Сорокина Ксения - Aroundart.org

Ксения Сорокина: Телесные практики

Яна Юхалова — Fri, 01 Apr 2016 09:07:31 +0000

Тема «своего / чужого», видеоарт, гравюра и практики перформанса в творчестве художницы

Запись Ксения Сорокина: Телесные практики впервые появилась Aroundart.org.

Открытия недели: 23 ноября – 6 декабря

Ольга Данилкина — Tue, 08 Dec 2015 13:51:00 +0000

Смотр скульптуры на Винзаводе, персональный проект Ксении Сорокиной, десять выставок молодых художников на разных площадках и другие открытия прошедших двух недель

Запись Открытия недели: 23 ноября – 6 декабря впервые появилась Aroundart.org.

Фальшивый куратор

Потрясающие Курочки — Wed, 12 Mar 2014 13:53:53 +0000

В постоянной рубрике «Текст художника» AroundArt.ru публикует документацию мокьюментари акции «Фальшивый куратор» арт-группы «Потрясающие курочки»

Запись Фальшивый куратор впервые появилась Aroundart.org.

В Стамбуле было хорошо…

Ксения Сорокина — Thu, 07 Nov 2013 08:55:22 +0000

How to have a good time with art — художница Ксения Сорокина в новой колонке расскажет о том, как, ничего не делая, наслаждаться искусством и путешествовать. Сегодня — о Стамбульской биеннале современного искусства. Я лежу в кровати в трехзвездочной гостинице. Я приняла душ, наверное, уже четыре раза, от меня будет пахнуть, как из парфюмерной лавки. Я иду шляться, просто чтобы убить время. Я купила крем, тапочки, дыню и туркиш делайт — специальность Стамбула. Улица начинается магазином сантехники и заканчивается обменом валюты. Я открываю дверь. Темно, зеркала, сайдинг, дюралайт и ни одной души. Напоминает ресторан «Бизе» в Бибирево — был в моей жизни такой момент. Я заказываю кебаб и ракию. Я жду. Я жду уже 18 часов. Они говорят, что я ничего не должна — «рус», «товарищ», «дача», «спасибо — до свидания» и смеются. Он опоздал на самолет. Мы ждем нашей очереди в археологический музей и целуемся. Судя по лицу молодого человека за его спиной, нас, может быть, и не посадят. Не посадят, а просто забросают камнями. Меня никогда не интересовала Ассиро-Вавилонская цивилизация и ее производные в виде культуры. Изразцы со львами, орлами и левиафанами (посвящение богине Иштар), вырванные из золотых ворот, кажутся американскими горками по сравнению с монотоном рельефов на тему «большую часть времени мы разъезжаем в колесницах, чтобы сражаться, а когда мы возвращаемся домой, то делаем сыр из молока коров, которых доили наши жены и дочери». Здесь же представлено обширное собрание глиняных табличек, сопровождаемых краткой экспликацией с указанием времени и имен правителей. Перевода послания почему-то нет. Вай-фая тоже нет. Уже полчаса стоим на дурак (остановка), у меня в руке пластиковый бардак (стакан). Не думаю, что разместить биеннале на нескольких площадках — это значит сделать ее более демократичной. Действительно демократичной ее делает бесплатный вход на все проекты, к тому же, все желающие могут получить каталог. Эксперимент Стамбульской биеннале, по словам кураторов Фулии Эрдемчи и Андреа Филипса, заключался в намерении представить выставку масштаба, несравнимого ни с одним другим художественным событием. «Публичное пространство, разобщенное, не объединенное единой идеей общество и возможно ли действовать сообща, вопреки всему». Изначально проект планировали осуществить на открытом воздухе, построив стены будущей экспозиции на территории парка Гези. Полгода спустя после оглашения этой идеи Стамбул захватила волна народного негодования и первоначальный замысел кураторов расположить выставку в публичном пространстве был отменен местными властями. Тема агорафобии, боязни открытого пространства, заявленная в кураторском послании, приобрела буквальные формы. Биеннале было решено провести в нескольких местах, традиционно использовавшихся для выставок: Стамбульском музее современного искусства ANTREPO, здании Греческой Академии и двух некоммерческих площадках SALT и ARTER. Несмотря на желание кураторов избежать репрессивной централизации, выставка в ANTREPO, главном музее современного искусства, производит впечатление основного проекта, а остальные его как бы эффектно оттеняют. Порой складывалось впечатление, что работы были просто распределены по точкам, так что мой рассказ рискует обернуться банальным перечислением того, что привлекло мое внимание. Важная составляющая проекта — дискуссии, которые должны развиваться вокруг таких тем как «пересмотр распределения пространства с точки зрения экономической справедливости», «искусство как достояние общества и его взаимоотношения с рынком», остались за пределами моего внимания, так как программа растянута на весь год. Я провела в Стамбуле всего четыре дня, к тому же, море иногда привлекательней дискуссий. 