Поле молчания. Часть 2

182        2       

продолжение интервью с группой ВВЕРХ

Что за реальность у вашего искусства? 

Настя Дергачёва:
В моем понимании материя — это одна из категорий, с которыми мы работаем при помощи смежности, переноса, метонимии, осуществляя прикосновение. Прикосновение к абстрактным понятиям смерти, памяти, категориям пространства, единства и множества через взаимодействие с персонажем или материалом, который переносит из абстрактного в физическое. А форма реализации — видео и объекты, перформансы.

Михаил Максимов:
этот вопрос я не понял…

Пётр Жуков:
Сложно описать словами то, что лежит за их пределом. Но можно попытаться обозначить некоторые векторы: невыразимое, утопия космоса, метафизика, реальность непосредственно, как она есть.

Откуда космологические мотивы?

Настя Дергачёва:
Отсылки к космизму первоначально появились из-за работы с грунтом и захоронениями. Прошлой зимой мы с Мишей Максимовым и Даней Зинченко записывали звук на могилах писателей и ученых — среди них были Вернадский, Платонов

продолжение интервью с группой ВВЕРХ

Что за реальность у вашего искусства? 

Настя Дергачёва:
В моем понимании материя — это одна из категорий, с которыми мы работаем при помощи смежности, переноса, метонимии, осуществляя прикосновение. Прикосновение к абстрактным понятиям смерти, памяти, категориям пространства, единства и множества через взаимодействие с персонажем или материалом, который переносит из абстрактного в физическое. А форма реализации — видео и объекты, перформансы.

Михаил Максимов:
этот вопрос я не понял…

Пётр Жуков:
Сложно описать словами то, что лежит за их пределом. Но можно попытаться обозначить некоторые векторы: невыразимое, утопия космоса, метафизика, реальность непосредственно, как она есть.

Откуда космологические мотивы?

Настя Дергачёва:
Отсылки к космизму первоначально появились из-за работы с грунтом и захоронениями. Прошлой зимой мы с Мишей Максимовым и Даней Зинченко записывали звук на могилах писателей и ученых — среди них были Вернадский, Платонов

«Некрофония» .

Физическое соприкосновение барабанными перепонками с пустотой и наполненностью, находящейся внутри могил, поражает. Сам грунт становится носителем, а работа транслирует накопленную в нем информацию. О вибрациях, «которых не лишены молекулы и прах умерших, и которых нельзя пока открыть никаким микрофоном» писал зачинатель космизма Николай Федоров в «Статьях о регулиции природы». Мы эти вибрации открыли при помощи нехитрового устройства — стетоскопа, соединенного с микрофоном. А потом уже стали читать Федорова, Вернадского и Циолковского. Федоров пытался осмыслить родство живых и мертвых, коллективное разумное созидание. Космос в его понимании является средой, в которой возможно воскрешение умерших. В текстах любимого нами Платонова почва часто обладает лечебными свойствами, помогает человеку обрести целостность. Можно сказать, что сверхъестественный терапевтический фактор объединяет почву и космическое пространство.

Даниил Зинченко:
Космологические мотивы начались, когда мы делали «Некрофонию» с Настей Дергачевой и Мишей Максимовым. Слушали могилы, встроив в стетоскоп микрофон, и записывали звук. Федоров с его всеобщим делом ради воскрешения и пришелся тут как тут. Ну и космос давно связан с русской культурой. И вверх — просто единственно верный вектор движения, к сожалению не всем людям доступный, но мы его таковым стараемся сделать с помощью творческой практики.

Михаил Максимов:
Платонов, Фёдоров, Вернадский. Каждый из них на своём рубеже — поэтическом, философском, научном разработал такой мотив.

