. Какие-то лучше, какие-то хуже. То есть, как у художника – удачи и неудачи. Да, неудач, конечно, больше. Получается, что Вы выступили в качестве… Да, в качестве куратора. Выбирал лучшее из предложенного. Поскольку я сам пишу программу с нуля, у меня происходит постепенное эволюционное движение. От точки — к линии, от линии – к плоскости, и к пространству. Постепенно это развивается и становится сложнее, сложнее. Это все более интересным становится. То есть, профессионализация программы-художника нилицо? Да, учится рисовать… У меня какие-то архитектурные ассоциации возникают. Тут, если всматриваться, есть интересные пространственные игры. Из-за того, что программа в основном программа в основном работает с перпендикулярными плоскостями. Поэтому создается такой эффект. И в результате работа не воспринимается абстракцией. Вот этого я и хочу. Поймать момент, когда видно что-то фигуративное там, где ничего этого нет. То есть, будучи по сути абстрактной, работа таковой не воспринимается, если говорить об эффекте? При беглом взгляде ее можно воспринять как проект архитектурный. Заумный… Да, заумный, усложненный. Читаются какие-то галереи… Вот это самое интересное! Момент, когда каждый человек ТАМ видит совершенно разные структуры. Это работает из-за того, что наш мозг привык всегда видеть паттерны. В потоке фотонов, который падает на сетчатку – физика чистая, там ничего нет – мозг выделяет какие-то знакомые объекты, формы, структуры и так далее. И если иначе посмотреть, то эти же этажи и галереи можно в другом месте увидеть, и по-другому их собрать у себя в голове. Как Вы относитесь к этому машинному творчеству. Не ловите ли себя на мысли, что этот дигитальный «художник» в чем-то симпатичней, чем реальный. Он не амбициозен, материально не заинтересован, у него нет потребности вписаться в художественную среду, сообщество… Да, ловлю. Она, программа, творит незаинтересованно. Остальное – все уже работа куратора. При этом, технология позволяет воспроизведение произведения в любом размере, качество от этого не страдает. И мне, как куратору этого художника, интересны монументальные работы, которые действуют по-другому на человека на физическом уровне, когда он соизмеряет их со своим ростом. То есть, когда это перестает работать как картинка, строго говоря, а становится частью пространства? Да! Активно действующей частью пространства, которая взаимодействует с человеком. Программа – это такая надстройка над мозгом с одной стороны, с другой – мне интересно работать с телом зрителя. Поэтому важны размеры, чтобы исследовать взаимодействие зрителя с таким «зашумленным» изображением, которое все мерцает. Странная ситуация… Вы этому дигитальному художнику и куратор и отец. Я создаю этот код, саму эту сущность. А то, что делает программа, я до конца не могу предсказать. Я знаю только границы, в которых это «творчество» существует. Евгений Камбалин (Воронеж) Где Вы учились? Сначала я закончил исторический факультет Педагогического института, пять лет работал учителем в школе. Потом поступил в Художественное училище. То есть все-таки художник… Правильно ли я поняла, что это – «найденная вещь»? Да, это передняя панель от немецкого пианино. И на ней в центре был барельеф – играющие пути. Эта панель лежала у меня дома года три, и я не знал, что с ней сделать – потом решился. Я замышлял сделать большую выставку «Небеса». Я в последние два года ездил на Север и смотрел северные небеса – росписи в храмах. И они так меня потрясли, что захотелось создать свой мир, опираясь при этом на русско-византийскую традицию, на культуру русского Севера. Это первая такая работа. Такая, очень русская картина, в основе все связано с православием. Хотя начиналась она с барочного барельефа в центре, т.е. вполне западного. Я несколько лет работал в церкви, изучал, смотрел…. И золото нравится, потому что я там золочу что-то постоянно. Но в христианском искусстве существует канон, и герои всегда вписаны в стратификацию, а у Вас вот этот персонаж с мечом – это кто? Нет, это совершенно придуманный, чудной персонаж. Это такие детские вещи, наивные, возникающие свободно. Я здесь даже не старался что-то соблюдать. Обычно я картинки люблю очень продумывать, а здесь я шел за этим барочным рельефом, который был в центре. Такая вариация на тему, как в музыке – задается тема, а потом развивается. Вот эти персонажи по сторонам, один с мечом, другой — с домиком в руках, вызывают, тем не менее, ассоциации с иконами… Это в северной резной деревянной иконе есть Никола (Святой Никола Можайский – Н.С.) с мечом в одной руке, и храмом — в другой. А здесь это разведено. И эти мальчики с мечами… Я увидел старую фотографию в книге Норштейна, из его детства, там мальчики стоят все с палками-мечами, а девочки – с куклами. Она пять лет меня не отпускала, а здесь проявилась. Мальчики — всегда с маленькими мечами. И эти растения по периметру в этой несколько психоделической эстетике, перенасыщенной такой, воспринимаются как экзотические, тропические… Нет, это точная цитата из русской северной резной иконы. Она тяжелая, эта доска? Двадцать килограмм. Ого! Когда во время монтажа, она лежала на полу, мне показалось, что это литье какое-то, притом на пластике. И столько было в этом веселого безумия, вообще всего очень много. А всего много потому, что русский подход. Всего должно быть много, никакого минимализма! Например, […]

Запись Ночь в музее. Интервью с художниками. впервые появилась Aroundart.org.