13 Стамбульская биеннале, Antrepo No 3, 2013, вид экспозиции // Фото: Servet Dilber и Ali Güler В основном выставки биеннале концептуально не привязаны к площадкам, на которых они расположены, возможно, за исключением здания Греческой Академии. Не знаю, можно ли здесь говорить о джентрификации, но это место претерпело множество изменений в силу социальных и экономических обстоятельств. Здание, скорее напоминающее замок, было построено в конце девятнадцатого века для обучения греческих детей в Стамбуле. Академия функционировала до 1988 года, а затем была закрыта из-за нехватки студентов, из-за демографического спада в 70-х 80-х. С 2001 по 2007 годы здесь размещалась начальная школа, после ее закрытия место сдается в аренду под корпоративы, выставки дизайна, распродажу шуб. Решением кураторов на время биеннале это место превращено в машину производства знания. Весь первый этаж занимает инсталляция, состоящая из блоков, условно представляющих рабочие кабинеты со столами, мастерскую и сцену. Со сцены читают стихи, девушка-перформер их творчески осмысляет в танце, в центре всей композиции — скелет. Вся обучающая машина огорожена, так что наблюдать за процессом приходится со стороны или с балкона. Мой приятель сказал, что это слишком 60-е на его вкус, я не возражала. Наверху — двухканальное видео Фалки Писано Body in Crysis — дневники трех людей, страдавших в разное время психическими заболеваниями перемежаются разговором о кризисе в музее как устаревшей форме репрезентации искусства. Domain, то есть «владения» Мартина Кордиано и Томаза Эспина — это инсталляция, которая представляет собой нормальную квартиру в буржуазном вкусе. При ближайшем рассмотрении оказывается, что все предметы здесь сломаны, разбиты и заново склеены. В проекте In The Prison of Santa Stefano Розеллы Бискотти рассказывает о месте заключения политических узников на юге Италии, которое сейчас превращается в элитный курорт. Попробовал бы у нас кто-нибудь джентрифицировать «зону» в Магаданской области. Safeguard Emergency Light System — семи-минутный фильм Бертилль Бак — о противостоянии жителей дома в Бангкоке, которому угрожал снос, с театральными эффектами (жители одновременно зажигали свет во всем доме и другие чудеса самоорганизации). (1 –3) Falke Pisano «Body in Crysis»; (4 — 6) Martin Cordiano и Tomas Espina «Domain»; (7 — 9) Rosella Biscotti «In The Prison of Santa Stefano»; (10 — 12) Bertille Bak «Safeguard Emergency Light System» // Photo: Servet Dilber Я открываю дверь. Все по прежнему — сайдинг, дюролайт и плексиглаз облитый блеском. Мы — единственные посетители за исключением двух женщин за соседним столиком. Он говорит: «Сто процентов, что это бордель». Я отвечаю: «Поменяй своего драгдиллера, просто немного в локальном стиле ресторан, здесь мало людей, но они все хорошие». Он говорит, что когда я отлучилась ненадолго, эта симпатичная анарексичка в белом посылала ему воздушные поцелуи. Дальше было небольшое паломничество проституток к нашему столу. Они решили со мной, как с коллегой, познакомиться и поговорить на тему, чего это я тут забыла в своем голубом платье в горошек. Светлана из Азербайджана, Марина из Молдавии, почти все союзные республики представлены. Мой друг заявил, что русские женщины за границей занимаются тремя вещами — собственно, проституцией, уборкой и уходом за стариками. Я возразила, что еще иногда искусством и попросила уважать мою страну. За спиной блестят черные глаза клиентов, страшно обернуться. Проект в ANTREPO тщательно выверен и срежиссирован. Начинается с философского видео […]