Пётр Жуков:
В сложившейся ситуации невозможности делания чего-либо, мы искали возможные альтернативные пути для движения культуры и социального, и нашли решение в обращении к утопии космизма и другим авторам, мыслителям и деятелям начала 20 века: Фёдоров, Платонов, Вернадский, Авраамов, Чижевский и др. Отталкиваясь от их идей и реальности мы пытаемся выстроить ситуация для движения культуры, в определённом направлении.
Думаю даже простое соотношение себя с космической реальностью, его масштабами, временем, смыслами — должно прибавить человеку вменяемости, в смыслах близких к функционалу momento mori в старые времена.

В чем эксперимент и паранормальность ? 

Настя Дергачёва:
«Экспериментал паранормал» — это найденная надпись. Она была на деревяшке в мишиной работе про шахматы. Обе дачные выставки — это эксперимент. Когда мальчики предложили вытащить генератор на лед и подвести к нему несколько телевизоров, кто-то говорил, что ничего не получится, будет сильный шум, провода на снегу, что что-нибудь заискрит. Но вроде бы пострадавших нет.

Даниил Зинченко:
Эксперимент в неизвестности. Мы никогда не знаем, приедет ли вообще кто нибудь на выставку, в грязь или в снег. И не взорвется ли телевизор на морозе. И будет ли работать компьютер во время перформанса «ФИНАЛ». И т.д. А паранормальность — это из надписи на заборе. Было написано «ЭКСПЕРИМЕНТАЛ ПАРАНОРМАЛ».

Михаил Максимов:
Экспериментал — это надпись на лыже, которая входила в мой псевдоассамбляж «Шахматная кормушка».

Пётр Жуков:
Экспериментал/паранормал — это редимейдная фраза из мишиной работы “Игра в шахматы с птицами” на дачной выставке. Если попробовать расшифровать, то паранормальность в невыразимом и в метафизике работ и пространств, а эксперементальность в освоении новых пространств и путей действия.
Можно сказать и так: эксперимент в ходьбе не по дороге и, даже, не по тропинке, а непосредственно по паранормальному лесу, — в большей степени ирония, конечно.

Вдохновлялись ли вы «Поездками заворот» КД ? переосмыслили или совсем не отсылаетесь ? 

Настя Дергачёва:
В поездках за город был важен эскапизм из тоталитарного пространства. Мы ищем альтернативу авторитарному пространству, это если говорить об обществе и форме власти. Само бегство, а также визуальное соотнесение поля и участников напоминает зрителю о КД. Однако, как я уже говорила, перемещение, ожидание и вообще действия приглашенных людей не являются телом работы. И нет такой дотошной документации этих действий. Телом все-таки являются объекты в пространстве.

Даниил Зинченко:
Я лично вдохновлялся до ВВЕРХ. Потом подостыл. А когда их везде выставлять тут в Москве стали и они как-то уж совсем опопсовели, интерес почти потерял. Хотя их вклад в искусство как ритуал неисчерпаем. Ну а как переосмысливать? Единственное сходство их и нас в том, что на природе, и все. Точнее мы на природе (как состояние), а они за городом (как география). Они ж акции делали, мы выставки и иногда перформансы (в квартирных галереях в основном). Ну сложно переосмысливать. Скорее Роскосмос надо переосмысливать.

Михаил Максимов:
Радуемся этим поездкам как радуются весёлым проделкам друзей.

Пётр Жуков:
КД — важная часть истории, уже укоренившаяся и растворившаяся в культуре настолько, что не возможно будучи вменяемым не пользоваться их теоретическими и практическими наработками, так же как и авангардом и другими свершившимися явлениями.
Но, если говорить непосредственно о нашей деятельности, то из общего тут только загородное место действа — суть происходящего, сами работы и даже метафизика другого уровня, смысла и метода действия. То есть общего, по сути, столько же сколько и с Нам Джун Пайком у нашей последней выставки “Поле молчания”, где было множество телевизоров в поле. И безусловно мы переосмысляем, в том числе, и его наследие, но это совсем непервостепенно по отношению к нашим работам.
Тут, к сожалению, проявляется и узость отечественного арт-поля и любовь к навешиванию простых ярлыков: если в поле, то КД, а если х/м, то Репин?

