Нахова Ирина - Aroundart.org

Лекция: Сергей Хачатуров о графике концептуалистов

Сергей Хачатуров — Fri, 07 Oct 2016 10:04:52 +0000

Как метод тотальной инсталляции или деконструкция соцреалистических символов концентрировались в рамках книжного разворота и как в детской книжной иллюстрации развивалось (современное) русское искусство

Запись Лекция: Сергей
Хачатуров о графике
концептуалистов впервые появилась Aroundart.org.

Открытия недели: 15 — 21 сентября

Елена Ищенко — Mon, 22 Sep 2014 14:12:12 +0000

Кураторские проекты Саймона Мраза и Виталия Пацюкова, персональные проекты Ирины Наховой и Александра Сигутина, выставка номинантов Премии Кандинского, ярмарка Cosmoscow и многое другое.

Запись Открытия недели: 15 — 21 сентября впервые появилась Aroundart.org.

Ирина Нахова: «На Венецианской биеннале я не была ни разу»

Анна Быкова — Tue, 16 Sep 2014 10:08:59 +0000

Ирина Нахова, «Рай», ЦСИ «Винзавод», до 26 октября Фото: Анна Быкова В пространстве Большого винохранилища ЦСИ «Винзавод» открылась выставка Ирины Наховой «Рай». Она продолжает серию сайт-специфик проектов «Винзавода»: инсталляцию художница создала специально для московского пространства. «Рай» является прямым продолжением знаменитых «Комнат», особого жанра, в рамках которого Нахова создает в качестве произведения самостоятельное пространство. Придуманный художницей еще в 80-е годы, жанр был переосмыслен Ильей Кабаковым в его «тотальных инсталляциях». В следующем году Нахова будет представлять Россию на Венецианской биеннале. Накануне открытия выставки на «Винзаводе» Анна Быкова расспросила художницу об ауре андреграунда, феминистском движении и последних работах. Анна Быкова: Вас условно относят к кругу московского концептуализма. Продолжаете ли вы мыслить свое творчество и сейчас в концептуалистской парадигме? Ирина Нахова: Мы просто вместе начинали, это мои близкие друзья и приятели, знакомые… Но сказать, чтобы я принадлежала именно к концептуализму, я не могу. Я была всегда немного в стороне или сбоку. Для меня концептуальная идея важна, но само исполнение тоже не менее важно. Для меня такого вопроса не стояло, к какому течению я принадлежу. АБ: Когда Вы уехали в США, какие-то американские концептуалисты повлияли на ваши работы? ИН: Я, можно сказать, никогда не уезжала. Я всегда жила на две страны, сидела «на двух стульях» с 1989 года. Это очень хорошо, ведь я смогла смотреть на разные культуры со стороны и сравнивать их. Собственно говоря, это и есть позиция художника. Дистанция дает правильную перспективу. Это как в истории, для правильной оценки событий должно пройти какое-то время. Так в идеале для Художника, а я говорю Художник всегда с большой буквы, потому что это романтическое представление, идущее еще со времен Советского Союза. Тогда художник был каким-то оракулом, хранителем тайн, пророком, потому что не было доступа к художникам андерграунда. Никто ничего не видел, выставок не было… Работы показывали только своим близким друзьям, устраивали домашние выставки, обсуждения, но это все был очень узкий круг. И для более широкой публики Художник становился пророком, потому что само искусство андеграунда было искусством сопротивления, откровения, нон-конформизма. То же самое с поэтами, которые издавались исключительно в самиздате… АБ: То есть была аура, ореол… И вы сейчас как-то продолжаете изнутри себя осмыслять именно в этой парадигме? ИН: Изнутри я не могу сказать, что всегда себя чувствовала пророком или героем подпольным… С 14 лет я знала, что занимаюсь уже своим делом, что это мое предназначение. Даже сейчас осталось это ощущение предназначения с большой буквы. АБ: Как это случилось? ИН: В детстве я не занималась каракулями… Но довольно быстро поняла, что я ничем другим заниматься не хочу, не умею и не буду. Что если дан тебе какой-то дар – какой, большой или маленький, неважно – ты должен его воплотить. АБ: В последних своих работах вы так или иначе обращаетесь к советской эпохе, к советскому тексту. С чем это связано и почему кажется актуальным сегодня? ИН: Я в отличие от Комара и Меламида, Эрика Булатова, Ильи Кабакова специально советским текстом никогда не занималась. Я в этом жила и это мне было неинтересно. Я все делаю только по крайней необходимости, иначе работа будет неинтересна ни мне, ни другим. Искусство – это инструмент узнавания, познания. Если я никакими другими методами не могу понять, что со мной происходит – или не со мной, но что-то важное – то искусство это единственное средство понять, что происходит. А мои последние работы – в Stella Art Foundation («Ремонт», 2012) и в «Рабочем и колхознице» (кураторский проект «Международный женский день», 2013) – это рефлексия не столько на окружающие события, но и на собственное прошлое. После смерти моих родителей остался огромный архив, в котором я до сих пор разбираюсь: письма, фотографии, фильмы 8-миллиметровые, которые снимал мой папа… С этим грузом – старости, смерти, болезней – и тем, что от меня скрывали и не проговаривали, когда я была ребенком (то, что мой дед был расстрелян в 1937 году в ходе сталинских репрессий), я и делала эти работы. Это история семьи и история страны… И это нужно помнить. И через историю своей семьи я пытаюсь понять историю Советского Союза и России вообще. В проекте «Ремонт», который был показан в Stella Art Foundation, я использовала и семейные архивные фотографии и фотографии, которые я делала и в Америке, и в России. Это был архитектурный коллаж из моей жизни, истории семьи и страны. АБ: В феминистской парадигме как вы себя видите? Вы считаете себя феминисткой? ИН: Да, безусловно, считаю. Это моя позиция. При том, что специально я не делала феминистских работ. Я не бежала с флагом впереди паровоза… АБ: У феминистского движения остаются сейчас какие-то актуальные задачи, какие были раньше? ИН: Общество сейчас, в том числе и российское, стало немного более толерантным, но это все равно кучка людей. А в принципе здесь конь еще не валялся. Как было наше общество патриархальным, так и осталось, – и это катастрофическая ситуация. АБ: В Америке по-другому? ИН: В Америке результаты феминистского движения 50–60-х годов очевиднее. В Советском Союзе все были подавлены одинаково: что женщины, что мужчины. Поэтому, может быть, внутри семьи и были патриархальные моменты. Но тогда стоял вопрос о правах человека вообще, а не какой-то отдельной группы. В начале существования СССР феминистское суфражистское движение сыграло свою роль, но оно было подавлено сталинизмом. При перестройке стало возрождаться движение за права других: феминизм, ЛГБТ-движение… Сейчас же все равно женщины меньше получают по статистике в России, а в Америке такого нет: там если приходишь в гости, мужчины таким же образом готовят, как и женщины, убираются… На бытовом уровне это противопоставление мужчин/женщин изжито. Никому не придет в голову сказать: «А ты пойди, посуду помой». У более старшего поколения это еще может случаться, но у тех, кто вырос после 60-х годов, это невозможно. Расизм изживается труднее. У совсем молодых людей вдруг вспыхивает расизм, у тех, у кого не было этого на памяти. Как у нас в России вдруг возрождается фашизм – это потому, что им в школе не объяснили. В Германии было всенародное покаяние – у нас нет! У нас не было попытки заклеймить сталинизм. Сейчас наоборот культ Сталина возрождается – я вижу его портреты в такси или в машине. Это чудовищно: при Сталине было истреблено лучшее в поколении, а люди это не помнят. В России главным музеем должен был […]