Запись В Стамбуле было хорошо… впервые появилась Aroundart.org.

Все время разные виды из окна

Сергей Гуськов — Wed, 19 Oct 2011 14:04:52 +0000

Бывает, у художника нет мастерской. С этим неудобством можно смириться. Но, бывает, у художника нет не только мастерской, но и постоянного места жительства. Художники Ксения Сорокина и Данила Зинченко, столкнувшиеся с этой трудностью, рассказали каждый о своем случае. Сергей Гуськов: Сейчас у тебя нет постоянной жилплощади. Тебе приходится перемещаться по квартирам друзей, находить случайное жилье. Ксения Сорокина: Да, к сожалению. Одна моя подружка пошутила, что бог, как иудеев, обделил Ксюшу Сорокину землей. СГ: Но иудеи, в итоге, решили эту проблему. А Ксюша? КС: Ксюша пока не нашла себе землю. Хотя Москва, к счастью, и не пустыня, приходится скитаться, ходить. За последнюю неделю я поменяла четыре точки, где ночевала. Завтра я снова переезжаю, пока еще не решила куда. Следите за подробностями, звоните. СГ: Какие есть еще варианты? КС: Во-первых, когда нет жилья можно весь день сидеть в кафе. Там есть интернет, это очень удобно, потому что, живя в таких условиях, нужно поддерживать связи с большим числом людей. Но, с другой стороны, в кафе тратится много денег. Во-вторых, вариант быть в гостях, но его нужно беречь, потому что если часто приходить в гости, то просто надоедаешь хозяевам. Вот и приходиться сидеть в кафе. Сейчас мой район — Таганка, Китай-город… Я там ошиваюсь. У меня еще есть два неоприходованных ресурса, два резерва: квартира подруги, которая живет на Таганке, и Сергей Огурцов. Он тоже предложил пожить у него какое-то время, где-то неделю. СГ: Случались забавные ситуации в связи со всей этой неустроенностью? КС: Да. Например, позавчера я стояла голая за церковью и переодевалась. Действительно, большая часть жизни, особенно летом, проходит на улице. Однажды я сидела во дворе, ждала, когда придет моя подруга с ключами, откроет мне, и я смогу переодеться, положить вещи. И тогда я познакомилась с актрисой Маргаритой Тереховой, мы с ней гуляли по Москве. СГ: В каком-то экзистенциальном плане Москва принадлежит тебе? КС: Некоторые районы были мной апроприированы. Хотя, конечно, они мне не принадлежат, даже не взяты в аренду. Не хочется говорить слово «мечу»… СГ: Твои личные вещи раскиданы по всей Москве, а ты сама ходишь одетая отчасти в личные вещи других людей. От каждого временного места жительства, от всех друзей, с которыми ты общаешься и у которых бываешь в гостях, у тебя остается что-то; что-то твое, наоборот, остается у них. Какие ощущения в связи с этим? КС: Чувствую ли я ауру других людей, когда хожу в их одежде? На самом деле, если бы я об этом думала, я бы сошла с ума. Без рефлексии: берешь чужую вещь, как подонок, или спрашиваешь, можно ли взять, надеваешь и идешь. Я одичала, надо сказать. Могу в холодильник залезть. СГ: У группа Война, с которой ты какое-то время тусовалась, также была такая практика жития-бытия… КС: Я шлялась по Москве с Войной, но тогда я жила у своей сестры, и все было по-другому. СГ: То есть этот способ существования органично вырос из твоей жизни, из твоей художественной практики? КС: Да, это часть моего художественного метода. СГ: Кстати, как влияет нынешнее твое