Пусть каждый из художников группы скажет пару слов о своей работе.

Настя Дергачёва:
Год назад я ехала в Хлебниково без каких-либо задумок. Мы много времени проводили на свалке в поисках вещей, и я обнаружила набор разных знаков, буков и закорючек. Эти письмена я собрала в текст. Получилось письмо, в котором один персонаж признается другому: «Айсу, я быль с Абдула». Отправлено письмо из города Донецка, а получатель живет рядом со станцией «Хлебниково».
В этом году на «Поле Молчания» в нескольких работах есть общий персонаж — Родина-мать, не только у меня, но еще у Дани и Миши.
«Мама вверх» — это видео-обряд, в котором я инициировала Родину-мать в ряды объединения «Вверх», отдав должное ее труду стояния с поднятой рукой на массовом захоронении — Мамаевом кургане. Родина-мать является в моем понимании посредником между захоронением и космосом. Миша в своей работе реализовал смежность грунта на кургане и скульптуры, в его видео стоящая уже на льду в Хлебниково Родина-мать разрывается, высвобождая прах, который тонкой струйкой поднимается в космос. Перед этим Даня парит Родину-мать в бане, делая ее при помощи пара легче. Я также показала коротенький
эпизод из будущей работы 
— мифов об отношении Родины-матери и Гагарина как матери и сына, о ее бегстве вверх и полете Гагарина в космос в попытке вернуть мать.

Даниил Зинченко:
Я, Даниил Зинченко, официально заявляю, что забыл, где моя работа, а где еще чья-то.

Михаил Максимов:
Моя видео-работа показывала монумент Вучетича «Родина-мать» , перенесенный с кладбища Мамаева Кургана в реальность поля, который будучи созданным мной из почвы вперемешку с сияющими костями предков медленно уплывал в космос, распадаясь на тысячи останков. В ходе разработки этого видео мне пришлось хакнуть волгоградский сайт и украсть там все 3д-модели скульптурного ансамбля. Пользуясь случаем, хочу извиниться за это действие.

Пётр Жуков:
В группе не педалируется авторство как таковое, большая часть работ создаётся коллективно, некоторые даже не подразумевают возможность авторства. И хотя часть работ всё же имеет определённого автора и существует самостоятельно за пределами объединения, на выставках работы представляются без указания авторства. Что связано в большей степени не с позицией отказа от авторства (авторство всё же помимо прочего сохраняет факт ответственности), а желанием чтобы выставка воспринималась как единое тело, а не дробилось по привычке на прочтение по отдельным авторам, а не через работы.
Поэтому я бы хотел рассказать про коллективную выставку акцию “Финал”, которая прошла летом 2010 года в квартирной галерее Brown Stripe. Она проходила одновременно с финалом Чемпионата мира по футболу — в реальном времени обрабатывалась трансляция матча и изображение хромокиилось по зелёному (футбольное поле делолось прозрачным) и под него подкладывались обработанные схожим образом полуфинальные и четверть финальные матчи чемпионата. Такое, провисающее между нарративом соревнования и картинностью абстрактной цифровой каши из множества множеств игроков и ракурсов, видео транслировалось по телевизору в галерее для авторов и зрителей и комментировалось приглашённым критиком-комментатором Александром Евангели, который следил за матчем в отдельной комнате с “нормальной” телетрансляцией, и это всё вместе транслировалось также через телеантенну в телесеть дома. Здесь для меня кажется привлекательным и выразительным для описания метафизические моменты в ситуации, сокрализации пространства, и момент комментария по отношению к сложноразличимой реальности (то что видели зрители на телевизоре) от голоса, обладающего полной и неискажённой информацией (Александр сидел в другой комнате, присутсвовал в галерее только голосом и наблюдал неискажённую трансляцию), но интересующегося другими вещами, косвенно связанными с происходящим (Евангели до этого никогда не смотрел и не увлекался футболом).

видео с выставки