Две выставки generative art в России

Сергей Гуськов — Thu, 12 May 2011 13:19:33 +0000

Generative art – мало известное в России направление в искусстве. Может создаться впечатление, что то, что относящиеся к нему произведения запрограммированы, а их вид или действия (в зависимости от того, что они собой представляют), как кажется, предопределены конкретными алгоритмами, лишает их творческой свободы. Однако же, такое отношение скорее напоминает предубеждение и далеко от реального положения вещей. Если взять ради сравнения такую погруженную в повседневную общественную жизнь с ее постоянными изменениями и хаотичностью практику искусства как акционизм, то любой посторонний зритель может первоначально заключить, что акционисты пребывают в состоянии перманентного творчества, а результатом их действий может стать все что угодно. Но это ошибочное представление. Акционисты всегда тщательно готовятся: изучают исторический опыт, продумывают сценарий акции, советуются с юристами, медиками и другими специалистами, рассчитывают время, репетируют. Акционисты расцениваются ошибки и отклонения от первоначального плана однозначно отрицательно, что бы они сами ни утверждали после неудачных акций. В generative art, напротив, ошибка, случайный информационный шум или сбой в работе становится одним из условий создания искусства наряду собственно с алгоритмами, в которые заложена рандомизация. Художник Александр Лысов, проводник generative art в России, говорит об этом так: «Как generative art можно определить любую художественную практику, где художник использует системы, такие, как множество правил, выраженных естественным языком, компьютерной программой, машиной, или другим процессуальным изобретением, которые приводится в движение с некоторой степенью автономии, и способствующие или полностью создающие произведение искусства. Ключевым элементом в generative art является существование некоторой системы, которой художник частично или полностью передает контроль над созданием произведения искусства». Если в древности художники считали, что их руками движет бог, демон или какая-либо иная сверхчеловеческая сущность, то представители generative art вполне сознательно перепоручают работу машинам и программам. Как художники древности видели в самоустранении человека из производимого им предмета знак истинной свободы, также и художники, принимающие модель generative art, пытаются создавать искусство, свободное от каких-либо внешних влияний. Если представители абстрактного экспрессионизма использовали спонтанные движения кисти или беспорядочное разбрызгивание краски как способ рандомизации, то художники generative art постарались по максимуму исключить человеческий фактор. Ореол неопределенности, который Адорно увидел вокруг воображения, возник вокруг машин. Впрочем, в некоторых устройствах можно увидеть сочетание человеческого усилия и машинного исполнения, как, например, у датского художника Эске Рекса с его машиной для рисования, основанной на колебаниях двух маятников, приводимых в движение мышечной силой. Но даже в подобном случае человек принимает самое минимальное участие в создании произведения, основную роль берут на себя самоорганизующиеся системы. В России редко происходят события, связанные с данным направлением в искусстве. Таким событием стала выставка Александра Лысова в одной из башен Москва-Сити в декабре 2010. Художник развесил принты в небольшом выставочном зале, который благодаря своему расположению представлял собой, что называется, проходной двор, что усилило генеративный эффект. То, что работники и посетители бизнес-центра в случайном порядке спускались и поднимались по эскалатору, разделявшему надвое выставочное пространство, смотрели или не смотрели на работы, стало вторым уровнем рандомизации, если первым считать собственно разработанный художником алгоритм. Парадоксальная ситуация: различные устройства, с помощью которых разрабатываются и приводятся в действие алгоритмы, являются расширением человеческого мозга и моторики, тогда как общественные процессы, по сути, пресловутый человеческий фактор, в данном случае оказываются расширением математических алгоритмов. Любопытно, что в случае выставки Лысова ненамеренная генерация (восприятия) искусства при помощи людских реакций работает в том же ключе, как в случае работы немецкого художника Кима Асендорфа, где вариативность человеческого поведения сознательно обыгрывалась. С 14 по 29 апреля 2011 в галерее на Вспольном прошла совместная выставка Александра Лысова и Владимира Мартынова. Первый художник представляет, условно говоря, «чистый» generative art, он полностью передает порождающим системам контроль за производством искусства, второй добавляет более привычные способы создавать искусство, вмешивается в машинерию самоорганизующихся систем. «Для меня важнее спонтанность и интуиция, изображение проявляется в процессе работы, части его прорисовываются вручную на планшете», – уточняет Мартынов. Работы обоих художников нельзя назвать беспредметными композициями, так как это визуализация функций вместе с информационным шумом, ведь не назовем же мы беспредметным график. Подобная эстетизация математических функций и алгоритмов заставляет вспомнить пифагорейство. На примере этих двух выставок видны две первостепенные трудности, с которыми сталкивается generative art в России. В галерею на Вспольном приходят люди, так или иначе связанные с искусством, в Башне на Набережной произведения включаются главным образом в опыт случайных прохожих. Первое хорошо для продвижения художников, второе – для функционирования собственно generative art. Поэтому, вероятно, идеальное выставочное пространство для такого искусства должно объединять оба типа зрителей, профессиональных и случайных. Это было бы адекватно тем принципам, на которых строится generative art. Но на данный момент пространство с такими характеристиками, к сожалению, просто-напросто отсутствует. Вторая проблема заключается в следующем. Как пишет Владимир Левашов, работы Мартынова «создают иллюзию изображения, обладают сходством со множеством вещей». Это справедливо в отношении обоих художников, так как мозг воспринимающего ищет что-то знакомое в изображениях, придает им тем самым дополнительное значение. В работах Мартынова могут увидеть (и видят) попытку передать психоделический опыт, а в произведениях Лысова – что-то, напоминающее грандиозную систему автомобильных развязок, например. Но эти додумывания, костыли восприятия, однозначно бьют мимо цели. Вторая задача generative art в России сформировать культуру восприятия. Сайт Александра Лысова Сайт Владимира Мартынова Текст: Сергей Гуськов

Запись Две выставки generative art в России впервые появилась Aroundart.org.