положение на искусство? КС: Сильно влияет, конечно. Во многом я ощущаю свое положение бессознательно. Все время разные виды из окна. Ведь это же касается даже как каких-то мелочей, так и содержания квартир, книг и людей в них. Все это, естественно, отпечатывается. В подобных ощущениях есть определенная прелесть, когда ты не понимаешь, где проснулся и как тебя зовут, но не потому что ты напилась, а потому что слишком часто все меняется. СГ: Да. Одно дело, когда у художника нет мастерской, на что многие жалуются, а другое — нет постоянного жилья. КС: Скоро, наверное, уже не будет меня. Я буду состоять из частей своих знакомых. Опасность в том, что сложно сохранить свою идентичность в таких условиях, как у бомжей. Она просто истирается. Остаются только инстинкты, аппетит, такие вещи. Я стараюсь просто не думать об этом. Мне было очень плохо, если бы я еще и размышляла, можно ли так жить, нормально ли это. СГ: А какое у тебя трудовое положение в этот момент? Случайная занятость? КС: Делаю перформансы. Вообще я устроилась в Гараж. Плюс какая-то подработка, но я работаю не дома, как обычные фрилансеры, а на месте работы. СГ: Место работы становится местом, где можно провести время. То есть это даже плюс. КС: Да. Можно было бы жить, конечно, в Гараже или на Артплее, на основном проекте, поддерживать одну из работ… СГ: В итоге, ты собираешься прекратить эту неустроенность? Сколько уже длится данный период твоей жизни? КС: Я уже мечтаю изменить образ жизни. Летом я была не в Москве, путешествовала, было прекрасно, а так три месяца скитаний по Москве. Сергей Гуськов: Как давно ты остался без постоянного места жительства в Москве? Данила Зинченко: Если считать с того момента, как меня выгнали из общежития, то, наверное, года с 2008. А! Нет! Вру. Я потом жил у подружки. Плюс-минус три с половиной года. СГ: Три с половиной года с перерывами? ДЗ: Нет, я все время кантовался. СГ: То есть для тебя это уже нормальный опыт? Ты привык? Нет особых проблем с отсутствием постоянного жилья? ДЗ: Да. Когда я приехал в Москву, я жил в общежитии. Потом я долгое время жил у подружки. Потом мне пришлось какое-то время пожить у мамы, а сейчас я опять в странствиях, потому что, по понятным причинам, с родителями как-то тесно. Сейчас я живу у своего друга Димы Венкова. СГ: А какие ощущения привносит в твою жизнь такое жилищное непостоянство? ДЗ: Ощущение, что у тебя мало вещей. Ты знаешь, что в любой момент можешь собрать сумку и переехать хоть в другой город. Вещей у меня практически нет. Есть какие-то книги, но я их беру, читаю, потом отдаю, то есть, в принципе, у меня их нет. Есть раздолбанный компьютер, пара пакетов со всякими артефактами, связанными с творческими практиками, старые негативы и все. Ощущение, что тебя ничто нигде не держит. Случись пожар, максимум ценного что я потеряю будет паспорт и несколько файлов с ценными артефактами. СГ: Ты живешь у друзей. Они дают тебе свои вещи, часть твоих вещей остается у них. Постоянно происходит смешение с чужой жизнью. ДЗ: Да. При переездах много вещей выбрасывается. Даже пословица такая есть: переезд — полпожара. У меня была огромная коллекция старых значков, […]

Запись Все время разные виды из окна впервые появилась Aroundart.org.