Запись Ирина Нахова: «На Венецианской биеннале я не была ни разу» впервые появилась Aroundart.org.

Губы, комнаты, Россия: косметический «Ремонт» Ирины Наховой

Анна Быкова — Wed, 31 Oct 2012 14:16:06 +0000

После выставки «Ремонт» в «Стелле» в Скарятинском художница Ирина Нахова кажется родительницей художницы Ирины Кориной. Старшая при этом точнее и четче, но тон тот же, стратегия та же: любовно-миметическое воспроизведение страшноватой абсурдистской действительности, заталкивание улицы в чулок и сушка детского белья на новогодней елке.«Ремонт/Renovation» Наховой – тотальная инсталляция эпохи «гезамкунстверк Путин». Пространство целой стены небольшого вытянутого зала занимает динамическая видеокомпозиция из всевозможных геометрических фигур, то и дело складывающихся в интерьерные оконные и дверные просветы, в которых наблюдается много и разное: московский ОМОН, площадная толпа, картинные образы, портреты членов Политбюро ЦК КПСС, среди которых удивительным образом обнаруживаются мученики режима – отец Павел Флоренский и поэт Николай Гумилев… Фраза считывается одна: «Марксизм вечен, потому что он верен». Левая стена затянута прозрачной пленкой – той, которой закрывают от пыли при ремонте разного рода отверстия и объемы – на пленке рисуются и двигаются силуэты людей, в одном из которых навязчиво узнается Владимир Левашов, арт-директор «Стеллы». Если повезет, его можно встретить выходящим из-под пленки, тогда он отвечает на вопрос, что это может быть и он. Это, должно быть, часть авторского замысла. На потолке в круглом нимбе проецируется бородатое лицо неподвижно сидящего, но иногда моргающего человека – очень сильно напоминающее дизайнера Дмитрия Черногаева. Это, наверное, Бог, Лидер и Люстра, висящий аккурат напротив стены, то и дело превращающейся в готический собор. В комнате есть звук – звук дрели с мелодическими переливами. Вот и все (правда, в соседней комнате демонстрируются еще какие-то чудовищные обломки «исчезающе-восстанавливающихся» фресок). Вся работа после просмотра кажется Платоновой пещерой с тенями, проекцией Государства в галерею, с типичным для концептуализма развенчанием советского и отстранением от настоящего, зачарованностью цивилизацией и неутолимой жаждой культурной Перестройки. Несмотря на радикализм Наховой, заявленный в пресс-релизе как «апокалиптическое переживание» и «не простое подкрашивание» «на границе между археологией персональной повседневности и архитектурой сверхличной вечности», работа ни к чему особенно протестному не призывает: в эпоху воинствующей стабильности это было бы странно. Еще страннее выглядит остранение переиначенного ленинского слогана про всесилие верного марксизма, писанного белым по красному, где «всесильное» заменено на «вечное». Что это? Психоделическая сублимация или концептуалистское неразличение? Между тем «культурная абстракция» Наховой – это успех, успех художника, из 70-х наследовавшего идеалистические потребности и аналитические способности всего течения; художника, способного к техническим свершениям и историческим обобщениям; художника, пришедшего через губы-матки и камуфляжные комнаты к многомерным динамическим конструкциям универсалистского характера. На встрече в Скарятинском Нахова рассказывала публике о своих прежних работах – показывала школьные тетрадки, в которых конспектировала и зарисовывала впечатления от внеклассного летнего чтения, из чего вывела, что московский концептуализм во многом обязан советской системе образования. Хорошо. Материал подготовила Анна Быкова

Запись Губы, комнаты, Россия: косметический «Ремонт» Ирины Наховой впервые появилась Aroundart.org.