Интервью со студентом ИПСИ (2010–2011г.) Ксенией Сорокиной

Мария Фомина — Fri, 28 Jan 2011 12:58:20 +0000

Ксения Сорокина художник, 24 года, г. Астрахань 1. Лучше я расскажу, как я съездила на Путиловские пруды на крещение. Это было самое яркое впечатление за неделю — огромная прорубь, стоят ОМОНовцы, голые девушки, мужики, бабы.. Женщина в белой рубашке нырнула в прорубь, перекрестилась, вынырнула, сняла трусы и пошла. У меня в голове не укладывается — перекрестилась, сняла трусы. Сама я человек не религиозный, ехала туда за впечатлениями — очень люблю народные гуляния. Если бы я умела фотографировать, или хотя бы если у меня был фотоаппарат, то я всё время это бы снимала. Думаю любовь к народным гуляниям у меня от Кустодиева — он тоже из Астрахани. Недавно я была в кафе «Зефир» в Бибирево, там тоже удивительная жизнь — светомузыка, огоньки, светящаяся барная стойка, ар-деко, официантка по имени Эрика, приносившая нам сахар и чай с мятой. В этом кафе сидели страшные люди, они мыли пол прямо под нами, тыкая в ноги швабрами, думали они про нас самое плохое, и мы знали с приятелем моим, что если мы не заплатим, то живыми мы не выйдем. 2. Закончила я Астраханское художественное училище, диплом писала в папиной художественной мастерской. Пожалуй, это было самое прекрасное в той жизни. В училище я уже больше просто болталась ‚получала свои тройки, удовольствия никакого. Да, отец у меня художник, и мама тоже художник, я много работала с отцовскими эскизами. Сейчас он искусством не занимается. Мой отец – монументалист. В Астрахани есть кинотеатр «Юбилейный» с его мозаиками. Маленькой, мне они очень нравились, и когда я узнала, что это его мозаики, то мне было очень радостно, что мы с отцом родственники. Я тоже очень хочу заниматься монументальными вещами, но у меня нет мастерской. Хотя пару раз, когда я участвовала в выставках в Третьяковке, делала большие работы, как раз по эскизам отца. Всё это происходило дома, в комнату помещалась моя работа и кровать, но я пишу акрилом, поэтому это не так страшно. 3. В Астрахани художественной жизни как таковой нет: есть одна художественная галерея и художественное училище, которое основал ученик Репина. Сейчас в этом училище рисуют только салон: золотая осень, лотосы, вид на кремль. Мои бывшие однокурсники в основном сейчас преподают, одна девочка поступила на иконописца, кто-то уехал, поступили в Суриковский, в Пед. Мы с моей компанией делали перформансы в то время, ещё не очень представляя, что это такое, проходило это чаще в формате вечеринок. 4. Я уже четвёртый год в Москве. Очень люблю этот город, но всё же хотелось бы поехать куда-то в Европу поучиться. Я не понимаю, как я здесь живу — меня поддерживают друзья и родственники. Сейчас живопись для меня — это что-то вроде трудотерапии. На данный момент мне интереснее перформанс. В плане перформанса, мне помог МХАТ, когда я училась там на режиссёра, мы делали много этюдов. Перформансы у меня почти все личные, я всегда всё делаю через свое отношение и работаю с тем, что меня интересует именно в данный момент. Инсталляции я тоже делаю, меня захватывает тема ожидаемого и того, когда что-то оказывается не таким, как кажется, хрупкость поверхности. 5. Я посещаю лекции в ИПСИ периодически года три и безусловно они полезны — вот Рансьера наконец прочитала, несколько работ придумала. Когда заново проходишь этот круг (прим. автора: здесь Ксения имеет в виду историю искусств), то мысли появляются новые. Делёза я считаю виновным во всех моих бедах. Может это какое-то недопонимание с моей стороны, но когда он говорит, что нет ни пола, ни возраста, ни инцеста, а есть только механизмы желания, желающие машины.. Автор интервью Мария Фомина

Запись Интервью со студентом ИПСИ (2010–2011г.) Ксенией Сорокиной впервые появилась Aroundart.org.